О таком не говорят - Патриция Локвуд

Мысль об атаках на нашу инфраструктуру воспринимается очень болезненно, потому что мы столько лет потешались над фильмами, где киберпреступники в собачьих ошейниках взламывают систему управления светофорами, и по всему городу горит только красный; или меняют температурный режим холодильников в магазинных секциях замороженных продуктов, чтобы вся наша капиталистическая лазанья благополучно растаяла и протухла; или включают на электронных табло на бейсбольных стадионах надпись КОНЕЦ ИГРЫ с мигающим под ней черепом со скрещенными костями. Если что-то такое и вправду случится в реальной жизни, наше собственное извращенное чувство иронии сделает нас абсолютно беспомощными. Полностью беззащитными. Как, например, если бы кто-то взломал этот текст и подставил бы вместо слов «жизнь» слово «жопа». Хотя это было бы даже смешно.

Что, значит, ты постоянно шпионишь за мной? – размышляла она, разгоряченная, ослепшая, бестолковая, сидя на унитазе. Что, значит, ты постоянно шпионишь за мной с этой штукой у меня в руке, которая, по сути, один сплошной глаз?

И как теперь создавать литературные тексты, когда сравнения с фантомной болью в ампутированной конечности считаются в лучшем случае некорректными? Когда фраза «ее соски точно азбука Брайля» окончательно вышла из употребления? И теперь никто больше не скажет, что «она наклонила голову, точно гейша»? И нельзя написать, что погода страдала биполярным расстройством, не рискуя подвергнуться осуждению в приличном обществе? Нельзя даже вскользь намекнуть, что у каждого, кто увлекается любительской орнитологией, есть склонность к аутизму? Или сравнить луну на ущербе с отощавшим от недоедания бедняком? Или сказать, что заходящее солнце «неминуемо врезалось в гору, как женщина за рулем»? Уберите из кофе всю крепость и вкус, если нам больше нельзя никого угостить!

Когда-нибудь все наполнится смыслом! Когда-нибудь все наполнится смыслом – как Уотергейтский скандал, о котором она не знала и знать не стремилась. Кажется, что-то связанное с отелем?

В день, когда новостей почти нет, мы висим на мясных крюках, вяло покачиваясь над пропастью. В день, когда новости валят валом, ощущение такое, словно мы проглотили НАСКАР и сейчас на всей скорости врежемся в стену. В любом случае складывается впечатление, будто всем заправляет какой-то маньяк.

Она неплохо справлялась, хотя случались такие дни, когда, поднявшись с постели, она надевала бюстгальтер шиворот-навыворот и у нее просто не было сил его переодеть, и она так и сидела в бюстгальтере наизнанку и читала новости. Она неплохо справлялась, пусть даже на месте ее лица появлялся большой вопросительный знак, который сменялся другим вопросительным знаком – и еще, и еще, – а с ее сердцем происходило примерно то же, что происходит со стаей чаек на морском берегу, когда к ним подбегает собака, и был лишь один способ хоть как-то себя успокоить. Встать перед зеркалом и сказать вслух: «Коровы о нем знать не знают».

Хорошенького понемножку, твердо сказала она себе и попросила в подарок на день рождения маленький переносной сейф в виде словаря – сейф, куда она будет прятать свой телефон по утрам, когда муж уходит на работу. Когда ей вручили подарок, она разорвала оберточную бумагу с нетерпением жадного ребенка, провела пальцем по буквам на корешке – НОВЫЙ АНГЛИЙСКИЙ СЛОВАРЬ – и покрутила колесики на кодовом замке с ощущением щелкающей завершенности. «Но для чего он тебе?» – спросил муж, на девяносто процентов довольный, что доставил ей радость, и на десять процентов несчастный, потому что женился на сумасшедшей, и она ответила с тихим достоинством: «Для моих ценностей».

Тише.

Тик.

Тише.

Так.

Тук. Тук. Тук.

Через два дня она примчалась к мужу на работу и завопила: «МОЙ СЕЙФ!» – под окном его кабинета. Каждый ее волосок стоял дыбом, к ноге под штаниной прилипли смятые в комок трусики, она прижимала к груди что-то похожее на словарь. «СПУСТИСЬ КО МНЕ И ОТКРОЙ СЕЙФ!» Она уже перепробовала все возможные числа – секс-число, число зверя, число упавших башен-близнецов, – но муж угрюмо отобрал у нее сейф и открыл его с помощью комбинации 1–2–3–4. «О, – сказала она, обмякнув от облегчения, ее тело разблокировалось мгновенно, как только ей в руку лег телефон. – Это здорово, это смешно. Как будто учишься считать. Как в «Улице Сезам». В тот же вечер сейф отправился в дальний угол одежного шкафа, где слова НОВЫЙ АНГЛИЙСКИЙ СЛОВАРЬ больше не будут маячить у нее перед глазами, и муж не стал ничего говорить, и это была любовь – именно то, что сейчас было любовью.

Вы будете умными и проницательными донельзя! Вы все поймете о нашем времени! Но о нас вы не будете знать ничего!

Весь день она проходила с нефритовым яйцом во влагалище. Каждый шаг получался как медитация, потому что нефритовое яйцо во влагалище весьма затрудняет ходьбу. «Знаешь, оно и вправду работает», – сказала она мужу совсем поздно ночью, когда нефритовое яйцо его напугало.

Когда она закрывала портал, некая незримая нить тянула ее обратно. Она не противилась этой тяге. Может быть, именно эта нить связывает всех и вся. Может быть, именно эта нить скрепит ее с нерушимым единством.

О себе надо заботиться, решила она и щедро накапала в ванну эфирного масла с запахом сибирской тайги. Но, как только она опустилась в дрожащую горячую воду, ее ЗД – заднюю дырку, как она называла ее на портале, – обожгло таким раскаленным средневековым огнем, что она резко встала в ванне, выкрикнув имя большого голого бога, в которого больше не верила. Когда жжение сделалось нестерпимым, она вмиг позабыла о состоянии современного мира, все ее осознание бытия сосредоточилось на собственном теле, что означало одно из двух: либо горячая ванна вернула ее к себе, либо она ничтоже сумняшеся сдала бы режиму всех своих соседей, по-одному или скопом.

Еще один показатель того, что она, вероятно, хороший немец: она никогда не могла решить, какую именно песню Кросби, Стилза и Нэша ей петь. Она просто хваталась за первую доступную ноту. С другой стороны, это может быть признаком ее скрытой тяги к коллаборационизму, тем более что ей действительно очень нравились песни Кросби, Стилза и Нэша.

Ее также пугала собственная внушаемость. В 1999 году она посмотрела пять серий «Клана Сопрано», и ей сразу же захотелось вовлечься в организованную преступность. Не в тех эпизодах, где стреляют, а в тех, где все сидят в ресторанах.

И что хуже всего: в ее жизни был тот самый случай. Когда ей было восемь, они с братом и младшей сестрой пошли гулять у ручья, и от нечего делать она бросила камень в дупло старого дерева. День наполнился сердитым жужжанием, горизонт