— школьницы — исчезают с его горизонта. Но этим летом ничего подобного не случилось. Наоборот: теперь компании малолеток засиживались за барной стойкой буквально каждый день. Самый большой интерес у них обычно вызывали дораяки, холодные напитки — и, как ни странно, маячившая в глубине кухни фигурка Токуэ-сан.
Стайка самых невоспитанных пигалиц, чаще других залетавшая в «Дорахару» по дороге из школы домой, была как раз из этой категории. Они усаживались за стойку поближе к стульчику, на котором обычно отдыхала Токуэ-сан, — и щебетали особенно громко, чтобы Токуэ-сан их услышала.
— Ка-ак же доста-ала эта учеба! — начинала, к примеру, одна из них.
— Так в чем же дело? — тут же отзывалась старушка. — Возьми выходной — да гуляй себе на здоровье!
Услышав такое, все пигалицы разом сморщили носики.
— Э-э?! Меня же тогда предки из дома выгонят!
— Ну и пусть! Зато сможешь гулять сколько хочешь.
— Вы ч-что… серьезно?
— А то!
— Ого, народ, все слыхали? В этом «Дорахару» учат в школу не ходить… Я тащусь!
Сэнтаро замечал: едва голосочки этих пигалиц доносились с улицы, Токуэ-сан начинала загадочно улыбаться. А как только школьницы устраивались за стойкой, она присаживалась на стульчик чуть поодаль — и выжидала момент, когда лучше вставить словечко.
— До-ома така-ая тоска-а-а… — вдруг выла одна из них посреди всеобщего щебетанья. — Не хочу домой возвращаться!
— А ты придумай способ не возвращаться, — тут же эхом отозвалась Токуэ-сан.
— То есть… — оторопела девчонка. — Это как, например?
— Например, устройся сюда на подработку, — предложила Токуэ-сан [10].
— Эй! Бросайте так шутить! — одернул их Сэнтаро. С улыбкой — но и наполовину всерьез. Эти соплячки, заплатив каждая за одну порцию, просиживали за стойкой по два часа в день — и своим галдежом реально мешали ему работать. Порой он едва удерживался от грозного окрика: «Ну что, наболтались? Брысь по домам!» А наблюдая, как Токуэ-сан подманивает их своими «полезными советами», напрягался еще сильнее.
Конечно, с тех пор как Токуэ-сан сумела продержаться в лавке целый день в одиночку, он стал относиться к ней по-другому. Теперь он позволял ей делать все, что она захочет. Притом что платил он ей жалкие гроши, выгода от ее присутствия в лавке была очевидной. Хотя это вовсе не значило, что панибратство с клиентами должно поощряться.
И все же по-настоящему Сэнтаро беспокоило совсем другое. А именно — то, как менялись в лице покупатели, заметив в глубине кухни фигурку Токуэ-сан. В том числе и школьницы за барной стойкой. Многие из них при виде старушки сразу же умолкали, а в глазах появлялся легкий испуг.
Некоторые школьницы, впрочем, забегали в «Дорахару» и без всякой компании. Одной из таких сластен в синей матроске была девчонка по кличке Вакана. Как ее звали на самом деле — Сэнтаро понятия не имел, но из трескотни ее же однокашниц узнал, что это прозвище дали ей пару лет назад, когда она стриглась под бокс — точь-в-точь как Вака́мэ-тян, героиня популярного анимэ́-сериала. Однако c тех пор, как родители девочки с треском развелись через суд, от «пацанской» прически, как и от прежней Ваканы, осталась только сама эта кличка.
Замкнутая и немногословная, Вакана жевала за стойкой свои дораяки, упираясь застывшим взглядом куда-то в глубину кухни. На что конкретно она смотрела — было не разобрать, но выглядела при этом так странно, что даже Сэнтаро, против своего обыкновения, иногда окликал ее:
— Эй! Все нормально?
На что она, впрочем, тоже никак не реагировала.
О том, что живет она с матерью, которая работает в ночную смену, что денег на жизнь им вечно не хватает, что дочь, вернувшись домой из школы, то и дело натыкается на трусы маминого бойфренда и так далее, — обо всем этом девчушка рассказала сама, но лишь после того, как Токуэ-сан стала подкармливать ее отбракованными лепешками, которые Сэнтаро запорол при жарке.
Эти бесформенные, но аппетитные ошметки старушка начиняла бобовой пастой или сливочным кремом — и угощала ими всех девчонок, которых ей удалось разговорить.
— Бесплатная добавка! — приговаривала она.
Сэнтаро чувствовал: добром это не кончится. Но сколько ни намекал ей поделикатнее, что этого делать не стоит, она лишь отмахивалась:
— Да что же тут плохого?.. Все лучше, чем выбрасывать!
Вскоре Вакана заявила, что бракованные дораяки даже вкуснее обычных. Этой похвалой старушка прониклась так, что стала добавлять в начинку еще и мед.
И вот однажды, когда старушка сочиняла очередную «ленивую добавку», Вакана вдруг спросила:
— А что у вас с пальцами, Токуэ-сан?
Тут же обернувшись, Сэнтаро успел заметить, как испуганно Токуэ-сан прячет пальцы под стол.
— Ах, это… В молодости я болела. И болезнь скрючила мои пальцы на всю жизнь.
— Какая болезнь?
Лицо старушки окаменело.
— Очень мучительная, — только и ответила она.
— Хм-м… — протянула Вакана. А затем пару раз кивнула — и больше не сказала ни слова. В затянувшейся паузе девчонка дожевывала остатки старушкиного угощенья. Но Сэнтаро так и чудилось, будто каждым движением челюсти она продолжает с Токуэ-сан немой разговор.
С того дня Вакана не появилась в лавке больше ни разу.
«Обо всех этих школьницах» Токуэ-сан любила болтать за мытьем посуды. Вот, мол, одна из них наконец-то начала улыбаться. Неужто с родителями помирилась? А другую, похоже, бросил бойфренд, — вон как подружки ее утешают! Как бы ни менялись времена, — а слова, которые люди говорят в такие минуты, всегда одни и те же, не так ли? А еще одна из девчонок даже показала ей свой новенький мобильный телефон. Последней модели! Даже вы, шеф, такого еще не видели! Интересно, что за жизнь наступит, когда вырастут дети, которые забавляются такими игрушками чуть ли не с колыбели?
Не забывала старушка и про Вакану.
— Вакана-тян совсем не заходит… С чего бы? — однажды заметила она.
— А… Эта нахалка? — буркнул в ответ Сэнтаро.
— Почему «нахалка»?
— Ну, это же она спрашивала насчет ваших пальцев!
— Ну и что? Вы тоже спрашивали.
— Так я — по работе! Не мог не
