медленно двинулся к своей юрте. А за ним поплыла вся его свита.
— Для нас самое главное — сытно покушать. А слова хана ничего не значат. — Тихонько шепнул другу Мерген.
— Ты, друг, прав, — тот подмигнул Мергену.
Обслуживающие джигиты подносили большие деревянные чаши вареного мяса и курдючного сала. Бараньи головы подавались аксакалам. Тут же подавался наваристый бульон.
Проголодавшаяся басмаческая орда, чавкая и сопя торопливо орудовала челюстями и ножами, кто как мог. Если взглянуть бы на них со стороны, можно было подумать: не люди сидят полукругом, а пестрое воронье усеяло пространство.
После обильной пищи басмачи, ведя в поводу коней, пошли к кустарникам на отдых. Хан со своими приближенными отдыхал в юрте.
Лагерь басмачей, недавно кишевший как муравейник, затих. Только наблюдатели бодрствовали, завидуя тем, кто сладко спал в тени…
Хан не успел положить голову на свернутый чапан, как его начали одолевать кошмарные сны.
Мулла тоже хотел прикорнуть, но сон никак не шел, хотя он и шептал молитвы. Видимо, жирная пища плохо действовала на его желудок.
Не прошло тридцати-сорока минут, как хан громко застонал во сне, вскочил и произнес: "Аллах!.."
Пот градом катился по его бледному лицу, губы дрожали, он не мог вымолвить слова.
Мулла тоже вскочил.
— Тахсыр-хан, что с вами? Вы нездоровы? На вас лица нет!
Хан, приблизившись к мулле, зашептал ему в самое ухо:
— Сколько лет живу на свете, такие сны еще не снились. Растолкуйте мой сон, но никому не говорите, — предупредил повелитель. — Как будто я со своим войском иду в поход. Рядом со мной несут наше белое знамя. Я не еду, а лечу на сером коне. То и дело оборачиваюсь и любуюсь своей конницей, которой нет конца. Думаю: "С таким огромным войском я покорю весь мир". Вдруг внезапно со всех сторон налетают кызыл-аскеры с обнаженными клинками. Я приказываю своим джигитам уничтожить их. Закипел жестокий бой. Все перемешалось. Вдруг на меня с обнаженной саблей налетает один аскер, здоровый, страшный. Я хочу поднять свою саблю и ударить его. Не могу. Хочу крикнуть, позвать на помощь — голос пропал. Аскер ударил меня по лицу, выбил передние зубы и ускакал. Но я не почувствовал боли. В это время несколько моих джигитов подъехали ко мне, и мы поскакали дальше. Вдруг передо мной — страшная пропасть. Как я ни сдерживал своего коня, он нес меня в эту темную бездну. Дальше ничего не помню. От испуга я проснулся.
Хан замолк и с надеждой посмотрел на муллу.
Мулла в душе уже по-своему разгадал сон своего повелителя; его сердце трепетало от страха. Но заговорил он как можно спокойней:
— Тахсыр-хан! Ваш сон неплохой. Во сне садиться на серого коня — это очень хорошо. У нашего пророка Магомета конь тоже был серый. А потом наше белое знамя, которое несли рядом с вами, это слава о вас, которая всегда будет сопутствовать вам. А два ваших выбитых зуба без крови — об этом не стоит и печалиться: мы боремся с кызыл-аскерами — безбожниками. Война без потерь не бывает, всегда будут жертвы. Но души наших джигитов всегда будут попадать в рай. А насчет пропасти, куда вас конь понес: это же конь, а он всегда знает дорогу. Вы, значит, доехали до самого края земли. Если бы не проснулись, то конь вас непременно вынес бы снова к вашим войскам.
— Благодарю вас, мулла, за хорошее толкование моего сна.
Хотя хан казался внешне спокойным, на его душе был неприятный осадок.
Они оба провели по лицу руками и произнесли:
— Оберегай нас, всемогущий! Аллах-акбар!
Мулла подумал про себя: "У хана сон плохой. Его и всех нас ждут неприятности и печаль". В сердце муллы вселилась тревога.
* * *
При пятидесятиградусной жаре, с распахнутыми воротами гимнастерок командиры сидели в тени мазара. Командир дивизиона, вытащив из кармана носовой платок и вытерев с лица пот, задумчиво посмотрел на всех:
— Маловато у нас людей. Даже сотни сабель не имеем. И поддержать нас некому. По соседству действует Ашхабадский оперативный дивизион. У них такие же силы. Да и связь с ними потеряна. Ее надо восстановить во что бы то ни стало.
— Товарищ командир дивизиона, — бойко сказал Митраков. — Чтобы малыми силами разбить численно превосходящего нас противника, нам хорошо нужно знать военное искусство.
— Да, вы правы, Митраков. А с басмачами воевать — требуется особое искусство. У них своя тактика. Нажмешь — уйдут, исчезнут. А гоняться за каждым по пескам немыслимо. Но только ослабишь нажим — начинают действовать очень активно. Каковы же результаты нашей разведки? Узнаем завтра. Но не нравится мне эта тишина, товарищи! Замышляют они что-то. Будьте же бдительны! А сейчас всем купаться!
Командир дивизиона встал и направился к колодцу. Мы за ним.
У колодца бойцы чистили коней, поили баранов. Важные верблюды пили с достоинством, фыркая и разбрызгивая драгоценную воду. Пулеметчик Старостенко, поивший верблюдов, ругался:
— Вот скотинушка. Расплевались, черти двугорбые!
Неподалеку группа бойцов чистила вивтовки. Они посмеивались над пулеметчиком.
— А ты с ними повежливей, Игнат, Видишь. они к кие важные, наверное, из графского роду.
Потом бойцы вполголоса, душевно запели любимую песню о Буденном:
Мы красные кавалеристы,
И про нас, былинники речистые ведут рассказ:
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы гордо, смело, в бой идем.
Веди ж, Буденный, нас смелее в бой.
Пусть гром гремит, пускай пожар кругом.
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба — борьба…
Величаво плыла песня над притихшей, раскаленной пустыней.
* * *
Позже мы узнали…
Хан вечером собрал главарей, чтобы обсудить завтрашний поход: нападение на гарнизон, находившийся в Босого. Они намеревались полностью окружить красных и уничтожить их.
На следующий день рано утром, до восхода солнца, потянулась колонна басмачей, строго разбитая по сотням. Сзади на целый километр растянулся караван навьюченных верблюдов — с водой и продовольствием. Пыль стояла до самого неба. Хан в приподнятом настроении ехал впереди колонны со "священным" белым знаменем. Мерген пристроился к каравану сбоку с несколькими джигитами. Его обязанность состояла в обеспечении каравана водой. Эта задача считалась важной.
— Я обеспечу вас водой! Это очень важное дело сказал он своему сотнику, а сам подумал:
"Буду я вам возить воду за шестьдесят километров со скоростью черепахи. Посмотрим, какое будет у вас самочувствие!"
* * *
Впервые три друга-комсомольца Захаров, Малахов и Цитович
