въ которой я столько разъ упрекалъ ее… И она теперь живетъ больше меня… Ее встряхнула женская тревожность… И не лучше-ли ей остаться навсегда тамъ, куда Лиза такъ радостно стремится?.. Не то-ли-же толченье въ ступѣ, какъ называетъ Карповъ, начнется и по возвращеніи?..»
Карета, звеня и раскачиваясь, толкала его, но онъ не мѣнялъ позы и глядѣлъ все такъ-же упорно на пыльную дорогу.
«Куда везутъ меня? встрепенулся онъ. — Да, бишь, въ общество «Самокатъ»!
Онъ откинулся въ глубь кареты. Мысль его понеслась за поѣздомъ желѣзной дороги и тихая слеза скатилась по щекѣ.
«До свиданья! прошепталъ онъ: — ты это сказала, точно для очистки совѣсти. Кончили мы нашу игру. Что ты мнѣ еще сказала? Если не за тебя, Поль, то за кого-же схватиться! ха, ха, ха! Умна, безъ ножа зарѣзала! Ивъ любви утилитаризмъ I.. Нѣтъ не надо! не надо!»
Онъ закрылъ руками лицо. Раздались глухія рыданія…
XVI.
Острова красиво зеленѣли. Мосты дребезжали подъ громомъ колясокъ, летѣвшихъ изъ города на «pointe». Пыльныя дорожки, уходя внутрь аллей, становились прохладнѣе. Жаръ значительно спалъ, и со взморья несся легкій вѣтерокъ.
Отъ дачи Саламатовыхъ, по берегу Каменнаго острова, шелъ пологій цвѣтникъ, съ длинной береговой террасой, замыкавшейся, по угламъ, прозрачными бесѣдками изъ вьющейся зелени. Цвѣтникъ былъ разбитъ по законамъ петербургскаго садоваго изящества: посрединѣ большой клумбы, алебастровый амуръ поддерживалъ сферическое зеркало, тамъ и сямъ бѣлѣлись трельяжи; въ аркахъ галерейки — charmille, окаймлявшей справа и слѣва цвѣтникъ, висѣли глиняныя красноватыя вазы съ тродисканціей. Такія-же вазы, только съ разноцвѣтными металлическими шариками, виднѣлись и вдоль домовой террасы. Выдающійся навѣсъ ея былъ обитъ бѣлой парусиной съ пунцовой каймой.
На этой террасѣ, въ правомъ углу, за соломеннымъ столикомъ, на которомъ сервированъ былъ кофе, сидѣли: хозяйка дома, Надежда Аполлоновна, въ тяжеломъ батистовомъ платьѣ — разводами, и дама старше ея, съ гладко причесанными сѣдоватыми волосами, въ синемъ шелковомъ платьѣ и кружевной косынкѣ Воротничекъ былъ приколотъ большой брошкой съ бѣлесоватой камеей. Эта дама, поднося чашку ко рту, все поводила головой, опускала рѣсницы и перебирала слегка длинными пальцами. Вся ея особа говорила, что она «начальница» какого-то заведенія.
— Ah! chere madame, со вздохомъ затянула она: — cette cérémonie traînait, elle traînait! [90].. Преосвященный сказалъ слово… très à propos d’ailleurs [91]; но молебенъ былъ слишкомъ… comment dirais-je.. trop bien fourni.. пѣнія столько… a n’en plus finir!.. [92] Ho потомъ эта рѣчь и отчетъ… c’etait quelque chose d’as-somant!.. [93] Цифры, цифры… имена, имена… a dormir debout… Vous, quietesla bonte meme, vous direz comme moi: il est beaucoup plus facile, de faire le bien, que d’assister à ces comptes rendus de bienfaisance!.. [94]
Надежда Аполлоновна разсмѣялась сквозь зубы. «Началница» осталась видимо довольна своей «saillie».
— Boris, заговорила Надежда Аполлоновна: — I’а echappe belle! Онъ скрылся, кажется, при самомъ началѣ… и я-бы не высидѣла: такъ я сегодня слаба.
— Мужчинамъ легко скрываться… mais nous autres!..
Она поставила чашку и выгнула свои пальцы, туманно оглядывая цвѣтникъ.
Изъ дверей гостиной показалась мужская фигура во фракѣ и свѣтлыхъ панталонахъ. Это былъ Степанъ Ивановичъ Кучинъ. Лицо его хранило свою обычную слащаво-сдержанную усмѣшку.
Увидавъ его, дамы примолкли и даже лица ихъ какъ-то измѣнились, стали гораздо кротче и слаще.
— Отдохнули отъ сегодняшняго торжества? сцрэсиль Кучинъ у синей дамы, потирая руки и наклоняясь нѣсколько надъ столомъ.
— Теперь — да, но не правда-ли ужасно долго тянулось?
— Долгонько.
Сейчасъ было замѣтно, что обѣ дамы чувствовали къ Кучину нѣчто, заставившее ихъ «подобраться» въ его присутствіи.
— Monsieur Кучинъ, начала умильно Надежда Аполлоновна: — теперь le génie tuteiaire [95] моего Boris… Безъ него Boris былъ-бы совершенно dépaysé [96] въ своей новой должности.
— Аh! подхватила синяя дама: — monsieur Кучинъ est l’homme unique!..
И точно спохватившись, она продолжала уже безъ вставокъ французскихъ фразъ:
— И какъ жаль, что въ молодыхъ людяхъ не видать такой любви къ ближайшему… Я, право, не знаю, на кого можно было-бы разсчитывать…
— Есть люди, есть-съ! перебилъ ее съ улыбкой Кучинъ: — зачѣмъ-же такъ отчаиваться въ молодомъ поколѣніи… да вотъ чтобъ далеко не ходить, я надѣюсь, что въ Иларіонѣ Семеновичѣ Малявском….
Синяя дама взглянула вопросительно на Надежду Аполлоновну.
— C’est le jeune homme, que je viens de vous présenter! [97] какъ-бы въ сторону, проговорила та.
— Да? радостно обратилась синяя дама къ Кучину.
— Въ Иларіонѣ Семеновичѣ, говорилъ внушительно Кучинъ: — мы найдемъ дѣятельнаго и просвѣщеннаго друга страждущаго человѣчества. Это одинъ изъ лучшихъ представителей молодаго поколѣнія… Въ такіе ранніе еще годы онъ уже занимаетъ блестящее положеніе въ дѣловой сферѣ…
— Il est tres fort, [98] чуть слышно сообщила хозяйка гостьѣ.
— И достигъ онъ этого единственно званіемъ, умомъ, честностью… Въ немъ я вижу истинное христіанское стремленіе отдыхать душой отъ матеріальной дѣятельности на чемъ-нибудь невещественномъ, на служеніи христіанскому добру… Вы навѣрно, — обратился онъ къ синей дамѣ, — оцѣните его достоинства… Къ осени я думаю предложить его въ секретари нашего общества….
Синее платье одобрительно улыбнулось.
— Вы теперь, cher monsieur Кучинъ, заговорила хозяйка, — привели-бы monsieur Малявскаго сюда…Я и сама слышу объ немъ въ первый разъ такіе лестные отзывы…
— Да вотъ и онъ, указалъ Кучинъ, увидавъ Малявскаго, показавшагося слѣва изъ-за куста сирени…
Степанъ Ивановичъ сбѣжалъ по ступенькамъ террасы, окликнулъ Малявскаго, подошелъ къ нему и обнялъ за плечо…
Внѣшность Иларіона Семеновича была криклива, какъ всегда. Онъ и въ чернымъ фракѣ умѣлъ выказывать особую, ему только свойственную, претензію. Только на этотъ разъ лицо было менѣе задорно: онъ старался придать ему свѣтское спокойствіе.
— Дамы желаютъ бесѣдовать съ вами, сообщилъ ему Кучинъ: — не угодно-ли пожаловать на балконъ.
— Сейчасъ, почтеннѣйшій Степанъ Иванычъ, только пройдемся немножко: я все сидѣлъ.
И онъ увлекъ Кучина въ боковую аллейку.
— Та дама въ синемъ, говорилъ ему вполголоса Кучинъ, — въ сущности очень недальняя особа и вся во внѣшности, но, по ея положенію, не худо ее изучить… Будете бывать у ней, это дастъ вамъ ходъ въ такія сферы, гдѣ разцвѣтаютъ нѣжнѣйшіе цвѣтки…
Степанъ Ивановичъ сложилъ пальцы правой руки въ кучку и поднесъ ихъ къ носу.
— Да вы превзойдете всѣхъ гастрономовъ по этой части! разсмѣялся Малявскій. Какъ-же это вы, Степанъ Иванычъ, могли такъ увлечься той дѣвицей, которая отослала меня къ вамъ, когда я, въ не менѣе странномъ увлеченіи, предлагалъ ей руку и сердце?
— Однако мы съ вами обручальныхъ колецъ не носимъ и сердца наши взыскуютъ новыхъ отрадъ?
Оба захихикали и, рука объ руку, скрылись за поворотомъ аллейки.
Чрезъ
