пулемет. Высота являлась самой выгодной точкой нашей обороны.
Боевой расчет пулемета во главе с политруком Клигманом яростно отбивался от упорно наступающих басмачей. Ствол пулемета накалился докрасна, вода в кожухе кипела, как в самоваре. Из отводной трубки со свистом вылетал пар, мешая пулеметчику вести прицельный огонь.
Наконец, пулеметчик Старостенко снял с огневой позиции пулемет, ввел его в укрытие сменить воду в кожухе. Обжигая руки, торопясь, он сливал воду. Я услышал совсем рядом голоса басмачей:
— Тахсыр юз-баши, пулемет кызыл-аскеров не стреляет! Или он испортился, или патроны у них кончились! — обрадованно крикнул один из наступающих басмачей своему сотнику.
— Очень хорошо, сейчас возьмем высоту! — И тот поднял своих джигитов 6 атаку.
Боевой расчёт отражал атаку противника ружейным огнем. Командир отделения НауКюв торопил:
— Старостенко! Быстрее, быстрее давай пулемет! Подходят гады!
Поняв угрожающую опасность, я перебросил на высоту ручной пулемет. В самый критический момент пулеметчик Князев встретил наступающих ураганным огнем.
Посоветовавшись с командиром дивизиона, я с одним кавалерийским отделением незаметно по старому руслу реки вышел в тыл басмачам, осаждавшим высоту. За высокими кустами жылгына замаскировались около пятидесяти всадников. Мы открыли ураганный огонь из винтовок и пулеметов.
Банда, не ожидавшая удара с тыла, в панике кинулась на юго-запад, в тыл своей обороны.
Наши бойцы воспользовались этим, быстро установили станковый пулемет на машине АМО и ринулись в погоню.
Я сказал политруку Клигману:
— Есть старинная киргизская поговорка: "Качкач жоону катын алат". — Убегающего врага не только джигиты, но и бабы побеждают.
— Тогда давай нажмем и дадим жару этим гадам! — сказал он.
Мы с Клигманом во главе кавалерийского отделения начали преследовать крупный отряд басмачей. Гнались за ними несколько километров. У бойцов утомились кони, и они один за другим стали отставать от нас.
Кони басмачей тоже выбились из сил. Бандиты, побросав их, залегли за кочками и начали обстреливать нас. Клигман, я и Цитович оказались окруженными. Спешились и тоже залегли. Начался неравный бой.
Пули свистели со всех сторон. Клигман стрелял и ругался. Я повернулся к нему:
— Кого ты ругаешь?
— Как не ругаться! Вон видишь с винтовкой в руках скачет баба, не хуже джигита. Сколько патронов выпустил и никак не могу снять. Давай помоги!
Как только я хотел взять на прицел всадницу, она уже скрылась за холмом.
Откуда среди них женщины, не мог понять…
Целых два часа отстреливались мы. У меня кончились патроны.
— Цитович, у тебя много патронов? — спросил я.
— Четыре обоймы, товарищ командир.
— Брось мне две! Вон смотри, на высоте залегли трое мергенов. Это лучшие стрелки. Палят без передышки. Я их сейчас угощу!
Я выпустил по ним одну обойму — они замолчали.
— Товарищ командир! Мои патроны даром не пропали! Видите, за ноги тянут убитого басмача? — обрадованно произнес Цитович.
Машина со станковым пулеметом не могла проехать по пескам. Она повернула к левому флангу обороны противника. К ней присоединились бойцы с ручным пулеметом. Создалась таким образом огневая группа, которая нанесла неожиданный удар по флангу басмачей. Басмачи, побросав свои позиции, начали отходить на юго-восток.
Второй взвод тоже перешел в наступление. Дивизион наступал по всему фронту.
Действуя в тылу противника, мы уничтожили часть банды, а уцелевшие скрылись в горах.
Солнце уже клонилось к западу, но его горячие лучи обжигали тело. Пустыня дышала зноем. Поднявшийся ветерок не приносил облегчения. Этот день был особенно жарким.
Четыре часа вели мы напряженный бой в тылу басмачей. Кони качались от усталости и жажды. Гимнастерки бойцов потемнели от пота. Вода во флягах была горячей — ее можно было пить без конца, не утоляя жажды.
Басмачи отступали п-о всем направлениям — группами и в одиночку. Мы увидели поспешно отходящих пеших врагов по направлению к горам.
Клигман, Цитович и я галопом мчались за отступающими. Но через несколько сот метров прекратили преследование: конь Клигмана был ранен в ногу, а конь Цитовича выбился из сил.
***
Так рассказывали нам пленные.
Своего предводителя — хана Тыналы басмачи считали отличным стрелком.
Во время боев он находился вместе с двумя братьями в самых опасных местах. Братья заряжали винтовки и по очереди подавали ему. Хан, выпустив все патроны, возвращал пустую винтовку и получал заряженную. В последний день перед нашим наступлением оба брата хана были убиты.
Взбесившийся хан клялся:
— Пока не отомщу за братьев — не сойду с этого места!
Он сидел возле убитых и не разрешал джигитам хоронить их.
— Сам похороню. Если нужно — лягу вместе с ними в могилу.
Один из верных ему джигитов доложил:
— Тахсыр-хан, все джигиты бросили окопы и отступают. Вы давали распоряжение отойти?
Хан возмутился:
— Нет, это трусы! Если буду жив, перевешаю всех юз-башей! Немедленно идите туда, найдите юз-башей, пусть займут свои места и остановят бегущих!
Связной хана помчался выполнять приказ. Но бойцы взвода Митракова сняли его меткими выстрелами.
И надо же было случиться такому: я поехал в сторону засевшего хана. Я не знал, что это предводитель басмачей.
Вдруг в одной из траншей, метрах в двадцати пяти, я увидел сидевшего басмача. У него на шее висел бинокль. Вокруг лежали убитые. Я вытащил клинок, поехал прямо на него и скомандовал:
— Встать! Руки вверх!
Он встал и поднял руки. Но левую руку держал подозрительно — на уровне головы. Подпустив меня на расстояние пятнадцати метров, из левого рукава он выхватил наган. Я остановил коня и тоже вытащил наган. Я приказал еще раз:
— Брось оружие! Все равно не уйдешь от меня!
Я хотел взять его живым.
— Оружие не брошу. Я отомщу за своих братьев! — крикнул хан яростно. Он стоял бледный, его тонкие губы дрожали, в глазах сверкала ненависть.
— Кто же виноват, что твои братья убиты? С врагами народа так и поступают. Брось оружие, бандит! — крикнул я еще раз.
— Ты мусульманин, молодой красный командир? Или безбожник? — со смехом и издевкой произнес басмач.
— Я коммунист!
— Ненавижу коммунистов! — Он выстрелил из нагана. Пуля прошла возле правого уха. Я тоже выстрелил, но промахнулся. Басмач принял удобную позу и прицелился.
А конь мой не стоял на месте, так и плясал, готовый сию же минуту сорваться с места.
Я выхватил клинок, пришпорил коня и ринулся на бандита. Басмач словчил и оказался под конем. Клинок рассек воздух, и тут же раздался выстрел бандита. Пуля перебила ногу коню. Он свалился на бок, придавив мне левую ногу. Конь бился на песке, а я не мог встать.
— Ага, безбожник! Бог наказал тебя. Вот сейчас я с тобой разделаюсь!
Ханская пуля прошла над
