больше всего боялась – помимо того, чтобы какать крошечными птичьими яйцами, – что будет непрестанно икать, пятьдесят пять лет подряд, как тот несчастный мужчина, о котором она прочитала в своей испорченной от воды Книге рекордов Гиннесса. Потом она повзрослела и поняла, что вся жизнь – сплошная икота пятьдесят пять лет подряд. Просыпаешься – ик, – стоишь под душем в облаках пара – ик, – слышишь свое имя, выкрикнутое из соседней комнаты, и ощущаешь покалывание внутри, как от слабого удара током: кто я? – ик, ик, ик. И ничто не поможет: ни сахар, ни сильный испуг.• • •
Все завязано одно на другом. Когда стошнило ее кота, ей показалось, она услышала слово «праксис».
• • •
Дважды в месяц они с мужем спорят, смогла бы она соблазнить диктатора с целью его последующего свержения. «Я вообще сомневаюсь, что он воспримет тебя как женщину», – сказал муж, но она заявила, что ей нужен только блондинистый длинный парик. В какой-то момент она всерьез на него наорала и задрала рубашку. «Ты утверждаешь, что я недостаточно хороша, чтобы изменить ход истории? Ты утверждаешь, что он не клюнет на НИХ?!»
• • •
Будущее человеческого интеллекта, видимо, связано с поиском информации, а будущее невежества – с неспособностью анализировать его результаты. Но, когда она смотрела на дымящиеся пейзажи отцов, представленные в новостях на кабельном канале, вопрос уже не стоял об уме и невежестве, вопрос стоял о заражении. Давным-давно кто-то взглянул на копошащуюся серую массу американских отцов и узрел их такими, какими они и были на самом деле: достаточно слабым, коллективным носителем паразитов, передающим живое послание.
• • •
Эти отцы ощущали себя властелинами мира, упиваясь своим превосходством (ее собственный отец периодически пересматривал записи трансляций в день выборов, закрывшись в своем унылом кабинете, заставленном кошмарными мониторами), но в итоге их дочери их презирали, как они сами всегда презирали женщин как класс. Как получилось, размышляла она, рисуя в воображении отцовские руки с растопыренными пальцами, как получилось, что глупыми бабами стали мы?
• • •
Чем подробнее мы изучаем диету пещерных людей, тем больше плюсов мы в ней находим. Пещерные люди не отличались особенным долголетием, зато они были именно такими, какими им и положено было быть, чего мы, их далекие потомки, уже не можем сказать о себе. Пещерный человек точно знал, кто он такой; толща камня над головой защищала его от стихий и ненужных рефлексий. Человек в одиночестве под небесами не понимает вообще ничего.
• • •
«Что-нибудь слышно о ___________? Ты с ней общалась в последнее время?» – спросила мама по телефону и вызвала призрак ее одноклассницы, которая отовсюду сбежала и теперь не находилась ни в одном месте, где в строку поиска забиваются имена. Ее работа была настолько реальной, что это граничило с упреком: инженер аэрокосмических систем. Может, благодаря всем своим добродетелям и непоколебимой сосредоточенности она все-таки прорвалась в одну из тех параллельных реальностей, где лучше, чем здесь? Раз в пару лет она печатала имя своей одноклассницы во всех строках поиска и получала в ответ на запрос все те же размытые фотографии девушки, которую знала когда-то давным-давно: девушки, стоящей рядом с машиной, перенесшей ее куда-то еще, кроме будущего, и ее плоть на тех снимках все еще частично состояла из порций картофеля с сыром, который они всегда брали в школьной столовой.
• • •
Современная женственность как-то уж слишком настойчиво позиционирует себя через кремы для лица на основе улиточной слизи. Но что-то подобное было всегда, разве нет? Капли мышьяка внутрь. Пеленание стоп. Полировка зубов свинцом. Так легко верить, что ты свободна в выборе косметических красок и утягивающего белья своего времени, и эта свобода дает тебе право жалеть женщин из прошлого в их корсетах из китового уса; что ты проходишь по жизни максимально широким шагом – в отличие от женщин из прошлого, хромавших на переломанных стопах.
• • •
У ВАС НОВОЕ ВОСПОМИНАНИЕ, объявил телефон и выдал слайд-шоу из ее попыток красиво заснять свою задницу в гостиничной ванной. В какой-то момент она задрала ногу на полотенцесушитель, чтобы добиться изящного блика на левой ягодичной мышце, – потом пронзительно вскрикнула, сообразив, что полотенцесушитель был слишком горячим, и случайно сделала кадр со своей завалившейся набок тушкой и ее наименее фотогеничным отверстием крупным планом. «Эти снимки понадобятся мне потом, когда у меня будут дети, – услышала она голос сестры у себя в голове. – Они понадобятся мне потом, лет через пятьдесят, когда я стану уже совсем старой». В доме престарелых, на плавучей льдине, глядя в прошлое на себя, какой она была на самом деле.
• • •
чо, как
чувырла
написал ей младший брат. Почему мы стали общаться вот так?!
• • •
Парень, который первым назвал ее сучкой, сейчас сидел в тюрьме за хранение детской порнографии, и это было отличной метафорой для современного дискурса. Но к современному дискурсу можно было бы отнести и слова его матери после единственного бокала красного вина: «Да, я знаю, он будет гореть в аду, но все равно он мой сын» и «Что мы наделали? Что мы наделали? Что мы наделали?! Что мы наделали?!»
• • •
В других городах были люди, которые относились к ней нежно и бережно, может быть, потому, что их умы на секунду сливались с ее голосом, а потом их улыбки наполнялись чистейшим животным счастьем: Бывают ли у собак близнецы? Иногда мужчина вставал перед ней на колени и нежно брал ее за запястье, или женщина дарила ей очень реалистичного резинового тарантула, а однажды какая-то девушка услышала, как она кашляет, сбегала к себе домой и принесла ей сироп, продающийся строго по рецепту. В те времена каждый сделанный ею шаг был шагом через порог дома, где ее с радостью ждали. Это было неправильно и нечестно на самом деле, что ей достается столько всего, чего нет у других. По сути, это было:
Печально!
Печально!
Печально!
Печально!
• • •
«Сэм, вы что, фут-фетишист?» – спросила она у индуса с обветренными губами, когда тот принялся витиевато нахваливать ее черные ботильоны.
«Да, мэм, так и есть», – ответил он и счастливо засиял, осознавая свою невероятную удачу, поскольку голые ноги весной и летом были повсюду: стопы, подъемы, лодыжки.
«И чьи стопы вас привлекают?»
«Стопы моей жены, мэм. Вот стопы, которые я люблю всей душой». Его слова прозвучали, как нежная заповедь. Ее это растрогало, и она поднесла ручку к губам. В мире еще остались настоящие джентльмены.
«Вы, наверное, сочтете меня извращенцем…» – начал он, не желая быть понятым превратно, но она его перебила.
«Я ни в коем случае не считаю вас извращенцем, Сэм. Если вы были бы из моего поколения, вы бы сдрачивали в
