В безмолвной дали сгорали последние звезды, ниже спускался молочный туман. Вокруг царило безмолвие. Рождественский торопливо уводил своих спутников к другому условленному пункту.
— Товарищ гвардии капитан, — заговорила Лена, — а вдруг наши разведчики наскочат на противника здесь, на хуторе?
— К хутору будет ползти только один, — ответил Рождественский. — Он не пойдет на хутор, если мы не отзовемся… Так мы условились.
Лена напряженно думала. Рождественский понял, что его ответ не удовлетворил девушку. Он и сам не был уверен в том, что сказал. Шли травой, потом серыми песчаными осыпями, ускользающими из-под ног. Туман расступался, словно давал им дорогу, и оставался позади, путаясь в траве. Рычков что-то сказал, но его голос был заглушен тугим, отдаленным орудийным громом. Они остановились, оглянулись назад.
— Слышите? — притронувшись к локтю Рождественского, тихонько спросил Рычков. — Началось! — казалось, он впервые слышал этот грохот. — Здорово бухают! Вот бухают, а?
Наступало утро. На востоке по небу расплывалось алое пятно. Из-за горизонта величаво вставало солнце.
По мере отдаления от фронта орудийный гул становился глуше и, наконец, совсем оборвался.
— Какая страшная тишина, — проговорила Лена, уже оправившись от усталости. — А простор какой, только безлюдно и дико здесь…
Тяжелые думы как бы стирали ощущение степного простора. Рождественский даже не узнавал знакомых мест. Шли и шли, озираясь по сторонам, придерживаясь лощин, между оголенными курганами.
— Вот, — сказал Рычков, обращаясь к Лене, — чрезвычайно угнетает сознание нашей малости, если, скажем, сравнишь себя с великаном-степью. — Он помолчал, идя рядом, потом продолжал: — Но им-то, пожалуй, тут куда страшней, чем нам — не видать их что-то. Вероятно, у дороги, все гуртом.
Лена ничего не ответила. Она шла, слегка приподняв подбородок, глядя вдаль.
Рождественский посмотрел на Лену, и ему вспомнилось, как где-то в районе Москвы он встретил группу девушек-добровольцев. Это было осенью в сорок первом. На привале заиграла гармошка. Образовался шумный круг. На середину вырвалась девушка. Ее глаза возбужденно блестели. Должно быть, она впервые почувствовала себя близкой всей этой массе людей. Взмахивая платочком, хрупкая и загорелая, она припевала, танцуя:
Ясный месяц, укажи,
Где она гуляла.
Тихий вечер, расскажи,
О чем размышляла…
Кружась легко и плавно, каблуками сапог звонко печатая по полу полуразрушенного дома. Ее большие карие глаза сияли. Ей, по-видимому, было и боязно, и приятно чувствовать, что весь круг замер, любуясь ею. «И как она, та девушка, была похожа на Лену!» — думал капитан.
Войска Клейста двигались на юго-восток основной массой танков, мотопехоты, гаубичных и минометных подразделений. Фронт расширился до безводной и безлюдной песчаной полупустыни на северо-востоке. Но центр главного удара фашистских соединений оставался вблизи грейдера и грунтовых наезженных дорог, параллельных железнодорожной магистрали и Тереку.
В холмистой, выжженной солнцем степи развернулись ожесточенные бои.
За один день батальон Симонова отбил три танковые атаки. И как только все попытки гитлеровцев прорвать гвардейскую оборону танками потерпели неудачу, они открыли пулеметный и автоматный огонь. Затем над степью появились «Юнкерсы». Шли они звеньями, внезапно возникая из-за «Невольки». Зенитки встречали их шквалом огня.
Выглядывая из окопа, Петелин сказал:
— Над передним краем пикировать не будут, товарищ гвардии майор. Побоятся как бы не накрыть своих. А тылам зададут жару.
Симонов увидел, как с головы лейтенанта рвануло пилотку. Петелин, оглянувшись, настороженно приподнялся. Вторая пуля вырвала клок рукава. Симонов схватил лейтенанта за шиворот и потянул к себе.
— Что вы дурака валяете! — зло закричал он.
Внезапно за спиной послышался шорох. Симонов обернулся и увидел незнакомого лейтенанта, подползавшего к окопу с тыловой стороны.
— Вы что?.. Зачем вы здесь? — сгоряча спросил Симонов.
— Товарищ гвардии майор…
— Давайте в окоп! Оборвал его Симонов.
Не обращая внимания на незнакомца, тыча пальцем в дыру на пилотке, Петелин посмеивался:
— Ловко всадили, насквозь!
— А рукав разорвало, вы что, не видите?!
— Помпохоз Дубинин даст новую гимнастерку.
— Вам придется часто менять обмундирование, Петелин, если будете так глупо вести себя, сказал Симонов, затем повернулся к незнакомому лейтенанту: — Зачем вы сюда?
— Товарищ гвардии майор, лейтенант Игнатьев прибыл в ваше распоряжение.
— Кто вас послал?
— Я командир противотанковой батареи, приданной вашему батальону.
— Это другое дело, — улыбаясь, сказал Симонов. — Что же у вас за батарея?
— Из двух пушек.
Симонов махнул рукой в сторону противника:
— Сегодня три танковые атаки отбили. Опоздали вы немного.
— Как приказали, так и прибыл, товарищ гвардии майор, — пожав плечами, смущенно сказал Игнатьев.
— Ну, ничего, хватит еще работы, будет она…
Пригибаясь, Петелин проговорил:
— Все-таки на нас пикирует!
От взрывов авиабомб все окуталось дымом и пылью, воздух над окопом наполнился скрежетом.
На Игнатьева пахнуло жаром близкого пламени. Он зажал лицо ладонями, стараясь защитить глаза. Ему казалось — вот сейчас он лишится чувств. Опомнился он только тогда, когда грохот стало относить в сторону. Первый, кого увидел Игнатьев, был телефонист. Он сидел на корточках и торопливо разгребал руками землю.
— Вызовите штаб батальона, — громко говорил Симонов, вытирая с лица пыль. — Ну, быстрей же!
— Телефон пропал! — прохрипел телефонист, удивленно и испуганно озираясь кругом. — Вот здесь он стоял — и словно ветром сдуло. Никак не могу догадаться, куда это выбросило его?
Отплевываясь землей, Петелин проговорил с огорчением:
— Сволочи, разворотили окоп, испортили мне командный пункт.
Симонов написал записку и отдал телефонисту.
— Выползайте отсюда. Идите к моему помощнику Дубинину. Пусть он дает новый телефонный аппарат. Да быстро чтоб мне! Рота без связи осталась. — Когда телефонист исчез, Симонов обратился к Игнатьеву. — Ну, как, понравилось у нас?
Взглянув на бледное, перепуганное лицо артиллериста, Петелин расхохотался. Этот смех точно стегнул Игнатьева. Но он, с трудом вдыхая наполненный смрадом воздух, вместо ответа только неопределенно покачал головой.
— Выходите отсюда, — приказал ему Симонов. — Выходите, вам здесь нечего делать.
— Слушаюсь, — наконец откликнулся Игнатьев. — Какие будут указания?
— Подтяните свои пушки поближе и поставьте батарею за холмиком, между второй и третьей ротами. Конечно, позади у них. Ползите!
— Есть…
Лейтенант уже начал было спускаться в зиявшую воронку, появившуюся во время налета у края окопа, но Симонов неожиданно остановил его:
— Послушайте, лейтенант, вы не очень жмурьтесь, когда будут рваться бомбы или снаряды, — без признака иронии посоветовал он. — А то как же вы будете по танкам стрелять с закрытыми глазами?
Игнатьев вспыхнул, задетый:
— Разрешите выполнять приказание?
— Выполняйте, да не забудьте моего совета. Запомните: смелые люди реже погибают, чем трусливые.
— Есть, не забуду! — неожиданно повеселев, отчеканил Игнатьев.
Петелин заметил негромко:
— Пороху еще не нюхал.
— Нанюхается, времени у него для этого хватит.
— Но-овичок, по нему видно. Овчинка ему кажется побольше неба!
— Новичку все кажется тем, чем оно есть, — возразил майор. — Не рисуется, не умеет скрыть своего страха, вот и зажмуривает глаза. Пообвыкнет, трусом вы его не считайте.
Вблизи воронок свистели и зарывались в землю пули. Нудно воя, рассекая воздух, позади падали мины. Симонов и Петелин долго молчали.
— Скоро в атаку идти, — наконец заговорил Симонов, — а телефониста у нас все нет!
— Бежит! — вскрикнул Петелин.
Симонов, увидев бежавшего человека, залюбовался настойчивостью, с какой тот добирался к окопам. Солдат то вскакивал и бежал во весь рост, то залегал и полз. Все ближе и ближе подбирался к воронкам, наконец, привстал на одно колено и, оттолкнувшись от земли, всем телом рванулся вперед. Упал в тот самый миг, когда невдалеке разорвалась мина. Он упал и больше уже не поднимался. Симонов проговорил озабоченно:
— Поднимется солдат или нет?
— Убит, наверное, — сквозь стиснутые зубы мрачно ответил Петелин.
— Он не может быть убитым, — убежденно возразил Симонов. — Такие не должны быть убитыми, — повторил он и решительно встал. Не оглядываясь, уверенным шагом пошел к тому месту, где упал солдат.
