лбу стекал пот. Но он, как и всегда, пришел мне на помощь.
— Ливей, отойди в сторону. Я не пощажу тебя, если ты бросишь мне вызов. — В голосе императора звучало столько враждебности, словно он говорил с врагом, а не со своим сыном.
Императрица так быстро спустилась с возвышения, что даже запнулась. Золотые цветы на ее головном уборе задрожали, будто их подхватил шторм.
— Ливей, эта лживая девчонка не заслуживает твоей защиты. Ее поступки поставили под угрозу всех нас. — Она протянула руку и попыталась оттащить сына.
Но тот вырвался из ее хватки, и тогда император кивнул своим стражникам, которые тут же устремились к Ливею. Мне хотелось сказать, чтобы он ушел, но душу переполнял неистовый восторг оттого, что любимый сражался за меня. В теле царил такой холод, что казалось, я уже никогда не почувствую тепло, но, наблюдая за сопротивлением Ливея, я вдруг ощутила, как внутри загорелась искорка. Поэтому, слегка приподняв ладонь над полом, тщетно попыталась до нее дотянуться.
Но взгляд императора вновь пригвоздил меня к месту, и он опять поднял руку. Я поняла, что мое израненное тело не выдержит еще одной атаки, но все же заставила себя открыть глаза… и смотрела прямо на императора, даже когда кончики его пальцев засветились.
Время остановилось. И казалось, будто Небесный огонь не несся ко мне ослепительной вспышкой, а мучительно медленно скользил по воздуху. Вопль Ливея разрушил мое оцепенение. Я неверяще закачала головой и закричала, когда принц вырвался из рук стражей и бросился ко мне, чтобы прикрыть своим телом… А я потянулась оттолкнуть его. Хоть и знала, что опоздаю.
— Нет, — сорвался с моих губ прерывистый шепот, а Ливей сжал мои руки.
Я посмотрела в его глаза, наполненные теплотой и любовью, и пожалела, что больше никогда не увижу этого взгляда.
Белый свет ослепил меня. И я приготовилась к смерти.
Но не ощутила ни впивающихся в кожу игл, ни жуткой агонии, терзающей плоть. Вместо этого меня окружал сияющий кокон, такой же мягкий и ласковый, как туман на рассвете. Я тут же посмотрела на Ливея. Он тоже не пострадал. И в этот момент я почувствовала прохладу у себя на груди. Выдернув руку из ладони Ливея, я схватилась за кулон отца. От него исходило сияния, такое же, как источал кокон, спасший нас с Ливеем. Но спустя пару секунд свечение исчезло, нефрит потеплел, а на гладкой поверхности образовалась трещина, какая была на нем раньше, до того как дыхание Длинного Дракона восстановило кулон.
Небесный император… Я едва узнала его. Он побледнел от потрясения и покраснел от ярости. Испытал ли он хоть какие-то угрызения совести за то, что едва не убил собственного сына? Моя-то смерть уж точно оставила бы его равнодушным. Когда пристальный взгляд императора обратился ко мне, я заставила себя не дрогнуть, собираясь не только принять его ненависть, но и продемонстрировать свою собственную.
Но тут Ливей откинул полу плаща в сторону и опустился на колени.
— Достопочтенный отец, ты приказал забрать жемчуг у драконов и пообещал за это отменить приговор богине Луны. И ни словом не упомянул о духовной сущности драконов. Если мы ошиблись, от нашего имени молю о пощаде. Сейчас все четыре жемчужины перед тобой, как Синъинь и обещала. Так что осталась невыполненной только одна часть сделки. Твоя.
Его голос доносился до каждого угла зала, выводя придворных из оцепенения. И несколько из них — самые храбрые — кивнули в знак согласия. А затем, прикрывшись широкими рукавами, начали шепотом обсуждать случившееся. В их глазах я выполнила поручение, а в благодарность получила удар молнии в грудь.
Небесный император замер. Неужели слова Ливея напомнили ему о том, что за нами наблюдает множество все подмечающих придворных? Которые, может, и воздержатся высказывать свое мнение здесь, но обязательно поделятся им, как только вернутся домой. Посчитают ли они императора справедливым и милостивым? Или своенравным и жестоким?
Что касается меня, то Ливей окончательно связал наши судьбы воедино. И «мой» выбор стал «нашим». А мое наказание — еще и его наказанием. Я сражалась за Ливея в лесу Вечной весны, и он не раздумывая бросился на мою защиту здесь.
Я покачала головой, чтобы прогнать эти мысли. Как Ливей говорил раньше, нет смысла вести подобный учет. И неважно, насколько разошлись наши пути, связь оставалась крепка.
— Ваше Небесное Величество, — вновь раздался заискивающий голос министра У, — примите мой скромный совет. Нужно немедленно пресечь подобное неповиновение. Эта девушка и ее мать сделают из Небесной империи посмешище. Не забывайте, что Чанъэ скрывала от вас своего ребенка, а ее дочь пыталась обмануть вас сейчас. А вдруг другие решат, что могут лгать вам без каких-либо последствий?
Ливей повернулся к нему и указал на меня.
— Без последствий? А вы сможете вынести удар Небесного огня, как она? Синъинь с лихвой заплатила за любой проступок…
— Молчать! — вцепившись в подлокотники своего кресла, заорал император.
Воздух загустел от напряжения. Никто не осмеливался пошевелиться. Даже императрица, которая продолжала смотреть на Ливея широко раскрытыми глазами, словно все еще не могла поверить в произошедшее.
Император поджал губы, отчего они превратились в тонкую линию. Лед вновь засверкал в воздухе, а я невольно содрогнулась от воспоминаний о муках, готовясь оказаться в объятиях смерти.
Но тут тишину нарушил резкий стук сапог по плиткам. К нам приближался бессмертный с устойчивой, решительной и сильной аурой. Генерал Цзяньюнь. Дойдя до возвышения, он опустился на колени.
— Ваше Небесное Величество, прежде чем вы вынесете приговор, я как ваш верный слуга обязан напомнить, что сегодня первый лучник Синъинь спасла Небесную армию из мерзкой чудовищной ловушки Царства демонов. И воины собрались снаружи, чтобы выразить ей свою благодарность. — Он указал на вход в помещение.
Я недоверчиво подняла голову, а затем, пошатываясь и не обращая внимания на боль, которая вспыхивала от каждого движения, поднялась на ноги. Медленно повернувшись, я проследила за рукой генерала Цзяньюня. И придворные, закрывавшие мне обзор, расступились, но продолжили о чем-то шептаться между собой.
У входа стояла Шусяо, а прямо за ней собралось целое море небесных воинов, которые заполнили все пространство перед залом. Они как один согнулись в поклоне, отчего солнечный свет заиграл на их золотисто-белых доспехах. Сердце подскочило к моему горлу, а боль в теле утихла. Едва сдерживая слезы, я поклонилась им в ответ.
Я не была преданна Небесной империи, но оставалась верна своим друзьям и тем, с кем бок о бок сражалась и проливала свою кровь. Когда я выпрямилась вновь, то встретилась взглядом с Шусяо и тут
