Склонившись к узкому проходу траншеи, Симонов позвал связного.
— Слушай, Пересыпкин, нам бы грамм по стою организуешь?
— Есть грамм по сто!
Выпили молча. Заметив пытливый взгляд Петелина, Симонов спросил:
— Вы что-то говорили Бугаеву о безыменной высоте. Она же не исследована?!
Досадуя, Петелин подумал: «Манера у человека!.. Всегда начинает с окольного обхода. Догадайся, к чему он клонит».
— Товарищ гвардии майор, высота исследована, насколько были возможности.
— Когда же успели во всем разобраться?
Петелин еще не угадывал, что таилось за этим вопросом комбата, и, предполагая, что наступление назначено на завтра, думал о всех выгодах положения противника. Сдерживая себя, он сказал:
— Было светло, вы же были у нас. Противник сидит на вершине, а мы, ну как оловянные солдатики. Высоту надо захватить сегодня. Любой ценой.
— Любой ценой? Ну, нет. Это меня не устраивает, — Симонов тяжело перевел дыхание и продолжал с укором: — И как поворачивается язык? Вы что, растили этих хороших парней? Вам их доверили для победы над врагом, а вы торопитесь бросить людей под огонь. Нет, так не пойдет!
— Разрешите?
Симонов не ответил. В глубоком раздумье он склонил на грудь голову, глядя перед собой в землю.
Мельникову казалось, вот сейчас он произнесет: «А я поверил. Решили было использовать темную ночку». Но Симонов с напряжением думал о чем-то. Мельников осмелился положить конец тягостному молчанию:
— Товарищ лейтенант, командира батальона интересуют ваши конкретные предложения, как овладеть высотой 113.
— Я же говорю, моя рота, как на сцене, а противник будто в зрительном зале.
— Конкретней?
Рубанув кулаком по воздуху, Петелин сказал:
— Втихую, пластунами до верха. Ночка поможет! Разрешите?
Симонов любил задор, любил и Петелина за то, что тот продолжал жить неустанной мыслью о борьбе с врагом и о движении вперед. Скрывая улыбку, он ответил:
— Безымянную высоту накроем сегодня ночью. Но зачем же любой ценой? Главное — стремительность. Нагрянем скрытно, внезапно, без горлопанства! Наше присутствие на высоте должно произвести на противника впечатление полного разгрома. Но дальше высоты не идти. Ночь, увлекаться нельзя.
— Ясно, товарищ гвардии майор! — звонко ответил повеселевший Петелин. — Жизни своей не пожалею.
Симонов неодобрительно поглядел на него:
— И свою жизнь надо беречь.
Он приоткрыл край брезентового потолка, вгляделся в сторону сопок. Там, в темной дали, теплилась и медленно тлела бледная зорька. Разрывая тишину, над головами прошелестел вражеский снаряд, ухнул в ночи, как филин. Отвернувшись, Симонов продолжал:
— Враг не может не оценить безымянную высоту. Захватим ее — придется выдерживать отчаянную контратаку противника.
Однако Петелин уже рассеянно слушал его. Он был всецело поглощен мыслью о предстоящем бое. Словно подстегивало его что-то: скорей бы в роту.
Наконец Петелин вышел из командирской землянки. Крупными хрусталиками сыпался дождь. Свежесть ночи охлаждала разгоряченное лицо. Над степью шумел ветер, разгоняя облака и делая небо пегим. Под ногами шуршали корявые кустики, сбрасывая осенний мертвый лист. За расположением третьей и второй рот рвались мины, и гулкий гром их перекатывался с правого фланга на левый. Станковые пулеметы, захлебываясь, отсчитывали секунды. В сторону первого батальона, во тьму с высоты струились цветные ручейки трассирующих пуль.
Не заходя к себе на КП, Петелин пошел к левому флангу. Вблизи он расслышал сдержанный сторожкий хруст. Кто-то крался за ним, приминая хлопковые стебли, шелестя намокшей одеждой. Петелин резко присел, всматриваясь в черную пустоту, ловя загадочный шорох.
— Это я, товарищ лейтенант, — донесся тихий голос замполита Филимонова. — Иду, вижу — человек двигается. Думаю: кто же это здесь?
— Хотел было очередь дать, — отозвался Петелин. — А ты, собственно, куда шагаешь?
— Хочу поговорить с народом. Ночь, понимаете сами. Люди устали…Каждый день бои, каждую ночь в полусне. А человек — не машина. Пусть спят, но не все. Тьма, видимость — дрянь.
— Спать не придется.
Филимонов помолчал немного, потом спросил:
— Что, высоту штурмуем?
— Да. Симонов сказал, этой ночью накроем.
Филимонов молчал настороженно.
— Люди чертовски устали, — продолжал Петелин, — но знаешь, Филимонов, беру с финляндской пример. Вымотаешься, бывало, ляжешь в снегу, сразу уснешь. А тут команда: вперед! И сон как рукой сдергивало. Вперед, так вперед. В другой раз отоспимся.
В котловине перед холмом, где из песка торчали огромные камни, Петелина остановил окрик:
— Стой! Кто идет?
Назвав пароль, Петелин подошел вплотную, всматриваясь в лицо матроса.
— Не спите, товарищ Серов?
— На вахте…
— Скажи по совести, скучаешь по флоту?
— Скучаю, — признался матрос. — По дружку моему Митьке Вепреве скучаю. По морю скучаю.
— Что же ты не ушел в экипаж? Симонов предлагал.
— Нет уж, море потом. Я и в пехоте сердцем пришвартовался. — Помолчав с минуту, матрос вдруг оживился: — Я от Митьки письмо получил. Пишет: «Заштопали. Непробиваемым стал».
— Жив?
— А то как же? Жив, но харкает кровью. Пишет: «В госпитале тошнота».
— Слушай, Серов. Ночью атака.
— На высоту?
— На высоту. Взберемся, как думаешь?
— Ну почему же… Взберемся, раз надо.
— Мы тут пройдемся по окопам. Когда начнем, — дружно и без горлопанства.
— Вот это верно. Надо бы сначала тихой сапой. Потом и в рост. Будем из них пыль вышибать! Ожидать команду прикажете?
— Повзводно команда будет.
— Скоро?
— В два ноль-ноль.
— Хорошо, — Серов сунул руку в карман. — На секундер часы поставлю. Ротой или батальоном сразу?
— Батальоном. Сначала мелкими группами охотников, затем все…
Серов неторопливо вытащил нож и плавно взмахнул им наискось от левого плеча до колена. Он как бы спрашивал Петелина: «Так вот, да?» тот утвердительно кивнул головой.
Ожидая комдива, Симонов изучал карту. Рядом с ним, склонившись, стоял Мельников. Лейтенант научился молча ждать, наблюдая. Как на смуглом лице комбата медленно играли желваки, точно он пережевывал что-то.
— Вы делаете мою работу, — не вытерпев, сказал Мельников. — Подготовить диспозицию — моя обязанность. Это делают начштабов.
Симонов разогнул спину, задумчиво посмотрел на Мельникова.
— А мне и дискурсивного рассуждения, дорогой мой, достаточно в нашем масштабе.
— Незнакомо мне это слово, — признался Мельников.
— Хвалю за искреннее признание, — сказал Симонов. — Не знаешь, значит, честно скажи: не знаю!
Он почесал циркулем за ухом, щуря глаза, точно целясь в завитушки на карте, обозначающие безымянную высоту.
— Вот она, дрянцо! — сказал он. — Условно эту чертову высоту можно назвать рубежом. А что мы знаем о рубеже, через который прыгнуть надо? Только и знаем его фронтальную сторону. Но мне этого недостаточно. А для глубокой разведки времени не осталось. Вот я и хочу формальной логикой проникнуть намного дальше. — Он улыбнулся, взмахнул рукой. — Знаю, знаю тебя. Скажешь: разведывать будем боем. Но бой я должен обосновать рядом последовательных логических звеньев, из которых каждое должно зависеть от предыдущего. Вот в чем суть дискурсивного метода, дорогой мой. В предстоящем бою надо знать, что же ждет меня за этой высоткой?
— Ясно, товарищ майор.
Василенко прибыл ровно в двадцать четыре. Он слушал Симонова, глядя не на него, а на карту, бегло набрасывая на ней красные стрелочки. Но вот он порывисто выпрямился, бросил на столик карандаш.
— Добре! Петелин утверждает, до вершины можно добраться без шума?
— Да.
— А сами вы, майор, крепко уверовали в успех операции? — Василенко искал ответа скорее в выражении лица, чем в словах Симонова. — Если сомнение в чем имеете, продумайте все еще и еще.
— Я продумал, товарищ гвардии подполковник. Петелин прав, предлагая пустить скачала мелкие группы. По-пластунски — до вершины.
— А представьте такое неожиданное препятствие: вдруг подступы к высоте заминированы?
— Высотка — ржавый замочек, — помолчав, ответил Симонов. — Но не думаю, чтобы противник успел…
— Нужно знать наверняка. Я предупреждаю вас, майор, — к этому ржавому замочку ключ в ваших руках. Сегодня у вас, не оброните — завтра передадим второму батальону, Ткаченко.
— Большинство операций строится на предположениях, угрюмо проворчал Симонов.
Василенко, казалось, не расслышал.
— И уясните: эта высотка в развитии нашего дальнейшего наступления может причинить нам много лишних хлопот, если мы сегодня ее не возьмем. Чистенько надо обделать, Симонов. Саперное имущество у нас в порядке?
