заинтересовали.
Прочитывая отмѣченныя страницы, гдѣ авторъ всего сильнѣе ратуетъ за возстановленіе правъ подавленной и угнетенной женщины, Катерина Николаевна невольно усмѣхнулась, оглянувшись на самое себя. Ей какъ-то странно было-бы представить себя жертвой мужской тираніи. Она сама измѣнила свою судьбу, а мужъ ея игралъ только страдательную роль. Правда, онъ не согласился на разводъ; но за то онъ не нарушилъ ниодного изъ ея правъ и предоставилъ ей полную свободу.
«Какъ-то я воспользуюсь?» промелькнуло у ней въ головѣ, и на этомъ вопросѣ она потушила свѣчку.
Борщовъ долго ходилъ по кабинету и все не могъ освободиться отъ неловкости, овладѣвшей имъ такъ некстати. Онъ не обвинялъ себя за сдержанность съ Катериной Николаевной, но ему не нравилось его смущеніе. Совсѣмъ не такъ мечталъ онъ провести этотъ первый день своей новой жизни. Впервые вознегодовалъ онъ на слишкомъ идеалистическій складъ своихъ воззрѣній. Онъ чувствовалъ, что любитъ женщину не однимъ умомъ, а всѣмъ своимъ существомъ, и все-таки не находилъ въ себѣ смѣлости согрѣть ее въ ту минуту, когда ей самой было неловко, своей молодой страстью.
X.
Когда Повалишинъ проснулся на другой день послѣ полученія письма Катерины Николаевны, ему все представилось какъ-то смутно. Онъ даже подумалъ одну минуту: не приснилось-ли ему все это? Онъ наскоро одѣлся и неувѣренными шагами пошелъ въ спальню жены. Спальня была пуста. Кровать стояла съ нетронутой постелью. Александръ Дмитріевичъ присѣлъ на нее и чуть-чуть не расплакался.
«Правда, а не сонъ! — вскричалъ онъ про себя.
Отъ кровати перешелъ онъ къ столу: гдѣ все еще стояло такъ, какъ-будто Катерина Николаевна сейчасъ писала на немъ. Онъ присѣлъ къ столу, совершенно убитый невозвратностью своей потери. А что жена его не вернется больше къ нему — онъ въ эту минуту сознавалъ съ особой отчетливостью. Онъ припоминалъ все, до малѣйшаго разговора, въ которомъ Катерина Николаевна заявляла свою натуру и нравственныя требованія. Теперь только могъ онъ прослѣдить въ прошедшемъ: какъ все сильнѣе и сильнѣе убѣждалась она въ томъ, что съ такимъ мужемъ она не проживетъ.
«Нѣтъ, она не вернется, — выговорилъ онъ про себя: — и зачѣмъ ей когда-либо возвращаться?»
И тутъ онъ началъ разбирать возможность такого возврата.
Дѣтей у нихъ не было. Стало быть, главной связи не существовало. Состояніе позволяло Катеринѣ Николаевнѣ жить одной болѣе, чѣмъ безбѣдно. Одиночества она испытывать не будетъ. Всегда найдется человѣкъ и умный, и молодой, и красивый, готовый посвятить ей всю свою жизнь. Если-бы еще этотъ разрывъ вызванъ былъ какою-нибудь бурной вспышкой, — а то нѣтъ: не страсть, не ревность, не озлобленіе дѣйствовали тутъ, а совершенное охлажденіе. Одно развѣ будетъ смущать ее, когда пройдетъ первый ііылъ любви къ новому избраннику: положеніе женщины, живущей «въ гражданскомъ бракѣ» съ какимъ-то нигилистомъ. Но самое это положеніе и дѣлаетъ возвратъ невозможнымъ. Не съ гордостью Катерины Николаевны возвращаться къ супружескому очагу послѣ того, какъ она открыто проживетъ нѣсколько мѣсяцевъ или лѣтъ въ связи съ другимъ человѣкомъ.
Александръ Дмитріевичъ вызвалъ передъ собою картину «гражданскаго брака» Катерины Николаевны. Вся кровь бросилась ему въ лицо. До этой минуты онъ только въ общихъ очертаніяхъ представлялъ себѣ эту картину. Теперь-же она стояла передъ нимъ со всѣмъ житейскимъ скандаломъ, грязными сплетнями, фальшивыми утѣшеніями и закулисными насмѣшками надъ брошеннымъ мужемъ. Его просто душило.
«Я не дамъ ей вида!» пронеслось въ его разгоряченной головѣ.
Онъ всталъ и прошелся по спальнѣ; ему сдѣлалось совѣстно такого мелкаго мстительнаго порыва.
«Ужь если я допустилъ совершиться факту, — разсуждалъ онъ: — то изъ-за чего-же теперь я стану преслѣдовать ее? Кромѣ лишняго скандала, я ничего не добьюсь».
Что-то позади его зашелестило; онъ обернулся; горничная Катерины Николаевны стояла въ дверяхъ, въ несмѣлой и выжидающей позѣ.
Онъ тоже почувствовалъ себя стѣсненнымъ.
— Вы пришли убрать здѣсь? — спросилъ онъ.
— Да-съ, — отвѣтила чуть слышно горничная.
— Вы уже уложили платья и бѣлье?
— Нѣтъ еще-съ. Я сейчасъ только пришла.
— Укладывайте. И отсюда всё надо взять.
Чувствуя, что онъ все больше и больше краснѣетъ, Александръ Дмитріевичъ поспѣшно вышелъ. Ему слишкомъ трудно было сдерживаться передъ этой горничной. Ему совѣстно было и передъ своимъ человѣкомъ. Каждая комната раздражала его, напоминая о своей безполезности теперь, когда онъ сталъ опять холостякомъ. Въ кабинетѣ ему было также жутко. Здѣсь, у этого письменнаго стола, выслушалъ онъ приговоръ. И кабинетъ сдѣлался ему противенъ до-нельзя. Если-бъ онъ могъ, онъ-бы сейчасъ-же распростился со всей квартирой. Но этого нельзя было сдѣлать раньше пріисканія другой. Не только квартира съ ея обстановкой, но и служебная карьера сдѣлалась для него въ эту минуту совершенно безвкусной, Точно разбили въ немъ пружину, которая заставляла его безъ устали работать, не требуя для себя никакого особеннаго удовлетворенія. Онъ никогда не говорилъ себѣ прежде, что работаетъ для жены. Его дѣятельность была слишкомъ формальна, чтобы могла поддерживать связь между нимъ и такой женщиной, какъ жена его. Но все-таки въ немъ жила увѣренность, что эта женщина избрала его именно за дѣльность, за честность служенія обществу, за серьезность отношенія къ своей общественной роли. Ея не стало, и онъ сейчасъ-же превратился въ собственныхъ глазахъ въ чиновника, въ простого служаку, задавшаго себѣ скучную и мелкую цѣль: дойти въ служебной іерархіи до извѣстныхъ степеней. Эта женщина бросила его изъ-за его чиновничей натуры, ионъ теперь, оставшись одинъ, чувствовалъ себя точно въ могилѣ, вглядываясь почти съ отчаяніемъ въ долгую вереницу годовъ, нескрашенныхъ ничѣмъ, кромѣ повышенія, — годовъ, полныхъ мертвенной скуки и бездушнаго отбыванія своихъ обязанностей.
И чѣмъ больше думалъ Александръ Дмитріевичъ на роковую тему своего одиночества, тѣмъ сильнѣе хотѣлось ему сбросить съ себя свою облочку, кинуться въ какую-нибудь жизнь, гдѣ дѣйствуютъ инстинкты и страсти, а не одни логическіе выводы. Его опять потянуло отправиться къ Кучину и узнать отъ него еще что-нибудь про теперешнія затѣи Катерины Николаевны. Но что-же могъ ему сообщить новаго Кучинъ послѣ вчерашняго разговора? Быть можетъ, вѣсть о томъ, что жена его оставила, уже разнеслась, и тогда его визитъ будетъ донельзя жалокъ и смѣшонъ.
— Господинъ Кучинъ желаетъ васъ видѣть, — вдругъ доложилъ человѣкъ, входя въ кабинетъ.
— Кучинъ? — почти вскричалъ Повалишинъ.
— Да-съ.
— Проси, проси.
Онъ безсознательнно обрадовался этому визиту. Ему представилось вдругъ, что Кучинъ является посредникомъ между нимъ и женой, что онъ подосланъ ею, какъ человѣкъ самый подходящій къ такой роли.
Степанъ Ивановичъ вошелъ въ кабинетъ тихими шагами, съ улыбкой и наклоненіемъ всего корпуса впередъ. На немъ былъ вицъ-мундиръ и крестъ на шеѣ.
— Душевно радъ васъ видѣть, — привѣтствовалъ его Александръ Дмитріевичъ, беря его за руку обѣими руками.
Онъ усадилъ Кучина на диванъ,
