сильное, какъ утромъ. Онъ замедлилъ шагъ, обогнулъ кругомъ весь скверъ и, войдя наконецъ въ него, какъ-бы боязливо оглядѣлъ площадку передъ памятникомъ.
Онъ сейчасъ-же нашелъ глазами Лизу. Онъ зашелъ сзади и шепотомъ окликнулъ ее.
— Лизокъ!
Лиза вскочила съ мѣста, протянула ему обѣ руки и молча посадила его около себя на скамейку.
Нѣсколько секундъ прошло въ молчаніи. Они смотрѣли другъ на друга и старались улыбнуться, но на глазахъ ихъ невольно выступали слезы.
Бенескриптовъ первый нарушилъ молчаніе и, бросивъ взглядъ на черное платьице Лизы, прошепталъ:
— Мама?..
Онъ не могъ докончить и сильно поблѣднѣлъ.
Лиза такъ испугалась, увидавъ его внезапную блѣдность, что схватила его за руку и начала трясти ее.
— Ѳедоръ Дмитричъ, милый мой!.. Вѣдь этого нужно было ждать!., повторяла она, глотая слезы и лаская его глазами.
— Скончалась? прошепталъ онъ.
— Да, вдыхая воздухъ выговорила Лиза.
— Когда-же?
— Третьяго дня похоронили.
— Гдѣ?
— На Волковскомъ кладбищѣ.
Вопросы и отвѣты произносились въ полголоса, строгимъ звукомъ.
— Какъ-же вы меня-то…
Бенескриптовъ опять не договорилъ.
— Васъ не пригласили? спросила Лиза, глядя ему прямо въ глаза.
— Какія приглашенія… я не то… а какже было не дать…
Онъ вынулъ платокъ и прикрылъ имъ глаза минуты на двѣ. Лиза, держа его за руку, чувствовала, что онъ плачетъ.
— Вы не думайте, семинаристикъ мой прелестный, заговорила он? — что про васъ забыли… Вы всегда мой другъ, есть и будете… Мама такъ васъ любила… всегда и до самой смерти думала объ васъ, хоть и молчала, но я хорошо знаю, что думала.
— Такъ и не видалъ!.. всхлипывалъ Бенескриптов, прикрывъ опять платкомъ все лицо.
— Слушайте-же, Ѳедоръ Дмитричъ, продолжала Лиза съ удареніемъ и не выпуская его руки. — Мама умерла такъ скоро… никто не ожидалъ… я была у Саши Чернокопытова… помните, вы его у насъ видѣли, гимназистикъ.
— Помню.
— Онъ тоже умеръ. Я вчера его похоронила.
Бенескриптов отнялъ отъ лица платокъ и взглянулъ на Лизу. Онр сидѣла около него, выпрямившись, блѣдная, со строгимъ, уже не дѣтскимъ выраженіемъ. Ему стало стыдно своихъ слезъ.
— Такой мальчуганъ! промолвилъ онъ.
— Да, отвѣтила она и тихо улыбнулась. — У него была болѣзнь скорая… воспаленіе легкихъ; а мама могла и еще жить… я вернулась отъ Саши вечеромъ, чтобы узнать адресъ доктора… вошла… мама уже умирала, схватила меня и начала шептать… не больше двухъ минутъ… упала на спину и… все…
Слушая отрывочный разсказъ Лизы, Бенескриптов тяжело дышалъ и боялся прервать ее какимъ-нибудь вопросомъ.
— И все? спросилъ онъ, видя, что она остановилась.
— И все, повторила Лиза.
Онъ хотѣлъ что-то еще спросить, но ничего не представилось ему въ эту минуту: никакихъ подробностей, ничего, что-бы въ другомъ настроеніи непремѣнно пришло ему на мысль.
— Да, начала опять Лиза, — мама такъ умерла, какъ я вамъ сейчасъ разсказала…. Я объ васъ сейчасъ-же сказала Авдотьѣ Степановнѣ… вы ее помните?
— Еще-бы, вырвалось у Бенескриптова.
— И она хотѣла къ вамъ ѣхать, но я ее попросила не дѣлать этого.
— Вы, Лизокъ?
— Да, я! Не браните меня, дружокъ мой, я такъ сдѣлала потому, что…
Она остановилась и изподлобья взглянула на Бенескриптова.
— Можно-ли мнѣ сказать совершенную правду? выговорила она.
— Кого-же вамъ бояться, голубушка моя? спросилъ съ нѣжностью Бенескриптовъ.
— Вотъ почему я такъ сдѣлала: я боялась, что вы увидите маму мертвой… и совсѣмъ погибнете.
Послѣднія слова произнесла она чуть слышно и наклоняя голову къ плечу своего пріятеля.
— Такъ вы думали… вымолвилъ Бенескриптовъ, громко вздохнувъ — боялись за меня…
— И Авдотья Степановна согласилась со мной…
— Да, да, шепталъ Бенескриптовъ: — быть можетъ такъ и было-бы… да какая бѣда въ томъ…
— Пѣтъ! вскричала Лиза и даже покраснѣла. — Нѣтъ, вы не должны такъ говорить!.. Если вы любили маму! если вы хотите помнить объ ней… вы должны теперь совсѣмъ… выздоровѣть.
Она прижалась къ нему и два ея большіе глаза поглядѣли на него съ такимъ серьезнымъ сочувствіемъ, что онъ, глубоко тронутый, поцѣловалъ ея руку.
— Что это вы! отшатнулась Лица и еще больше покраснѣла. — Вы меня простили, да? Я, можетъ быть, и не такъ поступила, но я вамъ скажу всю правду… Да и что глядѣть на мертвыхъ? Когда вы умрете или другой кто-нибудь, кого я буду любить… я не пойду къ мертвому… Нѣтъ, не надо!.. Вотъ теперь вы будете вспоминать маму, какъ вы ее видѣли въ послѣдній разъ… она такъ тогда оживилась, когда вы пришли… и предъ вами не будетъ мертваго лица.
Лиза закрыла лицо рукавомъ, дрожь пробѣжала по всему ея тѣлу.
— Обо мнѣ довольно! заговорилъ Бенескриптовъ, кладя свою широкую руку на плечо Лизы. — Какъ вамъ-то жить теперь.
— Мнѣ? быстро спросила Лиза и усмѣхнулась. — Я теперь богатая.
— Богаты? вскричалъ радостно Бенескриптовъ.
— Да, вѣдь вы не знаете: Авдотья Степановна выиграла нашъ процессъ.
— Ну, вотъ и прекрасно! вырвалось у Бенескриптова. Онъ не зналъ что и сказать, такъ извѣстіе его обрадовало.
— У меня слишкомъ много будетъ денегъ, продолжала Лиза, дѣловымъ тономъ — и мнѣ это не нравится. Ну, да когда я сдѣлаюсь совершеннолѣтней, я по-своему употреблю мои деньги… не долго ждать… Да и теперь… не имѣютъ права отказать мнѣ…
Она вскинула голову и, глядя пристально на Бенескриптова, спросила:
— Другъ вы мой или нѣть?
— Я-то? Маточка моя!..
— А если другъ… вы не можете отказаться… вы должны устроить себѣ какое хотите занятіе… для этого нужны деньги, и вы ихъ возьмете у вашего друга, Лизы Загариной.
Выговоривъ это, Лиза встала противъ Ѳедора Дмитріевича и взяла его за обѣ руки.
— Ну-съ? Какой будетъ отвѣтъ?..
— Въ васъ перешла ангельская душа мамы вашей…
— Нѣтъ, я не ангелъ! у меня крыльевъ нѣтъ; а вы что-же мнѣ не отвѣчаете?
— Спасенъ, спасенъ, голубчикъ, говорилъ, едва-едва удерживая слезы, Бенескриптов — за большое дѣло я не возьмусь теперь, гордость меня и то погубила… хорошо-бы хоть какъ-нибудь прожить…
— Что-жь вы будете дѣлать? спросила Лиза.
— Собрался съ добрыми людьми… въ долгій путь, буду скитаться съ ними…
— Я не понимаю…».
— Эхъ! вскричалъ Бенескриптов: —коли-бы я на что-нибудь годенъ был для васъ, родная моя Лизанька, я-бы здѣсь и кости сложилъ, въ этомъ проклятомъ Петербургѣ!..
— Нѣтъ, перебила его Лиза, — для меня не нужно; я здѣсь не останусь, я тоже уѣду, и васъ съ собой не возьму, хоть и люблю васъ очень… для меня вы не можете- быть все… я не хочу. Будемъ жить: вы въ Россіи, я тамъ…
И она показала рукой вдаль.
— Гдѣ-жь? почти съ испугомъ выговорилъ Бенесриптовъ.
— Откуда я пріѣхала. Такъ я рѣшила, и прощаюсь съ вами сегодня… Вы когда ѣдете?.. говорите правду.
— Положили мы завтра,
