Особенно приятно было, когда умирал кто‑нибудь из молодых, полных жизненных соков. Глубокое наслаждение жизнью — поразительно острое — он ощущал, когда чья‑то смерть случалась у него на глазах.
В эти моменты его охватывало — и он своим холодным умом фиксировал это — какое‑то патологическое возбуждение. Особенно если погибала молодая женщина, а это за время его «практики» случалось не раз. Женщина порождает жизнь. Патциг ее уничтожает. Старательное выполнение служебных обязанностей обеспечивало ему «повышение тонуса».
Йон Патциг — охотник за «хаусгрилле» — в отличие от своих коллег не испытывал страха перед начальством: все равно скоро умирать, так что всякие карьеристские соображения утратили для него свой практический смысл.
Зондерфюрер «Красной капеллы» обладал большим профессиональным опытом. Полицейский сыск он освоил еще в кайзеровские времена «второго рейха», вследствие чего ему не пришлось никогда нюхать фронтового пороха. Потом — образцовая служба Веймарской республике. Правда, здесь посадил он единственное пятно на свою биографию: долгое время не способен был отличать «борцов за новый порядок» от привычных уголовных преступников. Откуда ему было знать, что придется служить «борцам»? Но он все же быстро «вписался» в коричневый антураж «третьего рейха». «Пятно» ему — политическому невежде — милостиво простили.
Вся «политика» Патцига укладывалась в единственный лозунг: «Орднунг ист орднунг». Любому правительству прежде всего нужен «орднунг». А по глубокому убеждению криминального советника штурмбанфю- рера Патцига образцовый порядок можно обеспечить только жестоким полицейским террором. Страх делает человека на диво послушным, а значит, необычайно верноподданным… Как же при таких убеждениях не простить «пятно»?
О своей неизлечимой болезни Йон Патциг узнал случайно. С какого‑то времени он совсем потерял аппетит, начал интенсивно худеть, чувствуя непривычную слабость, порой чуть ли не до обморочного состояния. Однако не обращал на это нужного внимания, поскольку считал эти симптомы физиологическим проявлением тех изменений, которые происходят в его стареющем теле. У каждого наступает то время, когда вопреки сигналам мозга живые клетки начинают бастовать. Закон природы — ничего не поделаешь. И ни какой врачебный террор на бастующие клетки не повлияет. Закон — всегда закон!
Однажды его вызвал для разговора с глазу на глаз шеф криминальной полиции группенфюрер Артур Ньобе.
— Не проходила ли по вашим делам ворожея, составительница гороскопов Лотта Крауз? — спросил шеф.
— Да, жалобы на нее были. Но ничего противозаконного или же преступного в ее действиях не обнаружено.
— Это мне известно. Речь идет о другом.
— Слушаю вас, господин группенфюрер!
— Мы хотим иметь от нее пророчество о будущем некоего человека, имя которого останется неизвестным для всех, в том числе и для вас.
— А для нее?
— Для нее мы вынуждены открыть секрет.
— Какую форму должно получить пророчество? — поинтересовался Патциг.
— Это должен быть гороскоп!
Вскоре Йон Патциг оказался в Восточной Пруссии в ставке рейхсфюрера Гиммлера «Хохвальд», расположенной неподалеку от «походной резиденции» Гитлера «Вольфшанце». Для чего призвали сюда Йона Патцига? Оказалось, лишь для того, чтобы получить от личного астролога рейхсфюрера, господина Вульфа, пакет, который следовало доставить известной берлинской пророчице Лотте Крауз.
Вначале Йон Патциг на обратном пути в Берлин, по профессиональной привычке ощупывая пакет, решил было, что в нем деньги. Но потом его охватило сомнение. За деньгами не стоило ехать так далеко. Оплатить можно было бы и на месте. К тому же, имея дело с рейхсфюрером, гадалка и без денег бы… Но тогда что же в пакете?
И Патциг решился. Он здраво рассудил, что астральная женщина, блуждающая среди небесных звезд и фантомов потустороннего мира, ничего не понимает в технике тайной перлюстрации. Патциг был уверен, что «ясновидица» ни за что не заметит его тонкой работы. Пакет же фрау Крауз все равно вскроет и этим окончательно уничтожит последние следы. Бояться нечего: в решении реальных тайн магическая сила
«ясновидицы» всегда оказывалась беспомощной. Если ее заранее не информировали…
Содержание ошеломило Патцига: это был проект «пророчества»! Составленный собственноручно астрологом господина рейхсфюрера! Речь шла о человеке, дух которого ведет его первородство от духа саксонского короля Генриха — Птицелова…
Так Йон Патциг узнал об одном из самых потаенных сверхсекретов «третьего рейха»: рейхсфюрер, владелец частной птицефермы в Баварии Генрих — Куро- щуп, на самом деле являлся Генрихом — Птицеловом. Вторым! Ибо в него, нынешнего баварского курощупа, переселился из мрака веков дух саксонского короля- птицелова. Кошмар!
Патцига охватил ужас. Не иначе — головы не сносить.
Эта тайна не для таких голов, как у него. Что же делать? Как спастись? Молчать!.. Не проронить ни звука!.. Молчать последовательно и тупо!.. Только в этом видится хоть какая‑то крохотная надежда… В конце приказано: сжечь пакет в его присутствии. Почему же об этом ему не сказали ни слова? Вот здесь и кроется какая‑то несомненная ловушка…
«Пророческий антураж» — человеческий голый череп и рядом скальп, звездная карта на стене с потемневшей позолотой и толстые старинные астрологические фолианты, высушенная до размера апельсина чья‑то голова с длинным закрученным в косу волосом и пожелтевший скелет в ржавых кандалах — весь этот антропологически — астрологический инвентарь не произвел на криминального советника никакого впечатления. Светилась одна настольная лампа под темно — зеленым абажуром. Зеленоватый «потусторонний» полусумрак царил в апартаментах с людоедским «антуражем».
Если бы он находился здесь по какому‑то другому делу, то посоветовал бы этой фрау, которая вырядилась в широченный хитон с нашитыми на нем знаками зодиака, присовокупить к своему гадательному барахлу черный флаг с оскаленным черепом и перекрещенными костями. И еще здоровенного черного кота. А действительно, почему отсутствует кот? Он ведь непременно входит в профессиональное оснащение любой ворожеи…
Но Патциг не позволил себе никаких шуточек. Здесь он уже ничего не мог себе позволить. От одного слова этой новоявленной ведьмы зависела его собственная судьба. От одного — единственного слова: «опасен».
Он молча торчал в зеленоватом полусумраке и невозмутимо ждал дальнейших событий.
После чтения «ясновидица» небрежно швырнула пакет на заставленный причудливыми «кунстшюками» стол.
Патциг не шевельнулся.
Гадалка уставилась на него «пронизывающим» взглядом. Сказала:
— Обождите в приемной.
Патциг и глазом не моргнул.
— Хорошо, — он повернулся и направился к выходу.
— Одну минутку! — остановил его голос гадалки. — Здесь еще указано, что пакет необходимо сжечь.
— Ну так и жгите, — небрежно ответил Патциг, берясь за дверную скобу.
— Но тут подчеркнуто, чтобы в вашем присутствии…
— Почему же вы не сообщили мне сразу? — озверел Патциг, возвращаясь к столу, — Приказано — выполняйте!
— А вы разве об этом не знали?
— Распоряжения, которые мне дают, я исполняю точно. Прошу следовать моему примеру. Сжигайте!
В тот же день, с другим пакетом, в который — упаси бог! — Патциг даже и не подумал заглянуть, он спецсамолетом возвратился в «Хохвальд», где лично вручил послание в собственные руки «астрального» пройдохи Вульфа.
Неожиданно его, курьера в «потусторонний мир», похожего на мумию из‑за своей феноменальной худобы, бросавшейся всем в глаза, пожелал осмотреть личный лейбмедик Генриха — Птицелова Второго доктор Кер- стен. Патцигу показалось, что господин доктор полностью удовлетворен состоянием его здоровья. Поэтому его буквально ошеломил безапелляционный диагноз: рак горла. Он, Патциг, отныне — живой мертвец.
— Как мне лечиться? — хватило у него сил спросить.
Доктор Керстен бодро ответил:
— Леченья от этой болезни нет!
— Что можете посоветовать?
— Единственное: пить кофе с коньяком. Для поддержания общего тонуса. С ухудшением самочувствия — увеличивайте дозу.
— Сколько?
— Что «сколько»? — блеснул стеклами пенсне врач.
— Какова должна быть начальная доза?
— Дозирование — дело чисто индивидуальное, — сухо ответил Керстен. — Сами почувствуете, когда вам достаточно…
Лотту Крауз потихоньку умыкнули и единственно надежным способом быстренько снарядили в мир иной, к ее любимым призракам. Патцига не тронули. Он понял: как это ни парадоксально, смертельная болезнь спасала ему жизнь. К тому же, в отличие от посвященной в государственный секрет гадалки, он «ничего не знал».
