— В город? — спросил Кузнецов немецкого шофера.
— Так точно, господин офицер.
— Подвезите нас!
«Мерседес» мчался без задержки. Когда стемнело, проверка документов на контрольном пункте усилилась. Образовался затор машин.
— Давай в обход! — приказал Кузнецов.
Машина резко свернула влево, перебралась через мелкий кювет и по параллельно бегущей грунтовой дороге направилась к контрольному пункту. Вблизи него машина выбралась на асфальт и втиснулась в просвет, образовавшийся между часовым и «оппелем».
— Куда прешься? Арестую! — пригрозил патрульный.
Кузнецов неторопливо вышел из машины, поправил фуражку.
— Прошу не сердиться, выполняю срочное поручение гестапо. А те, он указал рукой на скопившихся в колонне, — успеют,
Для пущей важности Кузнецов вынул удостоверение на имя Пауля Зиберта.
— Прошу, господин офицер, проезжайте! — взял под козырек патрульный.
Вечерний Луцк был почти пустынным. Только на каждом углу — патрули. Падал мокрый снег. До комендантского часа оставалось несколько минут, и Нина решила устроить партизан на ближайшей квартире знакомой вдовы — Трощановой. Иногда немцы там останавливались.
С широкого центрального тракта машина свернула на улицу Горную. Тихая дугообразная улочка. Дома, окруженные садами, стояли здесь друг от друга на приличном расстоянии. В непогоду проехать по этой улице оказалось невозможно. Поэтому Кузнецов отпустил машину. Они продолжили путь пешком. Шли молча. Под ногами чавкала грязь.
— Вот здесь, — задержала Нина спутников у низкого домика. Окна были плотно завешены, но опытным глазом Кузнецов определил: жизнь внутри дома продолжается.
— Ваня, ты останься здесь, а мы с Ниной разведаем обстановку. Держи ухо востро!
Нина постучала в дверь. Тихо. Еще раз. Не спрашивая, кто стучит, сутулая женщина открыла дверь. На ее морщинистом лице появилось удивление, когда в мерцавшем свете фонаря она увидела Нину.
— Проходи, — сухо пригласила хозяйка.
— Антонина Петровна, я не одна, со мной спутники, ехали вместе.
Заходите, теперь никому не запретно. Озябла?
— Немного. — Нина повернулась к Кузнецову, стоявшему в стороне, и попросила его зайти в дом.
Антонина Петровна завела нежданных гостей в большую комнату. На потолке выступали крупные балки, казалось, что вот-вот они рухнут. Все в комнате дышало убожеством: длинный непокрытый стол, полинявший ковер на стене, потрескавшееся круглое зеркало. В углу, под ийонами, чадили лампады.
В комнату вошла среднего роста шатенка в больших роговых очках. Сквозь стекла очков она пытливо уставилась на пришельцев. Это была средняя дочь Трощано-вых — Валя. Она по-дружески обнялась с Ниной Карст и, не дожидаясь, пока ее представят, протянула руку офицеру.
Кузнецов слегка наклонил голову и пожал ее холодную руку.
— Гауптман Пауль Зиберт, честь имею! — и лихо щелкнул каблуками. — Благодарю за внимание!
— Откуда к нам залетела? — игриво пропела Валя, обратившись к Нине.
— Отсюда не видать, — шуткой ответила Нина. — Вот господина офицера привела к вам на ночь. Не возражаешь?
Валя бросила внимательный взгляд на Кузнецова.
— Ты-то при чем тут?
— Это мой... ну как тебе сказать, мы большие друзья...
— Ладно, ладно, не хитри! — перебила Валя. — А вы располагайтесь, — сказала она Кузнецову, — сейчас приготовлю ужин. Валя владела немецким языком. Это обстоятельство помогло ей устроиться машинисткой в ревизионный отдел бухгалтерии генералкомиссариата.
Кузнецов и Карст присели у стола. Зашла младшая дочь хозяйки, Леля. В семье она удалась самой красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная. Она бесцеремонно поздоровалась с Ниной и Кузнецовым, а сестре шепнула:
— Твой знакомый или Нины ухажер?
Николай Иванович позвал Белова, и вместе они устроились в большой комнате. А Нина с Валей перешли в третью комнату.
Луцк еще был окутан предрассветными сумерками, а Антонина Петровна уже хлопотала у плиты.
После завтрака Кузнецов и Белов отправились в город разведать обстановку. Возвратились лишь к вечеру. Едва переступили порог, Валя их предупредила:
— Сегодня, господин офицер, вам будет веселее. В гости придет ваш коллега.
— Очень приятно. Кто именно?
— Работник генералкомиссариата, лейтенант,
— Рад познакомиться с вашим другом.
— Знакомым, — неловко поправила Валя.
— Знакомым, — в тон повторил Кузнецов.
Не успело небо почернеть, как появился лейтенант. Валя представила его Кузнецову:
Вальтер Гуднер!
— Пауль Зиберт!
За столом разговорились. Гуднер был огорчен положением на фронте, хныкал:
— Ведь так все шло хорошо, а сейчас мужественная армия фюрера истекает кровью.
Он выпил рюмку коньяка. Зиберт лишь пригубил. Еще по одной. Еще. Гуднер повеселел, стал разговорчивее. Ему понравился капитан Зиберт: хотя он старше чином, но ведет себя как равный.
Из рассказа собеседника Кузнецов узнал, что после ранения Гуднера определили на работу в генералкомис-сариат, где он вскоре занял должность начальника государственных имений. В последнее время изрядно выпивал и, как показалось советскому разведчику, в вине хотел утопить какую-то обиду.
— Выпьем? — прервал размышления Кузнецова Гуднер.
— С удовольствием! — и Николай Иванович чокнулся с ним.
Уставившись безразличным взглядом на бутылку, лейтенант изрекал:
— Скоро мы переместимся... Да... Не знаете, капитан? Нет? Канцелярия Шоне уже на колесах. Ждем распоряжений, тогда и наша дислокация прояснится.
Нечеткая фраза пока ни о чем не говорила Кузнецову. Николай Иванович попытался выдать себя за сведущего в этом вопросе человека и подчеркнул, что, по последним оперативным данным, перемещение из Луцка произойдет не так уж скоро. Но в ответ раздалось разочарованное признание:
— Послезавтра вы разуверитесь в этих оперативных данных, капитан!
— Почему именно послезавтра? — заинтересовался Кузнецов.
— Да потому, что в четверг сюда приедет группенфю-рер СС и тогда начнется наше перемещение.
— Признаться, я в это мало верю — ведь наши дела поправляются.
— Поверьте мне, капитан: то, что говорит Вальтер Гуднер, к сожалению, чистая правда.
Лейтенант оторвал взгляд от бутылки, еще хлебнул глоток и мягким баритоном произнес:
— Знаете, как русские поют? «Что день грядущий мне готовит?..»
— Что день грядущий мне готовит... — повторил Кузнецов и похлопал по плечу собеседника. — Грядущий день и покажет!
Кузнецов и Гуднер проболтали почти весь вечер. Гуд-нер изрядно выпил и был не в меру словоохотлив. Он искренне сожалел о предстоящей эвакуации из города и не совсем внятно повторял:
— Послезавтра, коллега. Послезавтра. Гуднер говорит только правду.
Утром Кузнецов попросил Нину Карст связаться с подпольщиками и выяснить обстановку в городе.
Нина навестила Антона Семеновича Колпака. Он скрывался на конспиративной квартире и рекомендовал Нине в эти дни проявлять особую осторожность. Колпак рассказал о трагической гибели Измайлова и Баранчука, о заточенных в замке Любарта товарищах. От Паши он знает, что заключенных жестоко пытают...
Вечером Карст обо всем этом поведала Николаю Ивановичу.
— В тюрьме особенно свирепствует гестаповец Готлиб, — добавила она. — Если бы этого негодяя убрать. Но, к сожалению, сейчас некому...
— Надо подумать, — промолвил Кузнецов.
Николай Иванович и Ваня Белов пришли к одному выводу —для более успешных оперативных действий прежде всего нужна машина. И они занялись ее поисками.
Разведчики узнали, что гестаповец Готлиб состоит в чине капитана. Обычно ровно в пять за ним в гестапо приезжала машина и отвозила в замок Любарта. Садист по натуре, Готлиб там упивался истязаниями заключенных. Ударить по голове и наблюдать, как человек падает в бессознательном состоянии, или бить по лицу каким-либо тяжелым предметом, резким ударом в живот сбивать допрашиваемого с ног, — это уже не доставляло ему удовольствия. Куда с большим наслаждением он загонял иглу под ногти или щипцами вырывал их; пальцами ударял в глаз так, что глаз вытекал; поджигал волосы на голове мученика... Своей изощренностью в пытках он превзошел даже самых матерых палачей тюрьмы. Готлиб твердил, что все эти действия оправданы самим богом, так как господствующая арийская раса не должна проявлять малодушия к низшим, неполноценным расам. Их удел один— они должны быть убраны с дороги! А каким методом — не столь важно. Важно другое: убрать их необходимо поскорее.
Белов установил с помощью подпольщиков, что Готлиб выходит из замка в семь часов вечера.
Тревожный зимний день растаял в сумерках. Возле замка стоял черный «оппель-капитан», машина Готлиба. Гауптман Зиберт передал шоферу, что Готлиб задерживается и просил приехать за ним через два часа. Шофер, получив два часа отдыха, уехал. И только «оппель-капитан» скрылся в темноте, к воротам замка подкатил зеленый «оппель». За рулем сидел бравый солдат в немецкой форме.
