Послали 40-ю армию в конце 1979 года на чужбину, послали по вздорной прихоти, и она усердно, на протяжении многих лет, пыталась заслужить любовь и расположение стареющих, и слегка выживших из ума родителей. Заслали в чужие края, чтобы покой она охраняла, значимость и силу империи преумножала, чтобы содействовала расширению и процветанию владений, и без того бескрайних, неохватных. Но поскольку империя была не совсем обычной, и последней, по сути, империей ХХ века, выходило в ней вечно все наоборот.
Вместо того, чтобы получать прибыль от подвластных земель, отдавала свое кровное, делилась последним куском, и могущество ее таяло.
Подданные великой империи не ведали, отчего живут они плохо, почему никак не наступит обещанное давным-давно, на заре Советской власти, процветание и изобилие; они искренне верили в богов, которые выдумали и создали империю; подданные были романтиками, людьми наивными, они любили слушать обещания, верили в чудеса, и в мыслях допускали, что чудо запросто может произойти в любой момент, как в русской сказке, в которой выплывает вдруг золотая рыбка и исполняет все желания.
Впрочем, особого выбора у них не было. Сравнивать свою империю было не с чем.
– Если вы никогда не видели японского телевизора, советский телевизор – самый лучший в мире, – как-то, после поездки по дуканам, с горечью сказал капитан Моргульцев.
…еще он любил повторять, что «советские часы – самые
быстрые в мире, а советский паралич – самый
прогрессивный»…
Армия великой империи, которая, по сути дела, более тридцати пяти лет воздерживалась от крупных боевых операций, вдруг решила поразмяться, поупражняться в реальных условиях, проверить, все ли оружие, созданное в последние годы, действует должным образом, испытать технику новую, проверить в деле командиров и тактические разработки, которые они усваивали в училищах и академиях; Армии Советской нужен был враг, а поскольку враг не нападал, решили, что пора самим что-нибудь придумать, какой-нибудь дальний поход организовать, благо идеологи к этому времени закончили работать над очередной главой из сказки о мировой революции. Глава называлась Афганистан. В ней, как всегда просто и убедительно, доказывалось, что возможен, в отдельных случаях, переход страны сразу из феодализма в социализм, минуя промежуточную, капиталистическую стадию.
Мышцы при долгой езде на броне затекают, – вот также и Армия и идеология устали сидеть без дела, на привязи, притомились от ожидания.
Извиниться и уйти гордость не позволяла, ошибки признавать империя не умела. И с первых дней своего существования жизнь 40-й армии пошла наперекосяк.
…как там все на самом деле решалось с Афганом? поди разузнай! а
коли промах дали – обидно… за дурачков нас держать не надо!
повоевали несколько лет, понятно стало, что не клеится, надо тактику
менять, нельзя упертым быть, надо хитрить… или уж прекращать
церемониться и крушить их всей мощью…
…геополитику и мы понимаем, даже на уровне взводного, не
маленькие… на то и вооруженные силы, на то и десантные войска,
чтобы страну оградить от внешней опасности, чтобы первым удар
нанести, так сказать, привинтивно, чтобы разгадать задуманное
противником и пресечь! и слабоумному понятно: в маленьком
Афганистане две идеологии столкнулись, уперлись рогами, и будут
биться до конца… нашла коса на камень!.. с кремлевской колокольни-
то им, поди, видней… больше обозреть удается, дальше, вперед
заглянуть… тут не все так просто… не все нам известно… много
подводных камушков… так что, опять же, лучше и не спорить… лучше
не противиться, не заниматься мазохизмом… коли сам не все до
конца знаешь… есть приказ – вперед… на старости лет, в отставке
анализировать будем… к тому времени все и разъяснится…
надеюсь… а сегодня задача простая – не споры вести о мировой
революции, а духов давить…
…никто не спорит, мы гильзочки от мелкашки по сравнению с теми,
кто верховодит в политике – с тяжелой артиллерией… для меня
рамками полка все определяется, я и дивизию, при всем желании, не
увижу, а им вон какой широкий охват нужен – вся страна, все военные
округа, вся промышленность, и за бугром, что твориться, вынюхать,
разведать, чтоб опередить америкашек, чтоб не пасть лицом в
грязь… видят ли? должны! все ли учли? не могли не учесть! тогда и
вопросов быть не должно! надо – так надо! обрисуйте картину – мы
поймем! и победим! не отступим! только потом на своем стойте,
потом не переиначивайте мнения и точки зрения, чтоб уж до конца
вместе! интернациональный долг, так интернациональный долг!
самое опасное – половинчатость! самое обидное – когда кто-то назад
пятится! и грош цена тогда подвигам и орденам русского солдата…
не чувствуешь, что выдержишь до конца, так нечего и вызываться в
драку!..
Вечером утомительная жара отпускала. Свежело, особенно на сбереженных тенью аллеях на территории штаба армии. Суета у бывшего дворца Амина, трехэтажного каменного массива с колоннами на высоком холме, почти за городом уже, и в самом дворце, где располагалось командование 40-й армии, затихала до восхода, становились люди раскрепощенней, в настроениях и в формах одежды.
В декабре 1979 года дворец сильно пострадал, когда империя приказала ликвидировать тогдашнего лидера Афганистана Хафизуллу Амина. По иронии судьбы, Амин, настоятельно призывавший Советский Союз ввести в страну войска первым от удара этих войск и погиб.
С годами на прилегающей к дворцу территории выросли многочисленные военные части. На небольшой, размером в несколько квадратных километров территории, усердно охраняемом от самих афганцев, построили городок, и установили, как заведено, советскую власть, в одном отдельно взятом районе Кабула.
За домом офицеров в открытом кинотеатре, прямо как в черноморском санатории, крутили художественный фильм, и реплики из картины повисали в воздухе над прохаживающимися вдоль аллей редкими парочками.
Промчался к выезду в город на красных «Жигулях» кто-то из гостивших в штабе армии советников.
Из полумрака вынырнули четверо солдат в бронежилетах, касках, с автоматами за плечами. Их вел сержант, сменявший посты. Один из солдат прятал в кулаке сигарету, и так, чтобы никто со стороны не приметил, время от времени затягивался, выпуская дым вниз, под подбородок. Они подошли к магазину военторга, остановились, постояли с полминуты, один за другим, повернув головы вправо, и через стекло высматривали в освещенном, пустом зале заграничные товары: обувь, спортивные костюмы, японские магнитофоны, недоступные по ценам для солдатни.
В дневное время попасть сюда солдату вряд ли бы удалось, не солдатское это дело ходить по магазинам, никто не отпустит его из части, да и денег на то у солдата нет; оставалось вскользь, урывками наслаждаться импортным изобилием. Мечтать о лучшей жизни никому не запрещено, даже солдату.
– Фирма!
– Кто носит фирму Адидас, тому любая баба даст!
– Топай, валенок сибирский! – приказал сержант.
После ужина в кругу таких же как и он сам генеральских чинов и партии на бильярде в гостинице Военного совета, выстроенной у подножия дворца, Сорокин вышел на улицу. Накормили очень вкусно, по-домашнему. Специально для генералитета готовили, продукты выделяли особые, закуски. И официанток отбирали в гостиницу Военного совета милых, приятных, с хорошими внешними данными.
Сорокин высвободился от различных приглашений в гости, решил отдохнуть от застолий, проветриться перед сном, лечь пораньше спать, чтобы утром с ясной головой лететь на боевую операцию. Генерал переоделся в тренировочный костюм, вышел на улицу, покурил, отправился на прогулку по городку. Он расслабился, отключился от дневных забот.
Его никто не узнавал в лицо, не брал под козырек, не приветствовал, и это нравилось генералу, это означало, что он здесь временно, без определенной штатной должности, не обремененный ответственностью за повседневные вопросы, связанные с боевым управлением и личным составом. В то же время, он был наделен, и факт этот придавал генералу неописуемую гордость, большими полномочиями, ответственностью, впрочем, известными и понятными только узкой группе лиц армейского командования в Кабуле и в Москве. Ответственность эта сводилась к вопросам партийно-политической работы, а значит, касалась всех и каждого.
