В первую же ночь Баранников лег рядом с Отто, и они, прижавшись друг к другу, шепотом проговорили несколько часов.
— Раньше мы действовали по принципу: «Осторожность и еще раз осторожность»,— шептал Отто,— теперь каш девиз: «Осторожность плюс наступление». Пришло то время, когда мы в силах по крайней мере хотя бы остановить палачей. Над Берлином нависли ваши войска. Здесь у них на плечах американцы. Если мы выступим всей массой, палачи отступят. Не вести же им против нас войну, не до этого им...
— Но мы безоружны,— сказал Баранников.
Отто сжал его руку:
— Есть и оружие. Немного, но есть. Даже гранаты.
— А если они все-таки вызовут сюда войска?
Отто помолчал и ответил:
— Тогда умрем с честью, умрем в борьбе, как положено коммунистам.— Он подумал и продолжал: — Ты знаешь, они на днях убили нашего Тельмана. В Бухенвальде. Тайком. Убили и сожгли в крематории. Они сделали это, потому что дела их плохи и они нас боятся. А мы не боимся. Мы ежедневно выпускаем листовки о положении на фронте и о наших задачах. Во всех пещерах созданы комитеты действия. С нами много ваших замечательных товарищей. — Отто опять помолчал.— Хорошо, что ты здесь.
— Со мной еще двое, на которых можно положиться,— сказал Баранников: — француз и чех.
— Знаю. Француза надо переправить в седьмую пещеру. Там много его соотечественников, а чеха оставь возле себя. Да, чуть не забыл — насчет парнишки, который был при вас. Мы пока устроили его в команду, обслуживающую крематорий. Нужен он тебе?
— Я был бы за него спокойней,— сказал Баранников.
— Тогда при первой возможности его перебросят сюда.
— Что нам нужно делать?
— На ближайшие дни задача одна — сохранять людей от гибели. О вашем месте в восстании тебе сообщат...
На другой день Отто перевели в санитарный бункер. Он ушел вместе с утренней сменой. Баранников видел, как в проходной штольне Отто и его друзья выбрались из потока и исчезли в боковом проходе.
Баранников вошел в цех и удивился тишине, которая там была.
— Нет тока, станки стоят,— сообщил Антек.
— А тебе очень хочется поработать? — невесело улыбнулся Баранников.— Смазывайте станки и будьте начеку.
Антек кивнул и вернулся к своим товарищам. В непривычной тишине слышался тихий говор. Но, казалось, сама атмосфера цеха была наэлектризована нервным ожиданием. Все думали об одном: почему снова завыла сирена, сзывая людей?
Вооруженные солдаты стояли у всех выходов. Затем в цех вошли эсэсовцы во главе с Дирксом. Он шагал впереди, размахивая пистолетом. Остановившись в центре, цеха, крикнул:
— Все стать лицом ко мне! Быстро!
Заключенные образовали неровную шеренгу во всю длину цеха. Дирке медленно пошел вдоль строя. За ним следовали эсэсовцы. Дирке вглядывался в лица заключенных.
— Три шага вперед,— командовал он, тыкая стволом пистолета в грудь заключенного, и тот выходил вперед.
Эсэсовцы двигались дальше. В числе отобранных оказался и Антек.
Баранников понимал, что эсэсовцы отбирают людей для расправы. Причем, отбирают просто так, кого заблагорассудится. Вскоре впереди шеренги уже стояло человек тридцать. Они тревожно оглядывались на товарищей.
Медлить было нельзя. Баранников шепнул товарищу Антека:
— Передай по шеренге: если наших поведут, всем быстро закрыть выход.
По шеренге точно ток пробежал. Баранников видел, как товарищ Антека украдкой взял со станка тяжелый гаечный ключ.
Отобранных окружили солдаты. Процессия тронулась к выходу.
Стоявшая во всю длину цеха шеренга сломалась, и сотни людей молча стремительно побежали к выходу и стали там плотной стеной. Это произошло так быстро, что процессия не успела остановиться и теперь оказалась в нескольких шагах от толпы заключенных.
— Товарищи, скорее к нам! — крикнул из толпы Баранников.
Обреченные разметали солдат и слились с толпой, которая мгновенно пропустила их внутрь.
Перед толпой возникла коренастая фигура Диркса. Нагнувшись вперед, он с детским удивлением смотрел на заключенных. В первую минуту он не был ни напуган, ни встревожен, он просто не верил своим глазам. Он, гастролировавший со своей «мельницей» по многим лагерям и перемоловший тысячи таких же, он, своими руками убивший сотни и привыкший относиться к своим жертвам, как к бессловесному стаду скота, впервые увидел их лица, глаза, сжатые кулаки.
Дирке, не целясь, выстрелил из пистолета в толпу и ранил троих, в том числе Антека. Толпа не шелохнулась. Только товарищ Антека подался всем телом вперед, будто собирался упасть. Но вдруг его правая рука сделала круговой взмах, и гаечный ключ обрушился на голову Диркса.
Дирке осел на землю, к нему бросились эсэсовцы. Баранников воспользовался замешательством и крикнул:
— Быстро через проходную штольню в пещеру!
И, как вода мгновенно уходит в песок, так толпа исчезала в черной дыре штольни. Раненых уносили с собой.
Баранников задержался немного и прислушался к тому, что делалось в цехе, но по доносившимся оттуда звукам ничего нельзя было понять.
Опять в пещере оказалось две смены — тысячи людей в страшной тесноте. Разбуженные товарищи всё узнали. В разных концах пещеры раздавались голоса:
— Надо завалить вход в пещеру!
— А дышать чем будем?
— Выставить дежурных в проходной штольне!
— Раненых надо снести в санитарку!
Баранников стоял, прижатый к стене, и слушал. Нет, нет, ничего не говорило о том, что люди напуганы происшедшим. И сам он тоже постепенно успокаивался. Он больше всего боялся, что появление раненых вызовет страх.
— Они специально вызвали смену, чтобы им удобнее было хватать людей! — кричал стоявший возле Баранникова человек,— Никто не должен выходить из пещеры!
— Они заморят нас голодом! — ответил ему далекий голос.
— А что лучше: смерть от пули сегодня или от голода через неделю? — спросил сосед Баранникова.
Голоса слились в общий гул, в котором ничего нельзя было разобрать. И вдруг Баранников ясно услышал, как кто-то несколько раз прокричал:
— Где инженер Баранников?
— Я здесь!
Баранников стал проталкиваться к центру пещеры и увидел, что его зовет товарищ Антека.
— Я здесь,— крикнул Баранников и остановился в центре пещеры.
Все выжидательно смотрели на него.
— Товарищи! — крикнул польский токарь.— Вот этот русский инженер спас сейчас наших товарищей!
Люди прихлынули к Баранникову. Он увидел их ждущие глаза и напряженно думал, что он может сказать сейчас этим людям.
— Товарищи! — Баранников огляделся вокруг.— То, что сейчас произошло, показало: если мы действуем сплоченно, палачи отступают. Это самое важное. И дальше мы должны быть вместе. Все за одного, один за всех. Мы начали борьбу за нашу жизнь, за наше освобождение из этого ада и должны дать клятву: что бы ни случилось, не поддаваться страху и не терять уверенности в себе. Когда мы вместе, мы большая и грозная для врагов сила. Но не думайте, что мы действуем вслепую. Во главе нашей борьбы стоят умные, храбрые люди. Всему свой час...-— Баранников помолчал и добавил: — А пока первое дело — оказать помощь раненым. Где они?
Товарищ Антека молча показал рукой в темный угол пещеры.
Люди насколько могли расступились, и Баранников подошел к лежавшему у стены Антеку. Он лежал на спине, прижав руку к судорожно поднимавшейся и опускавшейся груди. Глаза его были закрыты. Баранников присел рядом, взял горячую руку Антека. Пульс еле прощупывался.
— Куда его ранило? — тихо спросил Баранников.
— В живот.
— Антек! — позвал Баранников.
Но на лице поляка не дрогнул ни один мускул. Баранников рукой приоткрыл веки. Глаза были мертвы, на свет не реагировали и только грудь судорожно поднималась и опускалась да приоткрытый рот делал чуть заметные движения, будто Антек хотел его закрыть и не мог. Вдруг раненый двинул рукой, она соскользнула с его груди, и тотчас судорожное дыхание оборвалось.
Антек умер. Баранников встал.
— Товарищи! — обратился он к окружавшим его людям.— Мы понесли первые потери в борьбе. Умер от раны польский товарищ Антек. Это был настоящий солдат в священной борьбе с фашизмом. Когда-нибудь вы узнаете, как много он сделал в этой борьбе. Он погиб за свободу! Мы не забудем его. Пусть эта потеря призовет нас к большему единству, к большей храбрости! Смерть фашизму! Да здравствует свобода!
Пещера ответила не сразу. Сначала возник гул, который с каждой секундой нарастал и наконец превратился в грозный рев, в котором отдельные слова нельзя было расслышать. Но Баранников видел, чувствовал, что люди готовы на все. Сегодня первый раз в жизни ему пришлось быть оратором, и он испытывал гордый подъем души, ощущая в себе новые силы. Он всматривался в возбужденные и гневные лица, все еще не очень веря, что никто другой, а он одними своими словами вызвал эту бурю, захлестнувшую всю пещеру.
