хотите-ли въ буфетъ? Ваша дама говоритъ съ моей женой.
— Это ваша жена, удивлено выговорилъ Борщовъ, — госпожа Тимофѣева?
— Да, госпожа Тимофѣева, ваша знакомая и даже, кажется, бывшая сотрудница.
— Вы женаты! повторилъ Борщовъ.
— А что-жь тутъ удивительнаго? Развѣ я разрушалъ какія-нибудь основы?
— Не знаю, разсмѣялся Борщовъ: — вамъ лучше помнить…
— Барахтался въ адюльтерѣ, это точно, но узъ супружескихъ никогда не отвергалъ! Наши барыни все минутъ десять проболтаютъ, такъ, право, зайдемте на минутку въ буфетъ.
Борщовъ согласился.
Катерина Николаевна не сразу узнала жену Карпова подъ вуалеткой. Та подошла къ ней очень смѣло и проговорила:
— Добраго пути, Катерина Николаевна.
— Ахъ, это вы! Благодарю васъ, вы тоже ѣдете?
— Только не за-границу. Я ѣду съ мужемъ играть въ провинцію.
— Вы замужемъ?
— Да, и торопилась доложить вамъ это, чтобы успокоить васъ. Она тихо разсмѣялась.
— Какая вы злопамятная, кротко замѣтила Катерина Николаевна — вы все не хотите мнѣ простить сватовства за Кучина.
— Ахъ, что вы! Право, я не злючка. Я вамъ попросту скажу: мужъ мой молодой, красивый, добрый и талантливый. Оъ нимъ я ужь больше не ищу необыкновенныхъ людей. А что-бы не было скучно жить, мы пошли на сцену; на это насъ хватитъ, и то хорошо.
— Что-же больше! со вздохомъ и съ тихой улыбкой произнесла Катерина Николаевна.
— А вы на-долго за-границу?
Вопросъ этотъ заставилъ Катерину Николаевну слегка вздрогнуть.
— Какъ поживется, вымолвила она; — къ осени надѣюсь быть назадъ.
И она слегка отвернулась въ сторону.
Въ буфетѣ, у стола, за бутылкой пива, присѣли Борщовъ съ Карповымъ.
— Да, милордъ, говорилъ Карповъ, оправляя свою бороду, — бѣгу изъ Петербурга и чувствую всю сладость этой эмиграціи. Безъ всякаго смущенія говорю вамъ, что мнѣ своего диллетантства нисколько не стыдно, глядя на вашу кипучую дѣятельность и цивическія стремленія!
— И вы, по-своему, правы, отвѣтилъ Борщовъ, — но только по-своему.
— Полноте, возразилъ Карповъ, дотронувшись до плеча своего собесѣдника: — вы упрямецъ и систематикъ; поэтому и не желаете показать, что толчете воду въ ступѣ. Вы подойдите-ка къ зеркалу — вы вѣдь, милордъ, на десять лѣтъ постарѣли! Отчего, смѣю спросить? Сердечныя невзгоды? Если и были онѣ, то не могли поглотить васъ, вы ве такой индивидъ… Значитъ, по части цивизма-то плохо идетъ. Я вотъ безпутный вагабундъ, и впередъ зналъ это; вы-же — мудрецъ и гражданинъ, а питали наивную вѣру въ успѣшность американскихъ ученій на россійскомъ грунтѣ…
— Такъ что-жь, по-вашему, дѣлать? съ горечью выговорилъ Еоршовъ: — хапать направо и налѣво и, кромѣ хищничества, не знать другого идеала?
— Слѣдуйте, благородный рыцарь, обычаямъ страны вашей, какъ говорится въ одной шутовской фантасмагоріи Кузьмы Пруткова.
— Эхъ, полноте все паясничать, Карповъ! вырвалось у Борщова, и онъ замѣтно нахмурился.
— Не серчайте, добрѣйшій! Я отъ полноты души выражаюсь. Дѣйствуйте, насаждайте вертограды цивизма, полагайте животы и капиталы — желаю вамъ всякихъ успѣховъ, и при томъ чистосердечно; но, право, лучше-бы было снарядитъ экспедицію для отысканія доктора Ливингстона. Дѣло будетъ статочнѣе! Пью за несокрушимость вашей славянскій энергіи.
Онъ опорожнилъ стаканъ пива.
— Вы лѣто въ Питерѣ? спросилъ онъ, вставая.
— Да, удалиться не позволяютъ дѣла.
— Какія? дѣловыя дѣла или цивическія?
— Дѣловыя.
— Два хомута, стало, несете!.. Поздравляю! Ну, пора намъ и къ дамамъ,
Борщовъ промолчалъ, но видимо радъ былъ концу этого разговора.
А у багажа Лиза все еще стояла съ Бенескриптовымъ. Онъ глядѣлъ на нее съ простоватой улыбкой и говорилъ:
— Ужь коли очень меня засоееть, Лизанька, опять попрошусь въ псаломщики за-границу, чтобы васъ провѣдать.
— Зачѣмъ вы будете дьячекъ? возразила съ гримас-ской Лиза: — я этого не хочу… Вы ужасно горды! Ужасно!.. Отчего я не могу помочь своему другу? Я говорю серьезно: если вы не напишете мнѣ, когда вамъ въ Россіи сдѣлается противно, — мы больше не друзья!..
Звонокъ задребезжалъ и заставилъ ихъ обоихъ вздрогнуть и тронуться съ мѣста.
— Мы вмѣстѣ сядемъ, да? спросила Лиза, торопясь въ залу подъ руку съ Бенескриптовымъ.
— Да вы въ которомъ классѣ—поди, чай, въ первомъ?
— Это ничего, я съ вами сяду во второмъ; я такъ и скажу madame Борщовъ.
Выбѣжавъ на платформу, Лиза весело оглянулась во всѣ стороны и широко вздохнула. Она догнала Катерину Николаевну, стоявшую съ Борщовымъ у подножки одного изъ вагоновъ перваго класса.
Карповы раскланялись съ ними, причемъ Борщовъ не представилъ Карпова Катеринѣ Николаевнѣ, видимо избѣгая назвать ее женой своей или госпожей Повалишиной, что отъ Карпова не укрылось, и онъ даже, незамѣтно, переглянулся съ женой.
Они поспѣшили въ свой вагонъ, чтобы не стѣснять Борщова при пощаньи съ его «дамой».
А Борщовъ какъ-будто и въ самомъ дѣлѣ былъ смущенъ, сдѣлалъ такое движеніе, точно хотѣлъ обшить Ка-териву Николаевну, но тотчасъ-же удержался. Рука его слегка дрожала, держа ея руку.
— Войди въ вагонъ, тихо сказала она: — тамъ никого, кажется, нѣтъ.
Они вошли. Служитель внесъ вещи и удалился. Борщовъ оглядѣлся и тотчасъ памяти его представилось такое точно отдѣленіе, гдѣ они нашли Повалишина. Да, вотъ онъ сидѣлъ тутъ, на поперечномъ диванѣ, прикрываясь газетой.
— До свиданья, Поль, прошептала Катерина Николаевна, и горячее лицо ея прильнуло къ его щекѣ…
— Прощай, глухо вымолвилъ онъ; — не принуждай ты себя писать мнѣ непремѣнно… будь только здорова… и, коли можешь… возвращайся…
Она сдержала рыданіе, отняла руки отъ его шеи и, усѣвшись въ уголъ, сказала спокойно:
— Эхъ, Поль, если тебя бросать, то за кого-же схватиться?..
Въ дверку просунулась голова кондуктора.
— Пожалуйте-съ, окликнулъ онъ Борщова. — Третій звовокъ-съ.
Въ эту минуту вбѣжала Лиза, запыхавшись, крѣпко поцѣловалась съ Борщовымъ, крикнула: «Merci!.. зачѣмъ остались!», и опять вылетѣла.
До отхода поѣзда Катерина Николаевна, сидя у открытаго окна, говорила съ Борщовымъ «о дѣлѣ».
— Гдѣ-же Лиза? спросилъ вдругъ онъ.
— Она вѣрно со своими друзьями во второмъ классѣ.
Томительно засвистѣла машина, и дымъ съ запахомъ сѣры поползъ внутрь вокзала.
Борщовъ не махалъ платкомъ и не двигался вслѣдъ за поѣздомъ. Онъ смотрѣлъ, стоя неподвижно, какъ длиннная черная масса, покачиваясь, шипя и разсѣкая низко спускавшійся дымъ трубы, выползала изъ-подъ стекляннаго навѣса на вольный воздухъ.
Совсѣмъ опустѣла платформа, когда Бортовъ очнулся и побрелъ черезъ вокзалъ къ выходу.
На крыльцѣ онъ вынулъ часы и торопливо сѣлъ въ карету. Ему нужно было спѣшить на засѣданіе только-что открытаго общества «Самокатъ», куда онъ попалъ въ учредители, вовсе не желая того.
«Дѣлецъ! шепталъ онъ, глядя съ какимъ-то озобле-ніемъ на пыльную дорогу вдоль канала; — дѣлецъ, и больше ничего!»
И въ ушахъ его звенѣлъ голосъ Карпова, съ его прибаутками безпардоннаго диллетантства. «Онъ живетъ, онъ цѣльный человѣкъ. И кто-же? Буммлеръ и пустельга! А я изнываю все отъ той-же двойственности,
