«Он даже близко не пустит меня к теме, это понятно… – проанализировал ситуацию Бредли. – Зачем ему делить лавры со мной, если операция пройдет и будут достигнуты ожидаемые результаты. Он мне отдаст ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы, в случае если операция провалится, свалить всю вину на меня».
Мясников хотел задать Бредли вопрос, но делать этого не стал, осекся; он увидел, как смотрит Бредли на догорающую салфетку.
– Как там дома? – вдруг спросил Бредли тихо и по-русски.
– Дома всегда лучше, чем в гостях, – так же тихо и так же по-русски ответил связник. – Давно не были?
– Да как вам сказать? Достаточно, чтобы забыть запахи осеннего леса: сырых грибов… прелой листвы. А почему вы спросили?
– Меня просили передать вам, чтобы по своему каналу связи вы передали в Центр наиболее полную информацию о себе. Чем это вызвано, мне неизвестно.
Бредли кивнул:
– Так о чем вы хотели меня спросит? – вновь перешел он на испанский.
– Те цифры… У Капитолия…
– Запомнили их?
– Разумеется.
«А с ним хорошо работать, – подумал Бредли, по-особому глянув на Мясникова, – легко. Чувствуется, что это у него не первая командировка. Сколько ему, лет тридцать пять – тридцать семь, не больше… Но сорока еще точно нет… И, видимо, воевал».
– Это вашингтонский номер телефона одного моего старого знакомого… – Бредли усмехнулся. – Можно сказать, друга. Бывшего оберштурмбаннфюрера СС Вилли Гарднера.
– Ого… Где это вы с ним?..
– Давняя история, долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз… Так вот, этот Гарднер сосватал меня… И кому бы вы думали? Самому генералу Гелену, ни много ни мало. Ну а генерал успешно «завербовал» меня; не удивляйтесь, я ведь сюда добирался через Западную Германию. Кстати, этот номер светить нельзя, он дан мне в Пуллахе для выхода на Гарднера; по номеру легче будет найти его в Вашингтоне. Туда он направлен для связи со мной; его новое имя – Джон Дэйтон.
– И на чем же Гелен взял вас?
– Угроза жизни моим друзьям в Нью-Йорке… Прием примитивный, но другого-то на меня у него ничего не было, поэтому мне пришлось «клюнуть». Больно уж ему хотелось иметь своего человека в ЦРУ. Ну, неважно… Дальше… На этого Гарднера-Дэйтона у меня есть информация, которую в дальнейшем можно будет попробовать использовать против него.
– Вы хотите сказать?.. – Мясников замолчал; он еще не до конца поверил в правильность той мысли, которая пришла к нему; слишком смелой и невероятной она казалась.
– Именно… Если он сосватал Гелену меня, то почему бы ему не рекомендовать еще какого-нибудь своего старого знакомого по СД? Передайте это в Центр, и если эта тема их заинтересует, то по возвращении в Вашингтон материалы на Гарднера я передам тоже по своему каналу.
– Но ведь вы очень рискуете. Игра слишком многоходовая и сложная, есть ряд тонких моментов. Если ваше вашингтонское начальство узнает об этой вербовке?.. Ведь это – провал.
– Ну, во-первых, это будет мой провал как человека Гелена, а не Москвы, а во-вторых… – Бредли усмехнулся. – А во-вторых, провал мне не желателен ни под первым, ни под вторым вариантом. Есть у меня по этому поводу кое-какие соображения. Все, мне пора уходить, – Бредли посмотрел на часы и поднялся. – А знаете что… давайте-ка мы с вами встретимся сегодня еще раз: через четыре часа здесь же. Возможно, у меня уже будет какая-то информация по антикастровскому подполью. Не обо всем можно говорить по телефону.
Они проговорили сорок минут. Видя, что встреча заканчивается, Мясников спросил:
– Как вы думаете, могу я сфотографировать своего нового друга и коллегу журналиста Гюнтера Тауберга на память? – и тише добавил: – В Центре просили привести вашу фотографию.
– Ну почему же – нет? Валяйте… Знал бы, надел бы фрак с бабочкой.
Бредли не знал того, что личное дело Сергея Александровича Озерова, его личное дело, так и не было найдено и было заведено новое, только в нем не было вшито еще ни одного документа. Фотография должна была стать первым.
Бредли шел в отель «Насьональ» со смутным чувством беспокойства; оно не покидало его с момента встречи со связником из Центра. Он так и не смог придумать сколько-нибудь веской причины, по которой бы человек, к которому он шел, вывел его на подпольные контрреволюционные группы.
Бредли понимал: блеф здесь не пройдет. Он знал, что у того есть связь с Вашингтоном; об этом ему говорил Спарк. В случае необходимости Бредли мог и должен был воспользоваться именно этим каналом связи. Полковник Эдвардс рисковать не хотел.
«Вот если у него возникли проблемы, которые он не мог бы решить самостоятельно, и ему понадобилась бы моя помощь, на этом я смог бы сыграть, – взвешивал свои шансы на успех Бредли. – Слишком много «бы»… В моей работе такой подход недопустим. Ну что ж, буду использовать экспромт, напор и уповать на везение. Ничего другого мне не остается. Хотя… почему? Можно сдать его кубинской контрразведке; они сумеют вытащить из него всю информацию. Я буду на грани провала, но «на грани» – это еще не провал. А если и провал, жизни кубинских лидеров и Гагарина стоят того; Центр меня поймет. И потом, я ведь у своих… Уеду отсюда сразу в Москву». В этот момент Бредли подумал о Марте, и ему садануло сердце.
– Добрый день, камрад, – поздоровался Бредли с портье. Такое обращение на того подействовало; он тут же расплылся в приветливой улыбке. – Я – корреспондент газеты «Нойес Дойчланд» Гюнтер Тауберг. Восточная Германия. Мне нужен писатель из Франции, его имя Жан Фишер.
Портье кивнул:
– Да, сеньор, он у себя. Сегодня он еще никуда не выходил. Его номер двадцать восьмой; сейчас вас проводят.
– Благодарю, не стоит беспокойства, я найду сам.
Несмотря на недавнюю смену власти на Кубе, дороговизна и изысканность отеля (да и не только отеля) оставалась на прежнем уровне. Кастро марку держал, невзирая на тяжелое экономическое состояние; иностранцы в страну приезжали.
Бредли легко взбежал по ковровой дорожке на второй этаж, отыскал нужную ему дверь и постучал. «Ну, экспромт, напор и везение», – успел повторить он как заклинание, прежде чем услышал: «войдите», зашел в номер а, войдя, понял: напор ему понадобится вряд ли; везение перекрыло все. Навстречу Бредли вышел Роуч.
– Черт бы меня побрал… Дональд, вы мне не снитесь?
Роуч был удивлен, если не сказать поражен, и обрадован не меньше. Ответил, однако, с наигранной обидой:
– Мы опять говорим друг другу «вы»?
– Черт бы меня побрал второй раз. Просто я ошалел от радости; не обращай внимания. «Ты», конечно «ты».
Они крепко пожали руки; Роуч как-то рассеянно глянул по сторонам:
– Черт… У меня только бутылка коньяка и фрукты. Устроит?
– Конечно, но я предпочел бы такой же вещмешок, как в прошлый раз…
– Если бы знал, что это будешь ты, приготовил бы непременно.
Они сидели два с половиной часа. Сидели как два давних друга, встретившихся после долгой разлуки, хотя знакомы были всего чуть больше трех месяцев и после первой их встречи они отнюдь не испытывали друг к другу дружеского расположения. И совместная работа в лагере спецгруппы «Москит» была не такой уж долговременной, чтобы успеть сильно подружиться и разлука их была недолгой, но что-то этих двух людей сближало. Чем-то нравился Роуч Бредли, но чем именно, тот понять не мог, хотя пытался это сделать еще там, на базе, в Эверглейдс.
Роуч рассказал, как он проводил группу, как сложились его дела после возвращения в Вашингтон. Рассказал он и о том, как странно простился с ним капитан Тирадо.
– Стэн, перед самым вылетом, на аэродроме, Тирадо попросил меня передать тебе эту штуку. – Роуч достал портсигар, выложил оттуда сигареты и положил его перед Бредли на столик. Тот узнал этот портсигар, вспомнил, как не так уж давно восхищался им там, в джунглях. – Сказал: на память.
Бредли долго смотрел на золотую корону, украшенную бриллиантовым глазком, затем глухо спросил:
– А что стало с группой? Тебе что-нибудь известно?
– Нет. Известно лишь то, что самолет исчез с экранов радаров над Мексиканским заливом. Никаких сигналов с его борта не поступало. Это все, – пожал он плечами. – По данным нашей разведки – а мы попытались разобраться в этом деле – в то время, когда исчез «Геркулес», в том квадрате никаких самолетов Кастро не было. Что там произошло на самом деле, никто не знает и… боюсь, что этого никто никогда уже не узнает.
– А сам ты, что думаешь по этому поводу? – спросил Бредли.
– Позволь мне не отвечать тебе на этот вопрос.
Бредли ничего не сказал, он-то догадывался, что там могло произойти. «Я подготовил убийц. Хорошо подготовил. Они не должны добраться до моей родины. Там сейчас только налаживается жизнь…» – вспомнил он слова капитана Тирадо.
Они выпили молча, не чокаясь.
– Ну а теперь рассказывай о здешних делах. – Бредли взял привычный тон: деловой и чуть-чуть начальственно-требовательный. – Все рассказывай, со всеми подробностями: с фамилиями, адресами и датами. Все.
