да теперь что-же…
— Нѣтъ, нѣтъ. Для меня не оставайтесь! Куда вамъ писать?
— Да вы ужь лучше дайте вашъ адресъ… а мы вѣдь скитаться будемъ…
— Я у Борщовыхъ живу. На его имя и пишите, и дайте мнѣ честное слово, нѣтъ… какъ другъ… это лучше… что вы не постыдитесь меня, когда вамъ будетъ плохо?
Бенескриптов привлекъ ее къ себѣ и поцѣловалъ въ лобъ.
Возвращаясь, Ѳедоръ Дмитріевичъ проходилъ мимо нѣсколькихъ «виноторговль», и ни въ одну его не манило.
XIII.
Простившись съ Авдотьей Степановной и съ Бенескриптовымъ, Лиза уже никуда не выходила, кромѣ своей гимназіи. Ее не тянуло и гулять. Съ Катериной Николаевной она стала немного разговорчивѣе, но не ласкалась къ ней.
— Скажите мнѣ, Лиза, спросила ее та вечеромъ того дня, когда она ходила на свиданіе съ Бенескриптовымъ — хорошо-ли вамъ у насъ?
— Мнѣ лучше нигдѣ-бы не было… въ Петербургѣ, отвѣтила сосредоточенно Лиза.
— Гдѣ-бы вы хотѣли провести лѣто?
— Я не знаю Россіи; можетъ быть, вездѣ точно такъ-же, какъ и здѣсь… На Волгѣ хорошо…
— А вамъ туда хотѣлось-бы… къ Авдотьѣ Степановнѣ?
Вопросъ Катерины Николаевны заставилъ съежиться Лизу.
— Я ее больше не должна видѣть, проговорила она еще сдержаннѣе.
Больше отъ нея Катерина Николаевна ничего и не добилась; но этотъ маленькій «interrogatoire» (такъ Лиза назвала его) убѣдилъ Катерину Николаевну, что ея питомица что-то такое затаила въ себѣ.
— Оставь ты ее въ покоѣ, сказалъ ей на другой день Борщовъ, когда она сообщила ему свои наблюденія надъ Лизой, — Что за тревожность у тебя такая!.. Дѣвочка растеряла разомъ всѣ свои привязанности, а ты къ ней пристаешь.
Катерина Николаевна перестала «приставать» къ Лизѣ.
В теченіе нѣсколькихъ дней Борщовъ и Катерина Николаевна о чемъ-то все совѣщались. Лизѣ приходилось присутствовать при этихъ совѣщаніяхъ, происходившихъ и за обѣдомъ, и по вечерамъ. Рѣчь шла о какомъ-то собраніи, которое должно было произойти въ скоромъ времени въ ихъ квартирѣ. Лиза прислушивалась и потомъ, сидя въ своей комнаткѣ за уроками, разбирала про себя все ею слышанное. Она видѣла, что оба, и Катерина Николаевна, и Павелъ Михаиловичъ, были недовольны, не то собою, не то тѣмъ, какъ у нихъ подвигалось ихъ дѣло. Они хотѣли заинтересовать въ немъ всѣхъ «хорошихъ людей», какъ выражалась мысленно Лиза, и этихъ хорошихъ людей надо было искать между женщинами.
Павелъ Михийловичъ дѣлалъ сортировку хорошимъ женщинамъ; Катерина Николаевна спорила съ нимъ, находя, что онъ слишкомъ «нетерпимъ». Это слово Лиза запомнила, а также и то, которое Борщовъ употребилъ въ отвѣтъ Катеринѣ Николаевнѣ:
— А иначе, вскричалъ онъ, — выйдетъ безпринципіе!
Какой это мудреный русскій языкъ, подумала при этомъ Лиза — этакого слова нельзя сдѣлать ни по-фран-цузску, ни по-англійски…»
Всего больше спорили они о двухъ какихъ-то хорошихъ женщинахъ: одну звали Елена Васильевна, другую Лидія Петровна. Лиза не помнила, бывали-ли онѣ когда-нибудь у Катерины Николаевны при ней. Она видѣла, что за приглашеніе Елены Васильевны стояла Катерина Николаевна.
— Совсѣмъ ее не нужно! восклицалъ Борщовъ, шагая по гостинной, гдѣ велся разговоръ.
— Да почему-же? возразила Катерина Николаевна.
— Развѣ ты не знаешь, что ея дѣятельность вся исходитъ изъ мистическаго начала?
— Нужды нѣтъ!
— Какъ нужды нѣтъ? постыдись, что ты говоришь!
— Я говорю: нужды нѣтъ, и вотъ почему: Елена Васильевна — живой человѣкъ. Мы съ тобой на то и тутъ, чтобы не допускать въ наше дѣло мистическаго направленія…
— А хочешь пригласить какую-то ясновидящую!..
— Погоди… намъ необходимо сочувствіе и поддержка женщинъ, любящихъ добро… все равно, какъ-бы онѣ его ни любили и чему-бы онѣ ни вѣрили…пускай и онѣ хлопочутъ, распространяют нашу идею, доставляютъ намъ тѣхъ, для кого мы работаемъ… а тамъ ужь наше дѣло не допускать ихъ до дальнѣйшаго вліянія…
— Нѣтъ, обрѣзалъ Борщовъ, — я считаю такую практичность весьма скабрезною…
— Ужь и скабрезной!..
— Да. Надо, чтобы всѣ наши пособники были нашихъ принциповъ. Твою Елену Васильевну достаточно знаютъ за женщину, пропитанную какой-то смѣсью елея съ прекраснодушіемъ.
«Прекраснодушіе, отмѣтила Лиза, — voilà encore un mot!.. Ахъ, какой мудреный русскій языкъ».
— Нужды нѣтъ! повторила опять Катерина Николаевна, не уступая Борщову своей Елены Васильевны. — Если такъ сортировать то мы останемся рѣшительно одни… Я не хуже тебя вижу, кто такая Елена Васильевна, но ея пылъ, ея настоящую доброту, даже ея мистицизмъ и елей я хочу употребить на служеніе нашему дѣлу и постараюсь воспользоваться всѣмъ этимъ поумнѣе.
— Тогда, горячо возразилъ Борщовъ, — почему не обратиться ко всѣмъ барынькамъ изъ команды Степана Иваныча Кучина? И что это у тебя, Катя, за переувеличенная боязнь остаться одной? Найдутся люди, найдутся женщины… онѣ уже есть…
— Кто-же это? рѣзко спросила Катерина Николаевна — твоя Лидія Петровна, напримѣръ?
Лиза замѣтила, что губы Катерины Николаевны сложились въ довольно-таки язвительную усмѣшку.
— Что-жь ты находишь сказать противъ нее?
— Вотъ ужь ее-то бы я не стала звать, проговорила Катерина Николаевна все такъ-же насмѣшливо.
— Да почему-же? удивленно вскричалъ Борщовъ.
— Сухая резонерка! Въ дѣло она, какъ слѣдуетъ, не войдетъ скажетъ нѣсколько мудрыхъ словъ… отъ которыхъ вѣетъ скукой и книжкой.
— Катя, перебилъ Борщовъ, — меня не на шутку огорчаетъ, что ты такъ относишься къ самымъ интели-гентнымъ изъ нашихъ женщинъ.
«Интелигентный, отмѣчала Лиза: — cest: intelligent?..»
— Я знаю, не уступала Катерина Николаевна, — что она умна, читала много и можетъ поддерживать всякій разговоръ, даже спеціальный…
— Этого мало! перебилъ Борщовъ — она честная труженница!..
— И это я знаю… Она все, что тебѣ угодно, сама добродѣтель; но намъ она безполезна… тебѣ, можетъ быть, хочется, чтобъ она про наше дѣло отзывалась хвалебно тамъ, гдѣ она играетъ роль… такъ это тщеславіе, мой другъ… да и на это она не годится… въ ней нѣтъ никакого энтузіазма, никакой вѣры; она только и годна на резонерство, — пожалуй, очень радикальное, но всегда въ неодобрительномъ тонѣ… Ей все мало…
— Во всякомъ случаѣ, исключать ее никакъ нельзя!
— Пригласи, я не препятствую, во помирись и съ Еленой Васильевной.
Лиза почему-то осталась довольна, что она увидитъ и Елену Васильевну и Лидію Петровну. Но тѣмъ не кончилось преніе, говорили еще про какую-то мадамъ Мерлетъ.
— Кто тебѣ ее рекомендовалъ? спросила Катерина Николаевна.
— Она была у меня по устройству одного утра…
— Ничего-то я въ ней не вижу, кромѣ подмалеваннаго благообразія, съ легкой гримасой выговорила Катерина Николаевна.
— Она бойка… Слѣдуя твоей системѣ, разсмѣялся
Борщовъ, — такими барыньками пренебрегать не надо. Онѣ носятъ мундиръ для насъ полезный — и то хорошо!..
— Лучше сказать: мундиръ этотъ полезенъ имъ самимъ… разумѣется, съ должнымъ количествомъ poudre de riz…
— Ахъ, Катя, ты все язвишь. Нехорошо!…
На этомъ разговоръ и оборвался.
Чрезъ два дня послѣ него должно
