за плечи:
– Ты как?
Ада нервно закивала, но в целом чувствовала себя сносно. Жалела лишь, что счетчик приступов обнулился. Больше десяти дней она пока так и не продержалась.
– Хочешь пройтись?
Она опять кивнула. Стефани помогла ей подняться, придерживая за руку. Ада нацепила босоножки, и они вместе спустились на первый этаж. Вокруг никого не было. Куда ушли Грэхэм и Бриттани непонятно, но их это особо и не волновало. Они вышли через главный вход и повернули направо, к реке.
Небо заволокло облаками. Солнце успешно пряталось за ними и почти не выглядывало. С воды дул прохладный ветер и трепетал платье. Босоножки оказались не самым правильным решением. Ноги почти сразу замерзли и покрылись гусиной кожей. По счастливому стечению обстоятельств, кто-то оставил на диванчике на террасе плед, за которым быстро сбегала Стефани и укутала Аду.
С крутого берега спускались аккуратно по ступенькам. Они были узкие, старые, врезанные в насыпь, скользкие. Стефани шла первой, держа подругу за руку. Другой рукой Ада придерживала плед, который то и дело норовил улететь. Благо у самой воды берег был пологий и широкий, на котором стояла маленькая уютная беседка, закрытая со всех сторон. Обычный шестигранник, с деревянным каркасом, сводящимся сверху конусом, обшитый снаружи прозрачным пластиком. Они открыли хлипкую скрипящую дверку и забежали внутрь. В беседке стоял вкусный запах древесины. Доски на полу немного скрипели. По периметру шестиугольника находились деревянные скамейки. В самом центре на полу расположился лист какого-то металла, а на нем закреплен небольшой мангал. На потолке висела ручка. Если слегка потянуть её, створки крыши-конуса поднимались, чтобы дым от костра уходил наружу. Обратным движением они, естественно, закрывались.
Внутри оказалось тепло, но душно, мало свежего воздуха. Ада уселась на одну из скамеек. Стефани кружила вокруг кострища. Ада спросила её, в чем дело, но та не заметила. Эстер плотнее закуталась в плед и облокотилась на пластиковую стенку, которая немного прогнулась с характерным противным звуком, из-за чего по телу пробежали мурашки. Стеф обратила на это внимание и, как будто, мысленно вновь вернулась сюда.
– Ты в порядке, Аделаида? – спросила она, встревоженно.
Эстер кивнула. Легкая прогулка пошла ей на пользу. Несмотря на случившееся, она совсем не была обижена и рассержена на Уэллса. Казалось, что Стефани сердится на него намного сильнее, и Ада не понимала почему. Но, честно говоря, ей и не было особо интересно. Ей нравилась юная Клэтуотер, но порой девочка заигрывалась в роли директора. Время от времени это раздражало. По понятным причинам Ада никогда ничего и никому не высказывала.
– Хорошо. Просто… Просто он меня так взбесил! Что этот тип вообще себе позволяет? Приперся сюда, задает кучу странных вопросов.
Ада не согласилась.
– Да я знаю, что он детектив! Но заявляться вот так просто и докапываться до тебя, расспрашивая про бедного Реджи Остерхагена!
Аделаиду вдруг передернуло. Остерхаген? Она никогда не знала фамилию Реджинальда. Даже не спрашивала. Остерхаген. Фамилия до боли знакомая. И действительно, до боли. В груди слегка закололо, словно в сердце кто-то легонько воткнул иголку на долю секунды. Потом заболела голова. Она схватилась левой рукой за неё, правой все ещё придерживая плед, и наклонилась чуть вперед, едва не упав на колени. Остерхаген. Стефани заметила это и в мгновение оказалась рядом с ней на полу, положив руки ей на колени. Она слегка запаниковала, когда вспомнила, что успокоительного с собой нет, но оно не требовалось. Остерхаген. Мелодия, которую играл Реджи в саду. Очень знакомая мелодия. Знакомая, потому что Ада её часто слышала, и она навевала приятные воспоминания. Вот и сейчас она заиграла в голове, приятная, медленная, но немного грустная мелодия. Мелодия, под которую Эрик пишет свой первый и единственный роман. Она сидит рядом на диване, вышивает, иногда поглядывая на него. Эрик сосредоточен. Его пальцы быстро скользят по клавиатуре, отбивая ритм. По настоящей клавиатуре, а не лазерной проекции. Ему всегда казалось, что касаться части стола, на котором высвечиваются символы, ужасно бездушно. Одно время Эрик хотел приобрести печатную машинку, но в Городе не нашлось ни одного человека, у которого был работающий экземпляр. Он вдохновлен, ему нравится, что он пишет, ему кажется, что история оригинальная и интересная, запутанная и сложная, а развязка не такая, какую наверняка все будут ожидать. Он улыбается, когда отбивает очередной абзац и продолжает дальше. Иногда, буквально на пол минуты, он встает из-за стола, подходит к Аделаиде, целует её в губы, говорит, как сильно её любит, как он рад, что она есть в его жизни. Ада улыбается и говорит, что тоже его любит. Эрик возвращается к столу и продолжает свою работу, которая в итоге будет стоить ему жизни.
Реджинальд Остерхаген. Его музыка вдохновляла Эрика. Без музыки он не мог писать, и не хотел. Реджинальд Остерхаген, который в жизни оказался тем ещё мудаком, даже не подозревал, как он был важен для её мужа. Не имел понятия, что своей последней мелодией пробудил давно забытые приятные воспоминания, озаренные теплым летним светом. Что ж, Реджинальд Остерхаген, возможно, ты и был мудаком, но чертовски гениальным мудаком.
Аделаида Эстер улыбнулась. По щеке пробежала ещё одна слеза. Она повернулась к Стефани и хотела было что-то сказать, но совершенно забыла, что не может, поэтому просто улыбнулась, давая понять, что с ней все хорошо.
Стеф выдохнула и расслабленно откинулась назад. Они просидели в тишине несколько минут. Ада предавалась приятным воспоминаниям об Эрике. Юная Клэтуотер просто молчала и смотрела куда-то наверх. По пластиковой крыше застучали капли дождя. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, пока наконец не пошёл ливень. Капли были большие и стучали громко, в беседке стало так шумно, что даже собственные мысли не получалось услышать.
Минут через десять дождь прекратился. Поняв, что снаружи больше не льёт, они, не сговариваясь, молча вышли из беседки. Песок на берегу заметно потемнел. Река за такой небольшой промежуток времени стала ещё шире, как показалось, а над лесом на противоположной стороне раскинулась яркая радуга. Берег размяк, песок залезал в босоножки. Ада не без труда их сняла и пошла по холодной поверхности к воде. Волны медленно накатывали, она остановилась ровно в том месте, где они лишь слегка омывали ноги. Вода оказалась не холодной, что её сильно обрадовало. По телу пробежало тепло. Она сделала ещё несколько шагов вперед и зашла по щиколотку.
Из нагрудного кармана на платье Аделаида достала сложенный два раза листок бумаги. Он немного пожелтел и помялся, но было видно, что с ним бережно обходились. Слегка дрожащей рукой она развернула письмо и вытянула перед собой. Последние лучи солнца просвечивали
