Новиком Устоев был согласен вполне. И слушая контр-адмирала, думал именно об этой непостижимой загадке русской жизни: в кают-компании, где собрались высшие флотские офицеры, не о морских походах размышляют – о высоких сущностях, культурных традициях и народных устоях. А по сути – о державостроительстве. Чувствуют температуру момента.
Разъезжаться начали в двадцать два часа.
– Ну что, бери шинель, иди домой? – сказал Борткевич, поднимаясь из-за стола.
Контр-адмиралы жили почти в центре Владивостока, у некоторых офицеров квартиры совсем близко – на Второй речке. А Устоев остался, ему постелили на втором этаже, в одной из скромных гостевых комнат.
Когда ехал в машине на «19-й километр», крепился, чтобы не клевать носом. Но сейчас спать не хотелось. Приоткрыл окно, выходившее в тёмный сад, затихший от безветрия, удобно облокотился на подоконник. Лёгкая прохлада уходящей приморской осени бодрила, безмятежностью веяло от полуночной дрёмы природы, хотя где-то далеко-далеко уже начинала вспыхивать засветка от наплывающего грозового фронта. А мозги буравил застрявший в них рассказ о генерале Павловском. Чудо-лётчик, но невезучий командир… В памяти, словно в зеркале заднего вида, проступило былое. Служба у него шла по расписанию. После долгого «блуждания» по военным округам и мерного нарастания числа и размера звёздочек на погонах его перевели в Москву. А дальше, как говорится, «Освободите лыжню!» – Академия, после неё – Группа главных специалистов на Фрунзенской набережной. Там он занимался вооружениями, стал порученцем замминистра, по паркетам не скользил, но в положенные сроки по выслуге лет и по заслугам получил генерала. Потом переехал на Арбат, в Генштаб. Всё путём. Как человек военный, жил в мире с собой.
Но в личной жизни он невезучий.
Потому и не любил Пётр Константинович посещать своё прошлое. Треска и тоска.
После училища вместе с Лёхой Песоцким они попали на удалённую локаторную «точку», затерянную среди бескрайних лесных просторов. Гарнизон – двадцать человек, включая охранение, вне службы – только телевизор и чтение. В отличие от космических кораблей, экипажи которых проходят тест на совместимость, здесь команды сборные, не все уживаются друг с другом, что порой омрачает службу. Но не суть, главное в том, что для двадцатилетних старлеев, угодивших на малолюдную «точку», и чумазая девчонка сойдёт за Мэрилин Монро. А Зоя, подрядившаяся работать на «точке» в столовой, отличалась городским обликом, даже помаду носила в кармашке фартука, на глазах у вспотевших старлеев периодически подкрашивая губы. Все на неё заглядывались, но из нескольких воздыхателей выбрала она Устоева. А Лёха Песоцкий женился на Любе, её подружке, которую Зоя с разрешения командира вызвала на побывку. Двум молодым парам жить стало куда как веселее. Правда, Лёха нередко жаловался: «Петька, собачимся мы с Любкой жутко. А как поругаемся, спим членораздельно. Что за жизнь!» У Петра было спокойнее – лишь мно-ого лет спустя, когда пошли неполадки, Зоя объявила ему, что завербовалась на «точку», чтобы удачно выйти замуж. «Макияж под камуфляжем, – с упрёком в свой адрес вспоминал потом Устоев те времена. – Классический военно-полевой роман».
Со временем Устоев и Песоцкий разлетелись по разным округам, но не потерялись. Лёха вскоре сообщил, что первый пошёл, а через два года у него и второй сын родился. Но Зоя рожать упорно отказывалась, условия, мол, для детей ещё не созданы.
Создались условия лишь после того, как Устоевы перебрались в столицу. Зато Пётр одним махом догнал приятеля: девочки-близняшки! Но счастливое отцовство длилось лишь года три. Засада оказалась домашнего свойства: дорвавшись до генеральской жизни, без профессии и не нуждаясь в заработке, Зоя огламурилась – обколола губы, обзавелась нарядной требухой и начала «косить» под модную, сперва выпивать с подругами, а потом – предположил Пётр, – загуляла и с другом. Как по Некрасову: пиры, бессмысленное чванство… Скоро мнимости стали ошарашивающей явью. Он в ту пору часто летал на полигоны, где испытывали новое оружие, и однажды обратный борт прибыл в Москву поздно вечером. Но приехав домой, он увидел девчонок спящими в кроватках, а Зои не было. Она заявилась после полуночи и тут уж – «Ой, мама, не горюй!». Для оправдания сгоряча избрала лучший способ обороны – пошла в атаку, красноречиво объяснив мужу, что никогда его не любила, жить с ним не желает, подаст на развод и будет требовать алименты на двоих детей. В общем, добро пожаловать в мерзкую реальность. Не жизнь, а пустая кобура.
Генералы тоже плачут, хотя и без слёз.
Устоеву понадобилось три дня, чтобы снять на Октябрьском поле, где Минобороны издавна строило дома, однокомнатную квартирку, куда он и переехал. Об алиментах речи не шло, каждый месяц он исправно отсылал Зое две трети зарплаты, получая за это право один раз в месяц видеть дочурок.
Но развестись они не успели. В какой-то жуткий день Устоеву позвонили из милиции и сообщили, что вчера поздно вечером его жена попала в серьёзную автомобильную аварию, она – в Склифосовского. Пётр помчался туда, но опоздал…
Так он стал вдовцом с двумя пятилетними близняшками на руках.
Подробности катастрофы оказались банальными: пьяный водитель, превышение скорости и извечный фонарный столб.
Он вернулся в квартиру, где был прописан, и через сервисную службу срочно нанял няню для ухода за детьми – пока из Екатеринбурга не прилетит Артемьевна, тёща Песоцкого, под мощным напором зятя-полковника, наступя на горло да по доброй воле изъявившая горячее желание неопределённое время пожить в Москве. После всех этих передряг, после тяжкого жизнекрушения Устоев, борясь с собой, «армагеддонил» несколько месяцев. Но постепенно жизнь вошла в новое русло: в Генштабе он чаще стал мотаться по гарнизонам и не пропускал окружные учения, доверив Ирушку и Надюшку добросердечной, сноровистой и крепкой для своих шестидесяти пяти Артемьевне.
Да, по личной судьбе он невезучий, жизнь – пустинка. Как там у Лермонтова? Ловля счастья и чинов? Чины есть, да со счастьем не получилось. Непроходящая тоска. Тут уж Ремарка вспоминай, которым увлекался в юности: «Тот, кто ничего не ждёт, никогда не будет разочарован».
О своей потаённой горечи, о семейных неполадках, об исподнем он, разумеется, на службе не докладывал: проза жизни, бытовая драма, барахольные дрязги. А трагедия, случившаяся с Зоей, автоматом вообще обнулила прошлое. О нём знали только два человека: Лёха Песоцкий и Иван Максимович Синягин.
Синягин… В те годы Устоев ещё работал в Группе главных специалистов, и ему поручили курировать передачу интересной оружейной технологии гражданским отраслям. На южноуральском узле ВПК он и познакомился с этим крупным бизнесменом, готовым взяться за сложное дело, часто прилетавшим на завод, где безвылазно сидели его спецы. В ту пору Пётр
