— А ты, Владек, что по этому поводу думаешь?
— Что? Меня не надо спрашивать, пан майор, я тащу воз туда же, куда и вы…
Мышлаевский не сразу понял, что именно хотел сказать Вукс, и недоуменно посмотрел на товарища. Потом повернулся к пану Казимиру и быстро, глотая окончания слов, заговорил:
— Пан майор должен понять меня правильно! Я готов отдать все, понимаете, все!..
Пан Казимир жестом остановил его.
— Я понимаю… О нас речи нет. Пойдемте… — и он упрямо зашагал дальше по полупритопленной гати…
Сейчас, шагая под слитное чавканье трех пар сапог, пан Казимир пытался до конца додумать мысль, вскользь брошенную Мышлаевским. Нет, если бы речь шла о старой России, майор не колебался б ни минуты, но эта новая, пугающая его страна, была сейчас единственной державой, способной противостоять Германии, начавшей, судя по всему, свой захватнический поход…
Пан Казимир был так поглощен своими невеселыми размышлениями, что совершенно не замечал дороги, и остановился, только когда Мышлаевский тронул его за рукав.
— Пан майор, мы пришли… Вон они!
Пан Казимир обернулся. Со склона холма к ним навстречу бежали трое. Узнав в них экипаж самолета, майор приветственно замахал рукой, но едва схлынула первая радость встречи, как он обеспокоенно спросил:
— Подождите… А где поручик Рыбчинский? Где люди?
— С утра самолеты летали, и гул слышался, — доложил первый пилот. — Рыбчинский со своими людьми помчался выяснять, а мы вас здесь ждем.
— Ясно, — майор кивнул. — Тогда пошли.
В приподнято-радостном настроении все поднялись на холм. Открывшаяся отсюда озерная идиллия способствовала взрыву восторга, но пан Казимир тут же прервал ее и, опять обратившись к первому пилоту, перешел к делу:
— Ну, пан капитан, показывайте, где вы спрятали машину, а то мы с поручиком Вуксом, как только узнали про аварию, тут все облазили…
— Да это рядом совсем. Пойдемте, я покажу…
Пилот вывел всех на самую вершину холма, откуда было видно не только озеро, но и огромные ямы бывших торфоразработок.
— Ну, где тут наш самолет? — пан Казимир улыбнулся.
— Мы вон оттуда на одном моторе шли, — капитан показал в сторону озера. — А как второй обрезало, садиться пришлось. Нас на посадке вынесло на торфяник. Мы б, может, и не додумались, да машина сама в старую торфоразработку угодила. Нам осталось только самое ценное снять.
— Маскировка бункеров целая?
— Конечно! Еще и кустиками заросла. Да мы ее и не трогали. Вон там старый подвал нашелся, туда все и сложили, а потом землей засыпали.
— Так… — пан Казимир помолчал. — Как вы его затопили?
Бортинженер повернулся к пану Казимиру.
— Поручик говорил, что мы при посадке пропороли редан?
— Да, говорил… Но меня интересует, сможем ли мы его поднять?
— Это-то сможем. Оборудование завезли еще тогда, а вот летать…
Не договорив, бортинженер напряженно замер. Из леса выскочил человек и заспешил к ним.
— От Рыбчинского… — негромко сказал Мышлаевский.
Еще не доходя добрый десяток шагов, посланец крикнул:
— Поручник Рыбчинский приказал передать, что сегодня на рассвете герман перешел границу. Советы двинули навстречу им полевые войска!
Офицеры переглянулись, и бортинженер быстро спросил:
— Пан майор, машину поднимать будем?
— Будем!.. — коротко бросил пан Казимир и резко, как клинком, рубанул ладонью по воздуху…
* * *
Бывшая улица Легионов полыхала третьи сутки подряд. Пожар то затихал, то вспыхивал с новой силой. Дымное пламя жадно лизало закопченные стены, с ревом вырывалось из разлетавшихся вдребезги окон, а там, где оно наконец утихало, оставались обгорелые стены и груды щебня. Но именно эта улица выводила к мостам через реку и к дамбе, проложенной через пойму, и лишь потом разделялась на два стратегических шоссе.
Поэтому, несмотря на жесткую бомбежку, воинские колонны, брошенные к границе, рвались через город, используя короткие промежутки затишья и прикрываясь от очередных налетов огнем немногих зениток и мобильных, установленных в кузовах грузовиков, счетверенных пулеметов.
Именно в один из таких перерывов полуторка с красноармейцами и сидящим в кабине капитаном Усенко вырвалась из города и, миновав развилку, помчалась по узкому, плотно обсаженному деревьями шоссе. Здесь дорога была относительно свободна. Серая лента асфальта, монотонно стлавшаяся под колеса, как-то успокаивала, и убаюканный ровным гудением мотора Усенко, начав клевать носом, в конце концов задремал.
Последние дни капитану приходилось спать урывками. Поступавшая информация становилась все тревожнее, обстановка стремительно ухудшалась, а внезапное появление на колонных путях диверсионных групп и вовсе лишило Усенко сна, заставляя его в пожарном порядке мчаться то в один, то в другой конец.
Проснулся Усенко от внезапного толчка в бок.
— Товарищ капитан!..
Усенко вскинулся, когда полуторка, заверещав тормозами, уже встала поперек дороги. Лес плотно зажал в этом месте шоссе с двух сторон, и там, дальше, на пугающе пустой асфальт выскакивали из-за поворота один за другим черные немецкие танки.
— Разворачивайся! Назад!! — заорал Усенко и, распахнув дверцу, высунулся как можно дальше из кабины, пытаясь хоть как-то сориентироваться.
И тут пушка головного танка пыхнула огнем. Вспышку капитан еще видел, но потом все сразу погрузилось в непроглядную тьму.
Когда Усенко поднял голову, то с удивлением обнаружил, что лежит далеко на обочине, под кустами. Полуторка, завалившись в кювет, полыхала, как факел, а из искореженной кабины вывалился труп шофера. Его разможженная голова свешивалась с подножки, и от нее к земле сползала кроваво-серая масса. Бойцов не было видно, а по шоссе один за другим проносились немецкие «Т-2», не обращая никакого внимания на подбитый грузовик.
Постепенно до капитана дошло, что его бойцы или разбежались, или ушли в лес. Как он сам очутился на опушке, Усенко понять не мог, но сейчас было не до размышлений, и он осторожно отполз подальше в кусты, а там, с трудом поднявшись, побежал по едва накатанной колее какой-то лесной дороги…
Примерно через час капитан уже не бежал, а едва брел, напряженно прислушиваясь. В голове начинался противный звон, все тело болело, но руки-ноги пока слушались, и Усенко остановился, только когда услыхал все приближающийся шум автомобильного мотора. Сейчас здесь мог ехать кто угодно, и на всякий случай капитан оступил в густые заросли лещины.
Все сомнения Усенко развеял армейский «ЗИС-5», тяжело ползший по узкой, явно тележной колее. На диверсаната одинокий водитель не походил. Какое-то время капитан еще колебался, но понимая, что пешком ему далеко не уйти, вышел из кустов и поднял руку.
— Стой!
«ЗИС» послушно затормозил, и шофер, явно обрадованный внезапной встречей, поспешно высунулся из кабины.
— Товарищ капитан, это какая часть?
— Нет здесь никакой части… — Усенко подошел к грузовику и устало взялся рукой за полуоткрытую дверцу. — Я один…
— Как это? — не понял шофер.
— А так… Грузовик наш снарядом шарахнуло, а когда я очнулся, нет никого. — Усенко тряхнул головой и, взяв себя в руки, строго спросил: — Ты откуда?
— 57 я артбригада, — с готовностью доложил боец. — Взвод боепитания. Заблудился я, товарищ капитан… Мне б на шоссе…
— Нельзя на шоссе… — Усенко тяжело плюхнулся на подножку грузовика и начал тереть лицо ладонями. — Немцы там. Танки. Я сам едва ушел…
— А как же… — начал было шофер, но Усенко оборвал его:
— Не дрейфь, боец! Вместе выбираться будем. У меня карта есть, да и места эти я знаю. Выберемся, давай, разворачивайся…
Усенко встал, обошел машину кругом, и уже взялся за ручку второй двери, когда шофер неожиданно остановил его:
— Товарищ капитан… Вы не подумайте чего такого, только вам лучше в кузов.
— Это почему? — Усенко недоуменно посмотрел на водителя.
— Следить, как бы немецкие самолеты не налетели, они, гады, везде рыщут! Я ж оттуда еду…
— Верно говоришь. Нам грунтовками выбираться, но там, точно, как на ладони…
Усенко вслух выматерился и, став ногой на колесо, полез через борт в кузов…
* * *
Внезапно вырвашийся из-за угла серо-голубой «Kfz-15» заставил Меланюка отпрыгнуть с проезжей части на тротуар. Запасное колесо на борту вездехода еще вращалось, и значит, он прорывался к шоссе буераками. Меланюк посмотрел на торчавшие в открытой машине офицерские фуражки, перевел вазгляд на номер «вермахт-люфтваффе» и присвистнул. Было ясно, что немцы, еще только входившие в город, уже выслали команду к аэродрому.
Петро задержал взгяд на догоравшем у газона зеленом связном броневичке и заторопился к центру, куда вместе с ним спешили какие-то усатые дядьки в «вишиванках». Передний усач, самый дородный и представительный, нес яркий рушник и каравай, с предусмотрительно запеченной в нем солонкой.
