«Ишь радуется… – подумал Идьигос, коротко глянув на Кастиенте. – Он думает, я не увидел злобы и зависти в его взгляде. Теперь – если его не опередить – жди удара в спину; уж он-то этого случая не упустит. Опередить – да, но чуть позже; сейчас пока он мне нужен».
– О чем задумался, Мигель? – с ехидной ухмылкой спросил Кастиенте. Этот его переход на «ты» говорил о многом, но Идьигос решил не заострять на этом внимания. Такое панибратство сейчас было ему даже на руку. – Гадаешь, о чем он мог сообщить им?
– Я не гадаю, приятель, я это знаю. Он сообщил им об операции «Кондор».
Ухмылка с лица Кастиенте сошла моментально; он посмотрел на Идьигоса долгим пристальным взглядом.
– Как думаешь оправдываться?
– Надо сделать так, чтобы оправдываться мне не пришлось. А что для этого нужно сделать, ты знаешь.
– А почему бы это не сделать твоим людям, а, Мигель?
– Это не должны делать ни твои, ни мои люди. Это должен сделать ты, Хорхе. Ты лично.
– Я уже давно никому ничего не должен. Никому и ничего, – членораздельно подчеркнул Кастиенте.
Идьигос хмыкнул:
– Это самообман, Хорхе, выдача желаемого за действительное. Все мы что-нибудь кому-нибудь должны. Ну что ж, я не настаиваю, решу эту проблему сам, без вашей помощи. Только ведь эта моя просьба говорила о том, что я безгранично доверяю и всецело рассчитываю на вас, – вновь перешел на «вы» Идьигос и поправил себя. – Вернее: доверял и рассчитывал…
Кастиенте уловил это дистанцирование Идьигоса и тут же сменил тон:
– Ну, зачем же так?.. Я очень ценю дружбу с… вами, и мне не безразлично ваше доверие. Просто я хотел сказать только то, что цена в этот раз будет несколько больше; согласитесь: обстоятельства совсем не те, что были раньше.
Это уточнение Идьигос пропустил мимо ушей, будто не слышал. Он вернулся в кресло и спросил (он вновь перешел на «ты»; видимость сохранения дружеских отношений была сейчас важнее амбиций):
– Кто из твоих людей снял номер, по которому звонил американец?
– Они ни сном ни духом… Просто фиксировали.
Идьигос лениво достал длинную тонкую черную сигарету, прикурил, затем тихо сказал:
– Идет война, Хорхе, и выживет в этой войне тот, у кого чувство самосохранения развито сильнее, чем у других, у кого разум преобладает над эмоциями, кто способен четко видеть реалии и адекватно оценивать ситуацию. Ну, так как, будем и дальше о них говорить?
«Судьба этих двоих предрешена, спорить и что-то доказывать – бесполезно, – понял Кастиенте. – Да и зачем? Кто они мне? Мигель – тоже карта отыгранная, но, как говорится: с драной овцы хоть шерсти клок. Сдеру с него деньги, а там… А американца надо убирать в любом случае; он меня видел у Гибсона, прижмут – а они это делать умеют, прижмут его обязательно – даст мое описание; в неделю меня возьмут. Надо уходить; к черту «Кондор», пусть этот воюет… Кастро не свалить; надо было раньше; сейчас Советы на его стороне. А за своего космонавта они тут камня на камне не оставят. Нет уж, без меня…»
– Валерио и Пирс, – тяжело назвал Кастиенте имена двух человек из своей группы. – Они и сейчас смотрят за ним.
– Это хорошо, пусть смотрят. К американцу сходи сегодня же. Он тебя знает, думаю, проблем не будет. А сумма?.. Если все сделаешь гладко, она увеличится вдвое. А теперь давай поговорим о предстоящей операции…
…После того как Кастиенте ушел, к Идьигосу зашел Ромарио, его ближайший помощник, с которым Идьигос советовался в большинстве случаев и который был в курсе всех дел.
Встреча Бредли со связником, как это и предусматривалось, состоялась возле кубинской Академии наук, которая после революции находилась в здании Капитолия. Бредли узнал его по значку на рубашке. Там был изображен Московский Кремль, космический спутник над ним и аббревиатура СССР.
– А вы знаете о том, что этот Капитолий – точная копия того, что находится в Вашингтоне? – спросил Бредли человека, фотографирующего здание Академии. Это были слова пароля.
– Американизация всего и вся, до чего могут дотянуться щупальца Соединенных Штатов, насильственное насаждение своего образа – болезнь того строя, который господствует там, – дал ответ на пароль связник и, оторвавшись от окуляра видоискателя, уже от себя добавил:
– Что, приходилось бывать в Вашингтоне?
«Вот каналья, – весело подумал Бредли, глядя на улыбающегося мужчину с фотоаппаратом; тот тоже внимательно разглядывал его. – Хотя, почему каналья, про Вашингтон ввернул хорошо, к месту; захотел проверить мою реакцию».
– И неоднократно… Это не интересно, а вот оказаться в Москве я бы хотел очень, – с грустной улыбкой сказал Бредли и кивнул на значок. – Вы, я смотрю, из Советского Союза?
– А вы наблюдательны. Да, я из СССР.
– Наблюдательность и любопытство – часть моей работы. Гюнтер Тауберг, – представился Бредли и протянул руку, – корреспондент газеты «Нойес Дойчланд».
– Мясников. Павел Аркадьевич… Можно просто – Павел. Спецкор газеты «Правда».
Они пожали друг другу руки. Мясников отстегнул значок и протянул его Бредли:
– Возьмите, на память, как сувенир.
– Павел, так не честно, мне нечего подарить вам взамен. Хотя… – Бредли достал из небольшой папки ручку, блокнот, сделал в нем запись и показал ее своему новому знакомому. – Обратите внимание, как мягко пишет ручка.
Мясников поднял взгляд на Бредли:
– Обратил…
– Дарю, – Бредли протянул ему ручку. Это был Parker 61 Signet с золотым пером и золотой стрелкой на корпусе. – В нашей с вами работе хорошая ручка – незаменимая вещь.
– Спасибо, Гюнтер… – Мясников смущенно улыбнулся. – Воистину: подарок царский. В таком случае, – он заговорщицки подмигнул, – не отметить ли нам наше знакомство? Я угощаю. Здесь неподалеку есть одно уютное местечко, могу я вас туда пригласить?
В принципе встреча немецкого журналиста из Восточной Германии со своим коллегой из Советского Союза странной не выглядела, поэтому они, не таясь, сидели в небольшом открытом ресторанчике на бульваре Прадо и тихо разговаривали. Мясников рассказал Бредли об анонимном звонке в кубинскую службу безопасности, ввел его в ситуацию, связанную с готовящимся покушением на Фиделя Кастро и советского космонавта Юрия Алексеевича Гагарина, рассказал также об арестах, проведенных кубинской контрразведкой.
– Гюнтер, не могли бы вы – если, конечно, это не идет в разрез вашей работе – как-то помочь в этом деле? – передал просьбу Алексеева Мясников. – Сейчас нам важна любая информация.
То, что в прицел контрреволюционеров попал Гагарин, было для Бредли откровением; в тех материалах, которые передал ему Спарк, об это ничего сказано не было.
– Я постараюсь… – задумчиво кивнул Бредли. – Мне нужна будет возможность постоянного контакта с вами; возможно, понадобится какая-то информация или, наоборот, у меня возникнет необходимость что-то сообщить вам.
– Да, это обговаривалось еще в Москве… – Мясников, улыбнувшись, достал подаренную авторучку, написал на салфетке номер и подвинул ее к Бредли. – На этом телефоне круглосуточно дежурит оператор; информацию передадут мне незамедлительно. А если мне срочно понадобится увидеться с вами?
– Я остановился в отеле «Саратога». Если меня не будет в отеле, оставьте для меня письмо, портье я предупрежу.
Бредли закурил, поднес язычок пламени к салфетке, положил ее в пепельницу и смотрел на огонь, пока он не стал угасать; через два часа в отеле «Насьональ» у Бредли была назначена еще одна встреча. Эта встреча была с сотрудником разведки ЦРУ, работавшим на Кубе под прикрытием французского писателя-публициста Жана Фишера; это тоже была их первая встреча. Фишер должен сообщить Бредли о том, как проходит подготовка к операции «Кондор», какие есть тонкие места, какие моменты не до конца проработаны. Вместе они должны продумать и устранить слабые звенья операции. Но сейчас, после того что рассказал ему Мясников, Бредли понял: от него ждут не только информации, от него ждут действенной помощи. А для того чтобы не допустить проведения операции «Кондор» наверняка, запланированного объема контакта с Фишером будет недостаточно; теперь ему, Бредли, необходимо было проникать внутрь заговора. Для этого ему нужен был выход на контрреволюционные группы, а его у Бредли не было и как сделать так, чтобы Фишер вывел его на руководителей антикастровского подполья, он не знал.
«Он даже близко не пустит меня к теме, это понятно… – проанализировал ситуацию Бредли. – Зачем ему делить лавры со мной, если операция пройдет и будут достигнуты ожидаемые результаты. Он мне отдаст ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы, в случае если операция провалится, свалить всю вину на меня».
Мясников хотел задать Бредли вопрос, но делать этого не стал, осекся; он увидел, как смотрит Бредли на догорающую салфетку.
– Как там дома? – вдруг спросил Бредли тихо и по-русски.
– Дома всегда лучше, чем в гостях, – так же тихо и так же по-русски ответил связник. – Давно не были?
