— Мы хорошо рассредоточили огневые ячейки, — говорил Савельев. — Чтобы уничтожить нас, противнику потребуется эшелон снарядов. А где видано, чтобы на роту…
— Ну, ты не очень-то заносись, — прервал его Симонов, хотя в душе был с ним согласен. — Окопы рассредоточены, не спорю. А твои два противотанковых ружья почти рядом! Означает сие — один снаряд для обоих? Приказываю рассредоточить!
— Слушаюсь.
— В передовые группы послал ли с ручными пулеметами?
— С двумя ручными, товарищ майор.
— Правильно. Не исключается вылазка со стороны противника. Ночью это возможно.
— Люди в передовых не уснут, проинструктированы. А что же дальше, товарищ гвардии майор? — в свою очередь спросил Савельев.
— А дальше — об этом командование дивизией будет решать. Мы — солдаты.
Савельев понял майора: «Как прикажу, так и сделаете, ждите!»
* * *Симонов отлично понимал, что его роты рвутся к действию. Это подтверждалось запросами от всех командиров. Об этом по его возвращении в штаб доложил и Мельников. Словно какая-то сила толкала солдат вперед и тем сильнее, чем яростнее противник швырялся минами. Наспех перекусив, Симонов думал: «Надо ли открыть клапаны, или погасит пламя. В противном случае неизбежны крупные потери в людях». Чтобы избежать потерь, следовало бы отвести батальон от высоты, но на это он не мог согласиться. Он обрадовался возвращению Бугаева.
— Тебя не подцепило? — ворчливо спросил он, умалчивая, что и сам он только сейчас вернулся из рот.
— Хочу есть.
— Пересыпкин, чарку комиссару! — крикнул Симонов. — Закуску, мигом! — затем спросил: — Как там Петелин?
— Лютует.
— Отчего б это? — преувеличено удивился Симонов.
— Говорит: прикололи нас, с места не позволяют сдвинуться…
— Сие означает — вставай во весь рост? Ур-ра-а!
— Не иначе. Характер у человека!
— Ну и глуп его характер, — сказал Симонов, доставая кисет. — Человек никак не дождется, когда ему рубанет под самое сердце. Опять-таки, люди за ним…
— Я ему говорил.
— И что же?
— Людей за собой он чувствует… Но боится завтрашнего дня. Говорит: «Вся рота — как на ладони». А днем, действительно, ни взад, ни вперед!
— Пожалуй, — вымолвил Симонов, затягиваясь табачным дымом. — Видел и я. Слушай, комиссар, Петелин прав в некотором смысле. Был ли ты в третьей роте?
— Нет, не удалось.
— Напрасно не побывал. Метелев — человек наблюдательный. Поговорить бы следовало да приглядеться к тем местам… Такое решение не примешь с налета. Не такая пора. А не обдумаешь, людей, которых ты любишь, подставишь прямо под огонь.
Глубокой ночью Бугаев добрался до третьей роты. Спасаясь от комаров, комроты Метелев лежал на дне окопа с натянутой на голову плащ-палаткой. Он совершенно не реагировал на приход исполняющего обязанности комиссара и, казалось, спал. Но бодрствовал политрук Новиков, как его звали — Сережа «маленький». Он сидел и однотонно мурлыкал что-то себе под нос.
— Поешь? — спросил Бугаев, спускаясь в окоп.
— Ага, пою. Ночь-то какая! — откликнулся Новиков. И сразу же с деланным удивлением спросил: — Может быть, петь не положено? Грешно?
— Петь не грешно, но совесть забывать не следует, — откликнулся Метелев, не приоткрывая плащ-палатки. — Одуреть можно от его концерта!
— Бесплатно, что же ты хочешь, дорогой Михаил Павлович, — посмеивался Сережа.
Словно подражая Симонову, Бугаев сказал ворчливо:
— Майора интересует безымянная высотка. Петелин назвал ее караульной над всей окрестностью. Вот этой высоткой Симонов и заинтересовался. Может быть, противник не успел укрепиться как следует? Что, если бы мы под утро…
Вылезая из-под плащ-палатки, Метелев сказал озабоченно:
— Сопкой мы любовались перед закатом. Длинная, чертяка, вроде крепости. Батальоном ее не накроешь. А как же полковое начальство? Оно как посмотрит на это дело? Соседи поддержат нас?
— Майор ждет вашего мнения.
— Не докладывал, значит?
— Нет. вы же знаете Симонова. Сначала убедится: дважды два — четыре. Тогда и доложит. Он так и сказал: «Может быть, Петелин прав, опять-таки… не дать противнику укрепиться».
— Брать все равно придется, — веско заметил Новиков. — Но лучше уж сегодня, чем завтра. Я так понимаю. Кое-кого, может, и потеряем, однако лучше одного, чем десяток.
— Ваше мнение, товарищ старший лейтенант?
Метелев высунулся из окопа, посмотрел во тьму.
— За меня Сережа высказался. Я думаю — возьмем! — добавил он тихо. — Желательно не на рассвете. К рассвету они ушки настораживают, научены! А сейчас дрыхнут. По возможности без шума, тихо накрыть. Рота моя всегда на боевом взводе! Так что остановки за нами не будет…
— Нужно взводных сюда, — предложил Новичков. — Я тоже думаю, лучше ночью, чем на зорьке. Часто мы начинаем с утра. К такому часу противник стал больно сторожким. А с полуночи — да! Рубанем, что ли, Михаил Палыч?
— А чего ради давать им дрыхнуть? Если это определенно — надо бы сейчас же разведку пустить на высоту. А разрешит комдив?
— Разрешит, — решительно заявил Бугаев, но сам он не был уверен в этом.
* * *Часовой у батареи окликнул Симонова:
— Стой! Кто идет?
— Катюша. — Симонов подошел ближе. — Вам следует считать себя убитым, — сказал он, заглядывая в глаза артиллеристу. — Убиты вы палкой по голове!
Голос позади:
— Извиняюсь, не вышло бы. Я вас давно заметил, товарищ гвардии майор.
— Почему же не окликнули?
— Я — секретка. Шел позади вас, почти рядом. Не узнай я вас, сейчас бы скрутили…
— Ишь ты? Меня? — обиженно переспросил Симонов, с уважением разглядывая рослую фигуру «секретки». — Значит, заметили?
— А то как же?
— Молодец! Благодарность объявляю.
— Служу Советскому Союзу!
— Тихонько, тихонько! Лейтенант спит!
— Никак нет, товарищ гвардии майор, — подбежав, доложил Игнатьев.
— Почему же — никак нет? надо было спать, пока было время. А сейчас уже и некогда. Приготовитесь — на колесах до высоты…
— Наступаем?
— Дополнительно будет дано указание. Я мимоходом к вам, по пути.
Впрочем, Игнатьев уже знал манеру Симонова — постоянно проверят готовность своих людей, появляться там, где его меньше всего ожидают.
— И не вышло, товарищ гвардии майор, это «мимоходом»? — спросил Игнатьев, затаив усмешку.
— У вас не вышло, а вот у минометчиков… одна-две гранаты в их кружок, и нет людей. Никаких постов в кромешную тьму — такая беспечность!
Несколько минут спустя Симонов уже был в своем штабе. В землянке горела карбидовая светилка. Сидя в углу, Мельников разговаривал по телефону с ротами, потихоньку дул в трубку, что-то записывал в полевую книжку. Иногда он искоса поглядывал на Симонова. Тот, хмуря брови, проговорил устало:
— Жалко каждого человека, Мельников. Готовим наступление, — а что будем брать? Какую-то высоту! Приходится отнимать у врага по маленькому клочку этой необъятной степи. И кровью платить за свою собственную землю!
После ухода Рождественского в тыл к противнику Симонов все чаще беседовал со старшим адъютантом. Мельников отмечал, что комбат становится более разговорчивым.
— Война без потерь не бывает, — глуховато ответил Мельников. — Старая это история.
— Истина!.. Она не успокаивает, Мельников.
Симонов выпрямился, отталкивая складной табурет с парусиновым сиденьем.
— Комдив обещал во сколько к нам? — спросил он, вытирая платком вспотевший лоб.
— В двадцать четыре ноль-ноль.
— И Петелина все нет…
— Я здесь, товарищ гвардии майор! — послышался голос Петелина.
В узком проходе, прислонясь плечом к сыпучей стенке, с автоматом на груди стоял Петелин. Он еще не знал о предстоящем штурме безыменной высоты и не мог иначе объяснить причины этого ночного вызова, как только желанием комбата еще раз прочитать ему лекцию на тему: «Современная война и роль командира в этой войне». Шагнув вперед, он вскинул к виску сжатый кулак, разогнув пальцы на уровне лба.
— По вашему приказанию лейтенант Петелин явился!
Склонившись к узкому проходу траншеи, Симонов позвал связного.
— Слушай, Пересыпкин, нам бы грамм по стою организуешь?
— Есть грамм по сто!
Выпили молча. Заметив пытливый взгляд Петелина, Симонов спросил:
— Вы что-то говорили Бугаеву о безыменной высоте. Она же не исследована?!
Досадуя, Петелин подумал: «Манера у человека!.. Всегда начинает с окольного обхода. Догадайся, к чему он клонит».
— Товарищ гвардии майор, высота исследована, насколько были возможности.
— Когда же успели во всем разобраться?
