– Дай.
Тонкая сигарета описала короткую дугу и оказалась в её пальцах, обронив по пути несколько тлеющих крупинок на простыню.
“Не метеоры, не кометы, а лишь останки сигареты”.
– Брось, ты просто очень устал, – сказала она после затяжки и выпустила красивое дымное колечко.
Вот за такие фокусы он и любил её.
– Да, я очень устал. Прости.
“Так вот как это называется после сорока – усталость”, – подумал Чаковцев. Мысль была как мысль, спокойная констатация. Она вернула ему окурок, несколько секунд полежала тихо и заёрзала. На дольше её никогда не хватало. “Сейчас вспомнит, что ей пора”.
– Блин, – сказала она с энтузиазмом в голосе, – да мне и некогда. Вот дура.
– Да? – поинтересовался Чаковцев. – Что такое?
– Тренировку перенесли, а я и забыла.
Она быстро и ловко одевалась, подхватывая с пола и кресел свои одежки. Чаковцев внимательно наблюдал, остро чувствуя запоздалое возбуждение и досаду от упущенного.
– Чаки… – она замялась на мгновение, – не подбросишь немного кэша?
Он замер. “Вот оно”.
– Да, Кошка, конечно.
Выудил из бумажника пару купюр. Она взяла – жестом чуть более небрежным, чем требовалось, помахала в воздухе:
– Мерси.
– Какие пустяки.
Он проводил её до двери, потом вернулся, постоял у окна, потирая машинально щеку, понюхал зачем-то пахнувшие помадой пальцы. Кошка внизу уже тормозила такси, на секунду подняла лицо, улыбнулась. Он не ответил.
“Летят безмолвные кометы
В пустом объеме без конца —
Всего лишь пепел сигареты
Как все уставшего Творца…”
Чаковцев приготовил кофе, сел и огляделся. Его квартирка, чудом уцелевшее после второго развода имущество, смотрелась его, Чаковцева, утренним отражением в зеркале: смятые черты никак не складывались в лицо; требовались десятки движений бритвы, щетки и расчески, чтобы собрать их вместе, подогнать и уплотнить до приемлемого, узнаваемого состояния – лица нестарого пока мужчины, мужчины с прошлым.
“Как минимум, с прошлым”, – подумал он с вызовом, так, словно кто-то значимый мог подслушать и оценить эту его мысль.
Итак, квартира его не рифмовалась. Пластинки, старый винил, громоздились шаткими башнями; дипломы конкурсов (с опасным избытком восьмерок), предназначенные для заполнения пустых стен, по-прежнему путались под ногами, некоторые уже и с треснувшим стеклом; книги отвращали Чаковцева нелепостью заглавий, нарочито, с претензией, простых или натужно глубокомысленных. Он хотел привычно солгать, что только принесенные Кошкой брошюры, весёлый трэш, освежают уныние его жилища.
Нет, кого он хочет обмануть… Чаковцев брезгливо подцепил одну, ближайшую, заранее морщась. “Ночь оживших мертвецов”, ага. Кошка читала эту муть с упоением, одну за другой. Лет десять назад от такой безвкусицы его бы стошнило, а теперь он сам…
Чаковцев помедлил и с отвращением процедил, словно дрянной бурбон: “Чаки”.
“Скрип-скрип…
Том прижался к сестре изо всех сил. Скрипят старые половицы – всё ближе и ближе. Скрипят доски под чужими тяжелыми шагами, гнутся старые доски.
– Мне страшно, Джейн, – захныкал Том.
– Не бойся, – девочка погладила брата по голове и добавила: – Нас им нипочем не достать.
– Но откуда ты знаешь?
Скрип-скрип… Скрип-скрип…
Джейн не ответила. Она, конечно, не могла признаться Тому, что боится не меньше, а быть может, даже больше, чем он. Проклятые мертвецы всё ближе, обступили со всех сторон, похоже, спасения нет. Она вспомнила, как костлявая рука схватила за горло дядюшку Элвиса, как ужасно переменилось его доброе лицо. Ну, нет, – Джейн топнула ногой и вздёрнула подбородок – кто-кто, а она так просто не сдастся каким-то полусгнившим уродам, и никакая, даже самая полная луна не поможет им добраться до них с братом.
– Мы выберемся, я тебе обещаю.
Джейн не прекращала думать с быстротой своих лучших теннисных подач; вдруг хмурое её лицо просияло:
– Я придумала, – сказала она Тому, – мы должны пробиться в бабушкину спальню, там мы будем в безопасности…
Мальчик посмотрел на сестру с ужасом – и это план? Да она издевается над ним.
Все в их большом доме знали, как боялся он входить в бабушкину комнату даже в обычные дни, а тут такое…
Джейн присела и заглянула Тому в глаза:
– Я знаю, – сказала она, – тебе очень страшно, но я ни за что не подвергла бы тебя такому испытанию, сомневайся я хоть на секунду в твоём мужестве, Том Кингсли.
Мальчик зажмурился и глубоко вздохнул, потом открыл глаза и кивнул:
– Ладно.
Перед отчаянной вылазкой на территорию тьмы следовало вооружиться. Джейн окинула библиотеку тревожным взглядом и заскрипела зубами от огорчения – в сарае, на кухне, даже в столовой было куда больше полезных предметов, чем здесь. За неимением лучшего, она вручила Тому ракетку, позабытую здесь кем-то из домашних, сама же вооружилась увесистым томом Британники – вот наконец и пригодился старый кирпич.
Они остановились перед дверью и прислушались – по ту сторону тяжелой двери стояла пугающая тишина.
– Ты готов? – спросила Джейн трясущегося от страха брата.
Её собственное сердце колотилось так громко, что, без сомнения, покойники со всей округи уже бежали на его стук.
Том молча кивнул и сжал ракетку еще сильнее и так уже побелевшими от напряжения пальцами.
– Тогда пошли, – шепнула Джейн и тихо-тихо приоткрыла дверь.
В темном коридоре никого. Их путь лежал наверх – по древней скрипучей лестнице.
Джейн мягко ступала босыми ногами, свои башмаки они оставили в библиотеке. Том неотступно шагал следом, одной рукой вцепившись в край её блузки.
Вот и лестница. На цыпочках Джейн сделала первый шаг. Проклятье – лестница предательски застонала у них под ногами. В следующее же мгновенье адский шум наполнил их уши – во всех углах огромного дома заскулили, завыли, затрещали мослами.
Джейн сделалось холодно.
– Бежим! – закричала она Тому и рванулась скачками вверх, перепрыгивая через две, три ступеньки. Брат взвизгнул и помчался за ней, ракетка его покатилась вниз к основанию лестницы, прямо под чьи-то невидимые в темноте, спешащие костистые ноги…”
Он хмыкнул и отшвырнул книжку – телефон бился мелкой дрожью и взывал к ответу.
– Да, – сказал Чаковцев в трубку.
Юный голос, свежий и уморительно серьезный, веско произнес:
– Господин Чуковский?
– Да-а, – протянул Чаковцев с интересом.
– Это Жанна из продюсерского центра, насчет выступления в Энске, вы ведь не забыли?
– Ни в коем случае… “Черт, который час?”
– Я бы хотела убедиться в получении вами аванса…
– Получен. “И истрачен”. Спасибо.
– Отлично. Я высылаю машину на ваш адрес, водитель передаст билет и доставит вас на вокзал. Поезд через два часа. Вы будете готовы?
– Разумеется.
– Спасибо, господин Чаковский, приятной поездки и удачного выступления.
– Вам спасибо, так приятно работать с профессионалами, – он помедлил секунду и добавил мстительно: – Женя.
“– Что в имени тебе моём?
– Я не расслышала, приём”
– Вы ведь не против? – таксист обернулся к нему и посмотрел вопросительно.
Чаковцев махнул рукой:
– Валяйте.
Водитель улыбнулся и сделал погромче.
– Многие возражают…
Чаковцев успел заметить золотую фиксу в углу рта; кожаная тужурка и кожаная же фуражка на голове таксиста дополняли образ.
– … а почему, я спрашиваю, отличная ведь музыка?
– Отличная, – согласился Чаковцев и еле заметно усмехнулся.
Крутили одну из
