позже командир дивизии передал по рации приказ прекратить огонь.
«Вот так!» — вздохнул Шестаков, вылез из ровика и, затянув ремень на две дырочки и тщательно разогнав складки на гимнастерке, пошел осматривать батареи.
31
Крючков короткими, стремительными перебежками продвигался вдоль телефонного провода в сторону наблюдательного пункта. Вокруг продолжали рваться снаряды. Упругий, горячий ветер с разных сторон швырял комья земли, звенел металлом. Заметив в какую-то долю секунды бурое дымное пламя, Крючков плашмя кидался на землю и уже при падении видел, как пламя, вспухнув, выбрасывало вверх черные космы; земля под огнем вскипала, выгибалась, смешивалась с огнем, — тогда Крючков, широко открыв рот, ощущал болезненные удары по барабанным перепонкам, все тело наливалось тяжестью, хотелось одного — вдавиться, втиснуться в землю. Свежие, горячие воронки казались спасением. Крючков падал в них, выкинув руки вперед, и автомат больно бил его по спине.
Еще одна перебежка — и Крючков увидел Беловодскую. Она лежала плашмя, уткнувшись лицом в межу с высокой прошлогодней травой. Крючков плюхнулся рядом, задев Беловодскую плечом. Она рванулась от неожиданности, хотела вскочить. Крючков успел обнять ее левой рукой за плечи, прижать к земле.
— Пригни голову! Не ранена?
— Нет, — узнав Крючкова, она сбоку взглянула на него, и в ее взгляде мелькнули удивление и радость.
Выждав момент, когда разрывы снарядов переместились немного влево, Крючков потянул Беловодскую за рукав, крикнул «Бежим!» и, низко пригибаясь, бросился вперед.
Чуть уклонившись от телефонного провода, они упали между молодых сосенок, с минуту тяжело дышали, уткнувшись в мягкую невысокую траву. Огляделись. Правее стоял подбитый немецкий танк. Прямо перед глазами три редких ряда сосен — левый край лесных посадок. Полутораметровые сосны во многих местах вырваны с корнем, раздроблены. От растерзанного дерева и хвои, перебивая запахи гари и толового дыма, растекается запах скипидара.
— Теперь ползком. Вот так, — Крючков показал рукой вдоль рядов сосен. Поправив на спине автомат, он пополз по-пластунски, сноровисто, споро. Беловодская едва поспевала за ним. Невдалеке почти одновременно грохнули два взрыва. Крючков замер. Когда он поднял голову и оглянулся на Беловодскую, по его каске циркнула и с визгом отскочила пуля. Наползло вонючее облако от разрывов, а когда оно прошло, Крючков увидел немецкого танкиста. Немец лежал в борозде и, положив ствол пистолета на сучок сосны, старательно целился. Крючков наклонил голову, подставляя каску.
Рванул из-за спины автомат. Ремень автомата скользнул, врезался под мышкой. Вторая пуля визгнула рядом. Крючков чертыхнулся и хотел приподняться, но позади него хлопнули два пистолетных выстрела. Освободив автомат, Крючков приложился, но его тронула за плечо Беловодская:
— Береги патроны. Фашист готов.
Крючков уже сам видел немца, выпавший из его руки пистолет.
— Стрельба гениальная, — смущенно сказал Крючков и с восхищением взглянул на Беловодскую.
Она спрятала пистолет за пазуху, быстро поползла вперед.
— Нет, ты… вы без каски, — сказал Крючков, обгоняя Беловодскую и прикрывая ее.
Теперь он держал автомат в руке, наготове. Проползая мимо убитого танкиста, Крючков взял его пистолет, протянул на ладони Беловодской.
— Возьмите. Трофей ваш.
— Не надо. У меня свой, пристрелянный…
Наблюдательный пункт был левее, и надо было свернуть и ползти по открытой местности с невысокими холмами. Сильно поредевшие ряды молодых сосен не такая уж надежная защита от снарядов и мин, но даже и это хрупкое прикрытие покинули с сожалением.
Ползком и перебежками достигли кустов у подножья холма. Крючков показал Беловодской на глубокую воронку, сказал:
— Ждите здесь. Я узнаю, что на НП, и вернусь.
— Узнаем вместе.
Крючков нахмурился, спросил:
— Вам понятно, почему нет связи с НП? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Там или все погибли, или пункт в окружении.
— Бежим! — крикнула Беловодская и хотела встать. Крючков удержал ее за плечо. Он разозлился. Напористо глядя в сузившиеся от гнева глаза Беловодской, сказал, прерывисто выдыхая воздух:
— Бросьте эти… ваши разные чувства!
Она с силой скинула его руку с плеча. Вскочила. Глядя сверху вниз на лежавшего Крючкова, спросила неожиданно спокойно, с насмешкой:
— Вы разве разбираетесь в этих разных чувствах, сержант Крючков?..
Дальше они бежали и ползли вместе, не говоря ни слова.
За бугром, у телефонного провода, лежал на траве раненый Громов. Беловодская сдвинула из-за спины на бок санитарную сумку, стала делать перевязку.
— Возвращайтесь на огневую! — крикнул Крючков и побежал дальше, к следующему холму.
32
Несмотря на отчаянное положение, капитан успел удивиться тому, что немцы вдруг прекратили артогонь и что наша артиллерия тоже умолкла. Потом он стал думать только о том, как бы продержаться. Но держаться уже было нельзя.
Капитан оглянулся по сторонам.
Низко над горизонтом мутно-багровый диск солнца. Обезображенная, словно оспой изрытая земля. Кругом враги, фашисты…
Капитан положил на бруствер автомат, в котором кончились патроны, вынул из кобуры пистолет.
«Смотри не просчитайся — один патрон твой…»
На гребне высоты показался Крючков. Рывком повернув голову вправо, влево, он кубарем скатился вниз. На бегу из автомата свалил двух немцев, пытавшихся вскочить в траншею, закричал Костромину:
— Связь! Связь работает!
Капитан кинулся к телефону. Огневая отозвалась.
— Дайте миндивизион! — И когда в трубке послышался голос командира миндивизиона, капитан крикнул в ярости: — По скоплению пехоты… Установки те же, прицел убавить на триста метров. Огонь! Беглый!
Капитан дослушал до конца команду, которую командир миндивизиона, не кладя трубки, передал своим минометчикам, и только тогда упал на дно ровика. Падая, он увидел Крючкова. Тот лежал на краю окопа и в упор расстреливал из автомата подбегавших немцев. Поза Крючкова, поставленные перед ним на попа гранаты на бруствере, воткнутый в сухую землю нож и выраставшие из-за бруствера немцы, которые падали почти друг на друга, сраженные одиночными выстрелами Крючкова, — все это показалось капитану странно знакомым. Если бы у него было время и он мог бы прислушаться, то услышал бы, как Крючков после каждого выстрела приговаривал: «Пе-хота! Положим, фашистская!»
Чуть переиначив, он повторял слова матроса Балашова из любимого фильма «Мы из Кронштадта».
Капитан одним прыжком выскочил обратно из ровика и заорал хрипло, чужим голосом:
— Крючков, в укр-рытие!..
Крючков оглянулся, и его словно сдуло в глубокий ровик.
Земля вздрогнула, раскололась сразу в нескольких местах.
Десять минут две батареи минометного дивизиона били беглым огнем по небольшому клочку земли, где в двух узких ровиках, оглушенные и полузасыпанные землей, лежали два человека. Пудовые мины уходили высоко в небо и падали оттуда почти отвесно на оба склона высоты, срезая осколками начисто траву, цветы, кустики. Осколки, сталкиваясь на лету, визжали, обессиленные, сыпались стальным дождем, еще горячие, в окопы. Траншеи и ровики затянуло удушливым дымом с
