суровым. Мне было трудно покидать их, с болью в душе я сказал:
— Прощайте, ребята, до скорой встречи!
Я пришпорил коня и помчался карьером…
И все оглядывался. Малахов и Захаров, лежа за кочками, обстреливали атакующих басмачей. Они своим огнем заставили часть бандитов спешиться, а группа всадников погналась за мной.
Я мчался по пустыне и с радостью видел, что басмачи отстают. Вот их осталось уже трое, на самых выносливых лошадях. Один на белом высоком коне особенно рвался вперед. Я обернулся, вскинул винтовку и выстрелил. Конь под ним рухнул. Тогда они прекратили преследование…
Я вырвался. Конь подо мной был весь в мыле. Я слез с него и поцеловал прямо в губы… И только тогда почувствовал смертельную жажду. Вытащил из сумки запасную флягу, но она была пробита пулей. Хоть бы капелька осталась!
Бедный конь! Он тянулся ко мне, сопя, обнюхивал пустую флягу. У меня во рту и горле пересохло, язык прилипал к нёбу. Но что было делать?
Я снова сел на пошатывавшегося коня, поднялся на холм и увидел басмачей, мчавшихся в мою сторону.
— Не подведи, дружок, — шепнул я коню. — На тебя вся надежда!!
Пришпорил скакуна и крикнул: "Вперед!"…
Выбиваясь из последних сил, конь скакал по раскаленному песку. И все же я оторвался от преследовавших меня басмачей. Остановился. Конь весь был в мыльной пене.
Наступили сумерки. Стало душно. Обширная пустыня, как мертвое царство песков и барханов, зловеще молчала. Ни единого звука. Мне стало жутко. Я склонился к шее коня и заговорил с ним, как с человеком:
— Спасибо тебе, мой верный друг! Ты вынес меня. Но как нам пробраться к своим?..
Когда стемнело, я тихо двинулся дальше. Ехал, озираясь по сторонам.
Уже в полночь, когда до гарнизона оставалось километра четыре, я снова наткнулся на басмачей. Они ринулись на меня. Я бросил гранату, она разорвалась в гуще бандитов и вызвала у них панику. В этот момент я ускользнул от них. Но вдруг новая группа басмачей с криками погналась за мной. Казалось, мне теперь не уйти. Я мгновенно обернулся и бросил последнюю гранату. Головорезы шарахнулись в сторону, и я успел проскочить.
Дальнейшая судьба моих друзей Захарова и Малахова мне неизвестна…
Закончив свой рассказ, Цитович глубоко вздохнул и низко опустил голову, скрывая навернувшиеся на глаза слезы.
Нам рассказали пленные…
Хан Тыналы сидел со своими приближенными на походных коврах и ожидал прибытия юз-башей (главарей сотен), которых он пригласил к себе на совет. Он был в хорошем настроении. Его гонец прибыл и доложил, что сейчас все явятся.
Десять юз-башей не заставили себя ждать. Хан обратился к ним, ласково оглядывая каждого и поглаживая острую бородку:
— Как у вас дела? Чем порадуете?
— Выхода нет кызыл-аскерам, — начал самый старший из юз-башей. — Ворота закрыты. Тюрьма.
Он начертил на песке круг. Все самодовольно заулыбались.
Другой юз-баши, помоложе, с гордостью заявил:
— Тахсыр-хан! Мы сегодня их здорово прижали. Вырваться из нашего кольца им не удастся!
Все оживленно заговорили наперебой…
Хан, гордо откинувшись на одеяла, упираясь обеими руками о колена, начал медленно говорить:
— Вы со своими джигитами показали храбрость и преданность мне. Но одного окружения недостаточно.
Надо уничтожить всех до единого — это наша основная цель. Преждевременно не следует радоваться. Они будут бороться до последнего человека. Нам еще придется пролить немало крови. Таков уж путь к победе. Вы сами видели, аскеры своим метким огнем не дают нам поднять головы. Мы потеряли много своих джигитов, и у них тоже имеются убитые и раненые. Сил у нас больше, но кызыл-аскеры отчаянно дерутся. Это надо учитывать.
Мой покойный отец, вы его все знаете, ненавидел Советы. Он учил меня:
— Если собрался воевать — узнай все о своем враге — тогда выиграешь сражение. У нашего противника в руках колодец с хорошей водой, которой хватит ему даже для скотины, отбитой у нас. А мы без воды, ездим за ней очень далеко. Попробуй напоить столько людей и лошадей! Нам с каждым днем становится все труднее с водой. Поэтому нужно немедля покончить с кызыл-аскерами. День и ночь нападать на них. Я надеюсь на вас. Через два дня мы должны пить чай из этого прекрасного колодца, кушать бешбармак и делить трофеи, взятые у кызыл-аскеров.
— Тахсыр! — Один из юз-башей, встав во весь рост, склонил голову. — Вчера вечером, когда я вышел со своей сотней в тыл кызыл-аскеров, внезапно встретились с тремя их разведчиками. Они вступили с нами в бой. У двоих мы подбили коней, но они целый час храбро боролись до последнего дыхания. За третьим — пятнадцать моих всадников погнались и не могли его схватить. Он ушел от нас. В этой схватке я потерял одиннадцать джигитов. Но двое моих джигитов отличились особой храбростью. Я представляю их вам!
— Юз-баши! Все наши воины должны быть такими храбрыми, как эти двое. Люблю таких смелых, я их щедро вознагражу после победы, — пообещал хан.
— Благодарю вас, тахсыр, за ваше внимание! Завтра в сражении мои воины покажут себя.
— Верные мои друзья, на рассвете пойдем против большевиков и окружим их со всех сторон. Вы видели на холме у них пулемет? Он очень мешает нам. Во что бы то ни стало его нужно уничтожить и занять высоту. Выполнять эту задачу будете со своими джигитами: ты, ты и ты! — указал он на троих юз-башей, молча сидевших по левую сторону хана. — Как только уничтожим пулемет, на этой высоте расположим лучших стрелков. Пусть они, как мух, щелкают аскеров сверху! Ха-ха-ха… — засмеялся хан, словно его мергены уже начали уничтожать красноармейцев.
— Тахсыр-хан! Мы вчера еще несколько раз пытались занять высоту. Там сидят смельчаки с пулеметом и не дают подойти! Но мы их все равно выбьем! — заверил один из юз-башей.
— Я надеюсь на вас, мои славные воины! Кто займет эту высоту, будет щедро награжден. Обещаю дать сто баранов, самых лучших коней аскеров и десять верблюдов. — Затем хан молитвенно воздел руки:
— Аллах-акбар!! Пусть сбудется наше желание!
Остальные не успели поднять руки вслед за ханом, как разорвалось несколько гранат в траншеях басмачей, метрах в двухстах от того места, где заседали.
Хан крикнул:
— Кызыл-аскеры наступают! К бою!..
* * *
В три часа дня басмачи, сосредоточив крупные силы, перешли в наступление. Они рвались в тыл моего взвода, стараясь во что бы то ни стало овладеть высотой, где находился наш станковый
