class="p1">– Приятно слышать.
Он не знал, что его усыновили, до тех пор, пока ему об этом, вопреки воле матери, не сообщил отец – ему тогда было четырнадцать. Но он и сам уже кое о чем догадывался, хотя старался выбрасывать эти догадки из головы: в школе его дразнили тем, что у него не «настоящие родители». Но слухи продолжали распространяться. В подростковом возрасте он постепенно узнал, как все произошло. В декабре 1942 года Энн наткнулась на объявление в местной газете. И с этими словами Роберт достал из кармана и передал ему фотокопию газетной страницы. Объявление было коротенькое. В помещенном выше объявлении говорилось: «Создаваемому джазовому оркестру требуются скрипач, саксофонист, кларнетист и трубач. Заработок после каждого выступления гарантируется». Ниже: «Мы покупаем за наличные подержанную мебель в приличном состоянии». А между этими объявлениями втиснулось это: «Требуется дом для месячного мальчика с отказом от родительских прав – писать в п/я 173, Меркюри, Рединг». «С отказом от родительских прав» – это, конечно, была формулировка майора. А мог бы просто написать «без каких-либо условий». Роланд невольно пробежался взглядом по другим объявлениям на странице: война сильно выкосила рынок труда. Везде требовались либо «мальчики семнадцати лет» либо «джентльмены с опытом» для замены ушедших на фронт работников.
Он вернул фотокопию. Как он сейчас выяснил, мама со своим новорожденным ребенком и своей младшей сестрой Джой уехала поездом из Олдершота в Рединг. Тот поезд, как оно часто случалось в годы войны, опоздал. Сестры ждали, пока все пассажиры не разойдутся. У них с собой, как запомнила Энн Коув, была коричневая сумка с младенческой одеждой. Роберта передали Коувам с рук на руки у турникета при выходе с перрона. Энн потом многие годы не могла забыть, как Джой отвернулась, потому что была не в силах смотреть, как старшая сестра передавала чужим людям новорожденного. Розалинда была подавлена и сказала всего пару слов.
Через месяц после знакомства Роланд и Роберт поехали навестить свою тетю Джой в Тангэм, деревушку неподалеку от Эша. Эта была, само собой разумеется, весьма необычная встреча, и Роланд в основном держался в стороне и больше слушал. Год назад у Джой умер муж, она была уже довольно дряхлой, но сохранила отличную память. После первых возгласов и объятий все сели пить чай с ореховым пирогом, и она рассказала о себе. Ее сестра уходила на работу, а она весь день присматривала за маленьким Робертом и сильно к нему привязалась.
– Ты был такой миленький малыш! – сказала она, похлопав Роберта по колену.
В поезде до Рединга она уговаривала сестру передумать. Еще ведь было не поздно. Они могли бы улизнуть от встречавшей их пары на станции, сесть в первый же обратный поезд и вернуться домой с ребенком.
– Но она не хотела. Розалинда все повторяла тихим голосом: «Я должна это сделать. Я должна это сделать». Никогда не забуду, как, говоря эти слова, она прятала от меня глаза.
Даже когда до Олдершота оставалось всего ничего, обе сестры все еще сильно переживали и Джой не уставала убеждать Розалинду, что еще можно вернуться, объяснить Коувам, что она передумала, и забрать у них маленького Роберта. Розалинда только плакала, качала головой и ничего не отвечала. Выйдя на платформу в Олдершоте, она заставила сестру поклясться никогда никому не говорить, что они совершили. И Джой хранила обет молчания. Она даже мужу за все сорок восемь лет их брака не рассказала. Она впервые вспомнила то ужасное утро только сейчас, когда Роберт сидел рядом с ней на диване. Он тронул ее за плечо, и она расплакалась.
Когда братья опять встретились в «Трех бочках», Роберт продолжил свой рассказ. У него было самое обычное, с шалостями и приключениями, детство. Денег в семье вечно не хватало, но родители были к нему добры, и он был счастлив. В школе он был старостой класса, но с радостью бросил учебу за несколько месяцев до своего шестнадцатилетия. Школьные порядки, признался он, досаждали ему даже больше, чем Роланду. Он устроился на завод, где стал самым молодым рабочим на сборочном конвейере. По какому-то давнишнему дикому обычаю женщины-работницы стали трогать его в разных местах, а потом раздели догола и обрядили в дурацкий детский комбинезон, который был ему страшно велик. Ему все это не понравилось, и он сбежал. Но они бросились за ним по лестнице, промчались по цеху и выбежали на улицу. Он еле от них спасся. И больше туда не вернулся. В конце концов он на долгие пять лет стал подмастерьем плотника-монтажника. За всю жизнь он работал, кажется, на всех стройплощадках графства и сегодня частенько проезжал мимо домов, построенных в том числе и его руками, которые настилали полы и возводили кровли. Его специальностью стала установка уникальных лестниц по индивидуальным проектам. В середине шестидесятых он женился на Ширли, обретя с ней семейное счастье. Их сын, невестка и внучки были смыслом их жизни. Другой страстью Роберта была местная футбольная команда «Рединг». Он ходил на все их игры, домашние и на выезде.
Покуда Роберт рассказывал, Роланд наблюдал за его лицом и вспоминал свою трудовую молодость на стройплощадках в конце шестидесятых и в семидесятые. Сроки вечно поджимали, обеспечение рабочей силой и стройматериалами хромало, взаимоисключающие задания – все это создавало нервозность и хаос, а нередко превращало эти стройплощадки в арену нешуточных конфликтов. Профсоюзов тогда не было, техникой безопасности никто не был озабочен, бытовых условий для работяг никаких, то и дело между ними вспыхивали драки. Время «сдельщины». Пожилые рабочие, насколько он помнил, после многолетних изнурительных пререканий с работодателями относились ко всему с каким-то упрямым равнодушием. Ему показалось, что такое же отношение ощущалось и в его брате. Его было непросто втянуть в спор, догадался Роланд, но уж если он начинал спорить, то непримиримо стоял на своем. У него, как только сейчас он заметил, было более широкое лицо, более открытое и добродушное. Их руки, державшие бокалы с вином, свидетельствовали, насколько разными у обоих были судьбы. Роберту были ни к чему гибкие белые пальцы пианиста. На них виднелись старые шрамы и мозоли. Если судить по его рассказу, его жизнь была более ровной, более цельной – один долгий брак, дом в районе, где многие жилища были построены при его участии, местная футбольная команда, которой он оставался верен при любой погоде, в любое время года, а главное – симпатичные внучки, чью фотографию Роланд теперь разглядывал. В этой жизни не было ни наркотических «трипов» на берегу реки Биг-Сур, которые помогли бы Роберту отвлечься от обыденных амбиций, ни воспитания ребенка в одиночку, ни шараханий из стороны в сторону в поисках карьеры, ни шлейфа любовных связей, ни политических разочарований и пессимизма. Но жизнь у Роберта была непростой. Ранняя смерть матери, удручающее незнание своих корней, удел мальчика для битья в период профессионального обучения и тяжкий труд. Большинство своих проблем Роланд создал себе сам, это были прямо-таки подарки судьбы! Но согласился ли бы он поменяться местами с Робертом? Нет. А Роберт согласился бы? Нет.
– После смерти матери, мне тогда исполнился двадцать один год, я решил найти своих биологических родителей. Я довольно-таки далеко продвинулся в поисках, но, когда выяснил подробности своего появления на свет, сдался. Навалились другие дела. И я подумал: ну ладно, если мои кровные родители не пожелали узнать, как я живу, они, наверное, просто не хотят обо мне слышать. И я забросил это занятие – более чем на сорок лет.
Роланду почудилось, что он узнал интонацию, модуляцию голоса, возможно, даже склонность к методичности майора, призрака другого Роберта, проявившегося в этом. Брат захватил свое свидетельство о рождении и достал его. Родился 14 ноября 1942 года. Где? В каком-то частном доме в Фарнхеме. Не в большом военном госпитале в Олдершоте. Логично. Чуть правее в документе фигурировала правда: мать Розалинда Тейт, бывшая Морли, проживающая по адресу Смитс-коттеджез, 2, в Эше. Но ниже была ложь: отцом значился Джек Тейт, проживающий по тому же адресу. Несколько дней тому назад Генри отправил Роланду кое-какие документы: учетно-послужную карточку Джека Тейта, его армейскую расчетную книжку. Он служил в первом батальоне Королевского гемпширского полка. Он воевал на фронте в ливийской пустыне в 1940 году, потом в феврале 1941 года был переброшен на Мальту. И оставался
