нашего путешествия. И вообще…
Суховей прервал:
– Не волнуйтесь, Аркадий Михалыч, мы скоро приедем, осталось немного. Знаете, бывают случаи, когда надо сперва увидеть, а уж потом услышать. Данный случай – как раз из таких.
– Ну-ну, посмотрим, – недовольно пробурчал Аркадий и полностью замкнулся в себе.
Когда въехали в Поворотиху, Суховей сбросил скорость.
– Аркадий Михалыч, мы прибыли на место. Это село со смешным названием Поворотиха. Гляньте, какие крепкие дома. И сколько их! Большое село, полнокровное, такие сегодня нечасто встретишь. Посмотрите внимательнее, хочу, чтобы вы, как говорится, прониклись его обаянием.
– Ну да, село большое, – вяло отозвался Подлевский. Недоумение, одолевшее его, переросло в раздражение.
Но Суховей действовал по чёткому плану. Они дважды медленно проехали через Поворотиху, и Валентин указывал спутнику на самые примечательные строения – вот дом, крытый голубоватым сайдингом, вот облицовочный кирпич в ёлку. Потом поставил машину у кафешки со странным названием «Засека» и предложил:
– Аркадий Михалыч, заглянем-ка в эту забегаловку. За чайком или кофейком я и объясню суть дела.
Они устроились за дальним от стойки высоким круглым столиком, и Суховей подошёл к барменше, полногрудой, статной женщине лет пятидесяти, с умилочками на щеках, гладко причёсанной, с небольшой татушкой в виде розочки на правом виске – мода! – в цветистой тёплой кофте. Классика провинциального барного стиля.
– Чем, Маша, потчуете? Чай или кофе?
– Не Маша, а Валенти-ина, – улыбчиво, громко, грудным голосом ответила барменша. – Кофей растворимый, можно со сгущёночкой. Чай краснодарский, печенье в пачках. Больше ничего нет, только открылись, ещё не разогнались, даже без пива. Вот тополя поседеют, тогда…
– О-о! Ты Валентина, а я Валентин, будем дружить. Сделай-ка нам пару кофеев. – Повысил голос. – Аркадий Михалыч, чёрный?
– Чёрный.
– Та-ак. Один чёрный, один со сгущёнкой. Самим брать или принесёшь?
– Принесу-у…
Суховей вернулся к столику, встал напротив Подлевского, сказал:
– Аркадий Михалыч, жители этого прекрасного села пока не знают о том, что известно мне по долгу службы. Уже летом через Поворотиху должны проложить газопровод высокого давления. С учётом масштабной стройки и зоны отчуждения здесь снесут десятки домовладений, разворошат село, а фактически разорят.
Подлевский непонимающе посмотрел на Валентина, от неожиданности вымолвил только одно слово:
– Зачем?
– Вы правы, я тоже абсолютно не понимаю, зачем эта нелепица. – Давать разъяснения относительно синягинского завода в планы Суховея не входило. – Это абсурд! Наверное, какие-то высокие чины продолжают традиции, о которых я вам говорил по пути.
Аркадий, эмоционально вспыхнувший в первый момент, быстро остыл. Какое отношение к нему имеет эта деревня? Плевать.
Но Суховей продолжил тему:
– Представляете, какая буча поднимется, когда жителей известят о прокладке газопровода? Хотя народ здесь живёт мирный, покладистый, в протестах неискушённый, безначалие не жалует. – Это уж он приумничал от себя, для образа!
Подлевский криво усмехнулся:
– Да уж! Но помните у Крылова: «А кинь им кость, так что твои собаки!»
Скренделил руки и пожал плечами, давая понять, что тема его не касается.
– Крупная мысль. Ответы гениев всегда шире вопросов, которые им задают, – съязвил Суховей и продолжил уже серьёзно: – Но на стихийные протесты власть, конечно, никакого внимания не обратит. И село жалко, погибнет. – Сделал паузу. – А знаете, Аркадий Михалыч, ведь вы можете выступить в роли спасителя этой Поворотихи. Это вам, как говорится, и по росту и по плечу.
– Я? В роли спасителя? По истечении запаса своих моральных обязательств, даже не спрашиваю, как именно. Зачем мне это благоглупие? – Сгримасничал. – Смяшно! Сплю спокойно. Даже бесстыжие девки не снятся. А вы меня – в спасители…
– Ну… помочь людям избежать беды – дело благородное.
При слове «благородство» Подлевский, по известной аналогии, готов был схватиться за револьвер. Оно окончательно выбило его из равновесия, и без того шаткого. Он зло посмотрел на Суховея, заменив выразительным взглядом оскорбительную тираду из сочных выражений, какими богат великий и могучий.
Но через минуту всё-таки высказался:
– Не знал, что вы такой горячий радетель народных интересов.
Для этого меня в такую даль привезли?
– Я надеялся, что эта людская боль растревожит вас, и вы попытаетесь организовать здесь некий коллективный протест.
Подлевский опять долгим насмешливым взглядом смотрел на Суховея, даже не собираясь комментировать этот ватный бред. Потом глянул на часы.
– По-моему, нам пора ехать. Вы рассчитаетесь? – кивнул на барную стойку.
– Да, сейчас поедем, – покорно согласился Валентин. – Но позвольте сообщить вам о некоторых побочных аспектах моего дружеского предложения.
– Дружеского? – издевательски усмехнулся Аркадий.
– Более чем! – неожиданно жёстким тоном парировал Валентин. – Во-первых, на организацию протеста против строительства газопровода выделено сто тысяч долларов.
Аркадий замер, перестал нетерпеливо барабанить пальцами по круглой столешнице. Первая мысль была о том, что при таком бюджете в этой Поворотихе всё совсем не так просто, вокруг неё затевается какое-то крупное дело, и Суховей привёз его сюда неспроста. И вообще, что значит «выделено»? Кто выделил? Кто стоит за идеей протестов? Однако Подлевский слишком далеко зашёл в своём насмешливом отрицании и теперь откровенно расписаться в том, что за сто тысяч долларов он готов жертвовать своими принципами?.. Это было слишком. Суховей, безусловно, устроил провокацию, хотя неясно, зачем? В сознании мелькнуло: надо всё очень тщательно обдумать, прежде чем отказываться от такого гонорара. Но язык жил по своим законам.
– Надеюсь, Валентин Николаевич, вы не считаете, что меня можно купить? Вернее, покупать, в зависимости от суммы.
Суховей словно не слышал реплики. Спокойным, жёстким голосом он продолжил:
– Аркадий Михалыч, если вы примите моё предложение, вам придётся позвонить Винтропу и лично подтвердить, что вы берётесь за это дело.
Чтобы банально не рухнуть на пол, Подлевскому пришлось обеими руками крепко схватиться за края столешницы.
– Бобу?!
– Да, это его указание.
Аркадий приходил в себя несколько минут. Почему-то вспомнилось, что по такому же сценарию шёл их разговор в кафе «Пушкин» после кикса с захватом богодуховской квартиры, когда Суховей сообщил ему о смерти Горбоноса. Несмотря на субтильную внешность, этот Суховей действительно мощный мужик, с которым надо дружить. Какую катавасию устроил с этой Поворотихой! И тут же в мозгах завертелось то, о чём он мечтал последние месяцы: вот он, шанс восстановить контакты с Винтропом! Не без усилий взял себя в руки, сказал откровенно, что случалось с ним очень редко:
– Валентин Николаевич, я вынужден просить у вас прощения за то, что превратно истолковал ваше предложение, недооценил глубину вашего замысла. Вы как бы подвергли меня испытанию, и я его не выдержал. Отныне готов безоговорочно прислушиваться к вашему мнению.
– Ладно, разберёмся, – примирительно ответил Суховей. – Подумайте, как раскачать здешний народ против газопровода. Наверняка понадобятся помощники – и местные и
