Ох и стыдила тогда она нас, плугарей. Йой, йой! «Сами за себя постоять не можете!..» Осмелели мы, прогнали королевского жандарма, забрали у него карабин и теперь по очереди ходим ночью… Вот где он у меня. — Петря похлопал возле себя по ряднине, показывая, где у него спрятано оружие: — А сегодня вечером люди слышали, как через село промчался мотоцикл к землянке. Стали думать, что за причина, кто приехал, зачем? И когда домнишора сержант прибежала и сказала, что нужна каруца, то всполошились, решив, что солдаты собираются уезжать от нас… Не хотят наши крестьяне, чтобы девушки-солдаты уезжали. Уедут ваши девушки — бандиты из леса снова придут!
Андрей еле улавливал, что говорил крестьянин, потому что тот то ли от волнения, то ли полагая, что так лейтенант лучше поймет его, немилосердно калечил не только русские, но и румынские слова.
— Да она объяснила, что каруца только для домнуле локотэнента, и тогда все обрадовались, потому что плугари наши не хотят, чтоб русские солдаты покидали село… Не надо им ехать! — выкрикнул Петря.
Андрей уже успокоился, перестал волноваться из-за неприятного приключения с мотоциклом, готов был понести любое наказание за самовольную поездку на пост. Лежа на мягком душистом сене, покоряясь чуть заметному покачиванию каруцы, он под аккомпанемент страстного рассказа Петри мечтал о том, что война скоро закончится, они с Зиной поженятся и на всем свете настанет мирная, светлая жизнь.
Ветер пролетал над широкой долиной. Тучи рассеивались, месяц время от времени выглядывал из-за них, освещая все вокруг неправдоподобным, фантастическим светом.
Вот и Петря умолк. Стало тихо. Только кони размеренно цокали копытами по асфальту: …«так-так! так-так!»
Весна. Северные склоны гор и холмов еще укрыты снегом, но солнце с каждым днем светит все сильнее, снег потемнел, становится хрупким, ноздреватым, а в воздухе между высокими холмами, между верхушками дубов и сосен, через леса словно натягиваются тугие струны. Они тихо звучат, наполняя все окрест волнующим гомоном весны. В долине что ни день громче звучит песня жаворонка. В лесу подает свой голос многочисленное возвратившееся из далеких странствий пернатое царство. На освободившихся от снега южных склонах пахнет пригретая влажная земля. Открываются глазам прошлогодние кустики травы, янтарным ковром лежит опавшая хвоя, дурманяще пахнет смолой…
Уже отсинели нежные подснежники… Проклюнулись на ветках почки. Выглянули из них маленькие листики… И вот уже ожил, зашумел весь лес.
Все больше и больше цветов на альпийских лугах, на полонинах, все красивее в лесу. Возле подножия гор буйный зеленый шум: буки, дубы, грабина тянутся к теплому солнцу каждой веточкой, каждым листиком. А выше, на крутых склонах, густой стеной стоят вечнозеленые девственные леса. Пришел апрель. Незабываемый апрель сорок пятого года.
Весна, как венком, окружила девичий пост. Какое-то пьяняще радостное настроение охватило девушек.
Чем дальше этой весной отходили солдаты от родного дома, тем более близким он им казался, тем чаще вспоминался и снился.
Уже ходили слухи о демобилизации девушек; в свободное время только и разговору было, кто куда поедет, кого где ждут; смеясь, осматривали друг друга: как же сбросить эти сапожки, гимнастерки, как будут ходить без ремня, с непокрытыми волосами, без пилотки со звездочкой?!
Как всегда бывает у людей перед расставанием, они теперь особенно сдружились. Открывали одна другой душу, совсем по-девичьи перешептывались, советовались в своих интимных делах. Только Сережка Дронин был расстроен, понимая, что девушкам не до него, да одинокая Рая Лубенская ходила задумчивой, не зная, к кому из подруг поехать, чье принять приглашение.
Зина жила будто в розовом тумане. И только иногда, совсем неожиданно, какая-то боль сжимала ее сердце. Да нет! Боль сразу и исчезала. Девушка крепко верила в свое счастье.
Однажды в теплый апрельский день Зара Алиева стояла на наблюдательной площадке и любовалась горами, напоминавшими ей родной Кавказ, по которому она так стосковалась. Слева, с севера на юг тянулся кряж с зелеными лугами, синими лесами и белыми шпилями. А с трех сторон к посту прилегала красивая долина, обрамленная невысокими холмами, между которыми грелись в лучах заходящего солнца поля.
Привычно опираясь рукой на карабин, Зара прислушивалась к далекому лесному шуму, к чуть различимому тонкому звону мошкары…
Но вот будто сильнее зашелестела молодая листва в лесу. Зара насторожилась. Она внимательно осмотрела небосвод, горные шпили и ничего ее заметила, кроме буйной зелени в горах и нескольких облачков в синеющем небе. Нет, ей просто показалось.
Правда, прошедшая ночь была для девушек тревожной. На рассвете, когда дежурила Рая Лубенская, вдалеке над горами послышался шум. Вначале ухо солдата с трудом уловило в слабом предрассветном шепоте природы что-то постороннее, чужое.
Это был не ветерок, не шум далекой машины, не тарахтение каруцы на полевой дороге. Высоко над горами, над лесами шел невидимый в темноте самолет. Мотор его прерывисто тянул одну ноту, будто где-то далеко выл одинокий голодный волк: «у-у-у-у…»
Рая прислушалась. Нет, она не ошиблась — враг. Но так давно его не было слышно, что нетрудно и ошибиться. «Фашистов уже добивают под Берлином. Неужели снова сюда залетели?» — подумала девушка. Звук стал тихим, тонким, будто комариный писк… Потом он застыл на месте, где-то над горами, не усиливаясь и не слабея.
— Воздух! Товарищ младший сержант! Воздух!
Давыдова выбежала из землянки в незастегнутой гимнастерке, без ремня, в шинели внакидку.
— Где?
— Слушайте!
Зина, которая тоже проснулась от выкрика наблюдателя, выбежала вслед за Давыдовой. Стояли молча, прислушиваясь к небу. Далекий комариный писк усилился. Шум моторов стал выразительнее.
Потом этот шум отдалился и снова превратился в тихий писк.
— Немец, — уверенно сказала Давыдова. — Кружит над горами. Но зачем он там кружит? — Она схватила трубку телефона. — Ноль девять. Воздух! Шум моторов на северо-востоке от поста. Кружит на месте. Над горами… Давыдова… Есть усилить наблюдение!
Далекий шум моторов затихал, пока наконец совсем не растаял. Зазуммерил телефон. Младший сержант взяла трубку.
— Давыдова. Слушаю. Звук отдалился. Не слышно. Нет, больше ничего…
Так и исчез где-то в горах этот неизвестный самолет, и никто его больше не слышал.
День на посту прошел, как и все другие в последнее время, спокойно, и девушки уже думали, не померещилось ли им на рассвете. Однако сегодня Давыдова каждому дежурному наблюдателю напоминала о бдительности.
…День заканчивался, но солнце еще пылало по всему небосводу. Лишь кое-где в опрокинутой прозрачно-голубой чаше висели редкие белые облачка. Подчиняясь невидимым с земли воздушным потокам, они то растягивались и становились тоже прозрачными, словно растворялись, то собирались вместе, и тогда высоко над землей появлялись удивительные белые цветы, грозди, силуэты. И вот небесная синева начала густеть. На востоке будто великан задел по краю неба гигантской кистью, и над горами протянулась синеватая полоса. Она все ширилась, приобретая фиолетовые оттенки. Зара не досмотрела изменчивую картину уходящего дня. На бугре, возле нее, сердито зашуршала листва. Девушка насторожилась. Послышался треск, словно сломалась сухая веточка.
Где-то в лесу щелкнул соловей. Впервые этой весной. Зара поморщилась. Певец любви мешал ей. Но он, подарив вечеру всего несколько трелей, умолк. Прошла минута, вторая. Тихо… Но что это?
Из кустов вышел, оглядываясь, грузный мужчина в крестьянской одежде. Он осторожно переставлял ноги, будто плыл по траве. «Если не повернет, — подумала Зара, — то выйдет прямо на меня».
Заметив телефонный кабель, тянувшийся к наблюдательной площадке, мужчина резко остановился. Он проследил встревоженным взглядом до конца линии, увидел Зару и, вмиг обернувшись к лесу, махнул кому-то рукой. Красноватый отблеск догорающего солнца придавал его мясистому черному лицу неприятное, злое выражение. Зара сжала в руках карабин.
Потом незнакомец медленно, словно прогуливаясь, пошел вдоль линии назад, к кустам.
— Стой! — громко крикнула Зара.
Мужчина, будто не слыша, продолжал идти. Он только чуть-чуть ускорил шаг.
Нет, это не был местный житель. Те, хоть сколько ни запрещай, все пытаются пройти на пост, если не с подарками, то с какими-нибудь вопросами, за советами, а чернявые парни каждое воскресенье гуляют на соседнем холме, мешают вести наблюдение и зовут к себе в гости «домнишора руса». Незнакомец, видно, разыскивал вносовский пост и неожиданно вышел прямо на замаскированную наблюдательную площадку. Зара сразу вспомнила ночной самолет.
