гарнизону передал приказ командира дивизиона: явиться на совещание всем командирам. Фельдшер Ватолин строго предупредил меня, чтобы я не вставал.
Но только затихли его шаги, я вызвал своего коновода Артамошкина, попросил найти мне палку. Вскоре он, улыбаясь, подал черенок от бандитской лопаты.
— Я, товарищ командир, знал, что попросите опору.
— Вот какой ты догадливый, друг мой Артамошкин, благодарю за заботу. — Я взял палку и, опираясь на нее, двинулся к машине, где уже сидели командиры. Тихо присел позади Ватолина. Он даже не заметил меня. Командир дивизиона укоризненно покачал головой, но в его глазах сверкнула одобрительная усмешка.
— Товарищи, — начал он, как всегда спокойно, — уже около двух месяцев гоняемся мы за басмачами. Боеприпасы на исходе. Продукты питания кроме мяса ограничены. До нашей базы более трехсот километров. И если говорить начистоту, мы отрезаны от нее. В этих боях мы тоже имеем потери. Положение у нас тяжелое. Остается одно: отступить к пристани Кендерли, которая является самым ближайшим пунктом. Из Кендерли морским путем можно связаться с базой, запастись всем необходимым. Будут ли у кого соображения или вопросы?
Все молчали: мысли командира дивизиона были верными.
— Молчание — знак согласия? — сказал в тишине Клигман.
— Значит, в ночь мы покидаем нашу крепость! Приготовьтесь к выступлению.
— Что будем делать с баранами, верблюдами, лошадьми и пленными басмачами? — спросил я. — Кто их будет сопровождать?
Фельдшер сразу повернулся ко мне и застыл в недоумении. В присутствии старших командиров, видимо, счел неудобным бранить меня. Я же повернул голову в другую сторону, как будто не замечаю его. Командир дивизиона подробно изложил план нашего движения.
На этом совещание закончилось.
Дивизион готовился к выступлению. Старшина распорядился наполнить водой всю имеющуюся тару: бочки, бурдюки и навьючить их на верблюдов.
Ровно в двадцать два часа тронулись в путь. Очень жаль было расставаться с нашим колодцем, с такой хорошей питьевой водой.
Совершив стотридцатикилометровый переход, дивизион прибыл на пристань Кендерли.
Берега Каспия в этом месте отлогие, заросшие травой, кустарником и редким чием. Море отступило от старого берега метров на сто пятьдесят — двести. И пляж здесь чудесный. Сама пристань небольшая. Постройки в основном глинобитные. Но есть несколько деревянных бараков, где жили члены рыболовецкой артели.
До нашего приезда рыбаки, напуганные басмачами, жили в тревоге. На ночь они уходили в море на катерах, рыбацких больших лодках.
Наш приход несказанно обрадовал их. Спрашивали: скоро ли будут разгромлены бандиты, надолго ли мы приехали.
На следующий день небольшой катер, забрав раненых бойцов, помчался по морю к форту Шевченко. Я и мой коновод Артамошкин, тоже раненый, категорически отказались ехать в госпиталь.
Красноармейцы приводили в порядок снаряжение, устраивали шалаши для жилья, помогали рыбакам та-шить сети и солить рыбу.
Под руководством ветеринара Чурсина редколлегия заканчивала выпуск боевого листка.
В одной из комнат барака, где расположился штаб дивизиона, проходило партийное собрание.
Секретарь партячейки политрук Клигман доложил партийному собранию о бойцах, подавших заявление о приеме их в ряды большевистской партии. Среди них — заявление фельдшера Ватолина.
Кандидатами в ряды партии были приняты пять человек, проявившие отвагу и мужество в боях с басмачами.
Особенно волновался Ватолин. Но все выступавшие горячо поддержали его кандидатуру…
Через десять лет я встретил нашего бывшего фельдшера в одном из военных медицинских учреждений уже капитаном медслужбы…
После трудных боев и походов отдых на пристани Кендерли казался настоящим курортом, несмотря на то, что хлеба у нас не было несколько дней, в течение десяти суток я точно выполнял все указания нашего многоуважаемого доктора, как все его называли для солидности. Бойцы, купаясь в прозрачно-зеленоватых водах Каспия, соблазнили и меня. На камере я далеко уплывал в море, конечно, в отсутствие фельдшера Ватолина. Он долго не догадывался о том, что я купаюсь. На свое место я укладывал кого-нибудь из бойцов, укрывал его с головой одеялом, а сам уходил к морю. Мой фельдшер был очень доволен мной, что я отдыхаю и сплю продолжительное время и что дело идет на поправку.
Вскоре меня кто-то выдал. Как раз в тот момент, когда я выходил из воды, фельдшер встретил меня недовольным взглядом, рассердился не на шутку:
— В госпиталь не поехали и здесь не можете спокойно лежать. Хотите без ноги остаться, товарищ, командир?
— Не сердись на меня, дорогой доктор, — искренне попросил я. — Я слышал лекцию одного профессора. Он говорил, что раны быстро заживают от соленой морской БОДЫ.
— Немедленно лечь в постель! — неумолимо приказал Ватолин.
Мне стало неудобно за нарушение медицинского режима. Я, улыбнувшись, похлопал его по плечу, он же ради меня беспокоится, и продолжал свои доводы.
— Вот профессора и говорят, что морская вода — лучшее лекарство. Я хочу проверить, действительно ли это так. Вы сами мне вчера сказали, что дело идет к лучшему, значит, морская вода помогла.
Ватолин согласился со мной.
— Джаманкул, еще много всяких не раскрытых секретов в медицине.
Ватолин, поддерживая меня под руку, повел к сан-пункту.
После двадцатидневного отдыха в Кендерли дивизион, получив продовольствие, боеприпасы, фураж и пополнение, выступил на поиск основных, сил басмачей.
Целый месяц колесили мы по малообитаемым местам, встречались с мелкими отрядами басмачей, но они, не принимая боя, уходили от нас.
В начале августа мы захватили трех связных — они должны были наладить связь каракумских отрядов с устюртскими. У одного басмача нашли письмо, написанное на арабском языке.
"Мы узнали о геройской гибели верного сына мусульман, вашего хана Тыналы, от рук кызыл-аскеров.
С большим прискорбием разделяем ваше горе. Пусть его прах покоится в земле, а душа попадет в рай. Мы действуем решительно. На днях окружили в безводных барханах отряд кызыл-аскеров и перебили до единого. Разгневанные кызыл-аскеры начали мстить нам. Они всюду. Наша цель одна, поэтому нам необходимо действовать совместно. Через наших посланцев сообщите ваши планы. Аллах Один, он поможет вам и нам!"…
Ночью дивизион остановился на отдых километрах в десяти от местности Сары-Камыш. Я с отделением выехал на разведку.
Разведотделение двигалось осторожно — от укрытия к укрытию. Светила полная луна. Проводник Жеке указал на юг:
— Видишь, сынок, небольшую гору? За ней есть несколько колодцев с хорошей водой. Там всегда сочная трава. Кони будут сыты. А в лощине растут редкие ка-глыши. Вот потому и называют это место Сары-Камыш.
"Значит, там могут быть и басмачи", — подумал я.
Спустились в глубокую лощину, идущую с востока на запад, заросшую камышом. А где камыш, там и
