В конце концов между ними установились милые дружеские отношения. Мурунов подозревал: слишком дружеские. Но Татьяна успокоила:
– Ты бирюк, Игорь. Я стараюсь, чтоб ты одолел в себе комплекс неполноценности.
Кроме Никитских, бывали многие. Играли в карты, вели содержательные беседы. Мурунов подавал им кофе и потихонечку прикладывался к графинчику, в котором было кое-что покрепче.
«Ну ее к черту! Брошу!» – думал о жене, когда напивался. Пьяный, он становился решительным. Но Татьяна Борисовна знала, что этой решительности не хватит и до утра. Раздев вконец осовевшего мужа, она ласкала его, бормотала нежные глупости, но более всего о таланте. Мурунов и в самом деле был небесталанен. Едва успев обосноваться в экспедиции, предложил изменить конструкцию долота, чем и обратил на себя внимание. Годом позже вместе с Водиловым занялся воздушной подушкой. Идея не новая, но посадить на нее буровую со всем хозяйством первыми предложили они. Изобретение по меньшей мере тянуло на Государственную премию, и потому в главке сразу нашлись соавторы. Мало искушенный в закулисных интригах, Мурунов недипломатично отшил всех прилипал, и буровую на подушке под разными предлогами заморозили. Татьяна Борисовна советовала пойти на компромисс, но пригласить в соавторы человека с весом. Мурунов упирался, а время шло. Интерес к его детищу гас. Да и сам он уже поостыл к «подушке» и, сдавшись, запил всерьез.
– У тебя совсем нет выдержки! – попрекала его Татьяна Борисовна.– И опыта бойцовского нет, а замахиваешься...
– Что же мне, перестать мыслить? Я не пень... Рождается идея – я эту идею реализую...
– Твои идеи великолепны, но без союзников они остаются всего лишь идеями...
Мурунов вынужден был согласиться с ее доводами: действительно, идеи остаются пока без воплощения. И протолкнуть их (взять ту же буровую!) нет никакой возможности. Стыдно расписываться в бессилии, но факт есть факт.
– Нужны влиятельные союзники. И завербую их я... – Татьяна Борисовна ни на минуту не усомнилась в своем обаянии, в уме и широко открыла двери полезным людям. Однако чаще всего являлись бесполезные, к тому же Мурунов (вот глупец!) вздумал ее ревновать. Даже если появится повод – от этого дело только выиграет. Муж не узнает, и потому пусть занимается преспокойно своими железками.
Татьяна Борисовна застонала, с удовольствием отметив, что Мурунов любит ее искренне. Вон как бросился к кровати! Ну-ка еще разок, погромче!
– О-ох...
– Таня, Танечка, что с тобой?
– Болит... тут болит, – Татьяна Борисовна тронула пальцем под лиловым соском, где, предположительно, билось сердце. Оно билось спокойно и ровно, но Мурунов встревожился и принялся считать пульс. – Не надо, пройдет... принеси воды!
– Может, валокардину?
– Воды, пожалуйста.
– Ты слишком много пьешь кофе. И эти вечера...
– Эти вечера, дружок, я организую ради тебя. Еще раз прошу тебя, не вмешивайся. Я, слава богу, знаю, чего хочу,
– Ну не сердись. Я же о тебе беспокоюсь.
Мурунов съел ненавистную котлету и отправился на вертолетную площадку. Вчера наметил слетать на самую отдаленную буровую, но передумал и вместе с вышкарями занялся демонтажом.
Вышку решили перевозить целиком. Оснащенная к дальнему переходу, она напоминала гигантского змея, поставленного на трубные полозья. Ветер наскакивал на фермы, гнул, но сзади и спереди эту металлическую громадину удерживали на тросах тракторы. Вышкарям помогали лукашинцы. Степе Рыкованову, орудовавшему на верхней площадке, было видно, как другие болотоходы стаскивают с насиженных мест временное жилье – вагончики. В одном из них готовит бригадный обед Сима. Около нее, наверно, уже топчется только что проснувшаяся Наденька. Славная крохотная малышка!
Вагончики стронулись и медленно поползли в сторону Лебяжьего, оставив недолгую память по себе – черные пятна да осклизлые пепелища.
– И ты здесь? – удивился Мурунов, заметив среди рабочих Станеева.
– Перехожу на оседлый образ жизни.
– Рискни, – Мурунов отвернулся и подал знак. Тишину рассек резкий хлопок пускача. Взревел дизель, другой, третий... Трос натянулся, завизжали полозья.
Дзззынннь!
Один из тросов лопнул, едва не оплетя Мурунова. Вышка накренилась.
– Что, похуже троса не нашлось? – будничным голосом спросил Мурунов.
– Все новые были... можешь проверить, – смущенный случившимся, пробормотал бригадир вышкомонтажников, молодой парень с длинным носом и крохотным ртом.
– Ох и струхнул я! Ох струхнул! – вытирая холодный пот со лба, дрожащим голосом говорил Лукашин. – Еще бы метр и – пиши некролог.
– Торопишься, Паша. Я еще поскриплю лет двадцать...
– Да мне что, скрипи хоть все сто...
– Удлините платформу. Повезем вышку лежа.
– Времени много потеряем...
– Зато избежим неприятных приключений. Троса проверьте... чтоб ни одна ниточка не лопнула...
– Такие троса подберу – будь спок! Не только до Лебяжьего – до полюса выдержат...
– А почему до Лебяжьего? Зимовать там будем? – полюбопытствовал щуплый востроглазый тракторист.
– Больно ты любознательный, Веня! А время идет. Идет, говорю, времечко-то! – Лукашин вынул часы: встряхнул для пущей важности. Часы не подвели – затикали.
