вообще. И вдруг подумалось: с уходом папы она – последняя живущая Тредгуд.
Бад Тредгуд заключил, что новый водитель не очень-то зорок. И теперь, сидя в кафе «Вафельный домик» через дорогу от железнодорожного вокзала Атланты и в семи милях от пансионата, он понял, что расчет его был верен.
Когда белый микроавтобус с надписью «Пансионат «Вересковый лес» – достойная старость» отъехал с парковки баптистской церкви, Бад, прятавшийся в туалете, вышел из своего укрытия. Не заметив нехватки пассажира, автобус покатил к большому католическому собору, расположенному в нескольких кварталах дальше. Теперь предстояло найти того, кто вызовет Баду такси, чтоб добраться до вокзала. Он допустил оплошность. Недавно дочь купила ему мобильник, удобный для стариков, но в утренней спешке он забыл его на комоде. С просьбой вызвать такси Бад обратился к симпатичным мексиканцам, забиравшимся в машину, но глава семейства сказал, что они охотно его подвезут. Высадившись у вокзала, он хотел с ними расплатиться, однако мексиканцы категорически отказались от денег, а миниатюрная бабуля, притулившаяся на заднем сиденье, протянула ему бумажную иконку с изображением Богоматери Гваделупской. Бад подарку обрадовался, поскольку в осуществлении задуманного всякая помощь была желанна.
Он не собирался кого-либо огорчать и пропадать навеки. Он лишь хотел прокатиться на поезде. Это не было сиюминутным порывом. Замысел созрел давно, и по воскресеньям Бад нарочно ездил в разные церкви, чтобы сбить с толку персонал пансионата.
Ему удалось посмотреть железнодорожное расписание, и в прошлую пятницу, когда новая замдиректора была на обеде, он проскользнул в ее кабинет и распечатал себе билет на бирмингемский поезд туда и обратно, рассчитывая в тот же день вернуться к ужину. Если все пройдет благополучно, никто даже не заметит его отсутствия. Разумеется, он не хотел тревожить Руфи, которой и так доставлял много хлопот.
Просто не терпелось вновь совершить такую поездку. Когда он был маленький, тетя Иджи приятельствовала со всеми железнодорожниками Полустанка, и машинисты, зная любовь паренька к поездам, брали его с собою в рейс до Атланты. Скрепя сердце мать его отпускала, строго-настрого наказав быть дома засветло. Как же это было здорово! На всех переездах машинисты позволяли ему дать паровозный гудок. А на обратном пути проводник пульмановского вагона приносил ему из вагона-ресторана сэндвич с ветчиной и сыром и большую серебряную вазочку ванильного мороженого. Есть ли большее счастье для ребенка?
Бад лишь хотел еще разок проехать мимо Полустанка. Говорили, от города почти ничего не осталось. Но все равно хотелось его увидеть.
Переполненный радостью, смешанной с печалью, на платформе Бад ждал поезда. Он хотел совершить эту поездку, пока относительно здоров и в своем уме. Хотя проколы все-таки случались. Вот, утром забыл взять телефон. Возможно, нынче он в последний раз съездит в Алабаму, кто его знает.
Когда-то Бад клялся и божился, что ни в коем разе не превратится в базыгу, который только и знает что вспоминать о прошлом. Однако теперь он, видит бог, частенько думал о былом. И был вынужден признать, что стал действительным членом клуба «А вот раньше, в мое время…».
Подали длинный состав на Бирмингем. Проходя по вагону, Бад углядел свободное место рядом с миловидным юным существом, у которого волосы были собраны в этакий пучок на затылке. Присмотревшись, Бад определил, что существо все-таки мужского пола.
– Извини, сынок, тут не занято?
– Нет, сэр. Пожалуйста, садитесь.
– Спасибо.
Устроившись на сиденье, Бад спросил:
– Куда путь держишь? В Новый Орлеан?
– Нет, домой еду, в Бирмингем.
– О! Я тоже.
– Так и вы из Бирмингема?
– Нет, я из городка неподалеку, о котором ты, наверное, и не слышал. Полустанок называется.
– Полустанок? Кажется, бабушка говорила, что проезжала город с таким названием.
– Правда?
– Да, сэр. Каждый год они с дедом ездили в Нью-Йорк за рождественскими покупками.
– В том городке я вырос, но сейчас его, как и многого другого, больше нет. Время идет, все меняется.
– Я вас понимаю, – посочувствовал юноша. – В моем районе, где я бегал мальчишкой, тоже много перемен.
– М-да… Можно спросить, сколько тебе лет?
– Двадцать два года.
– Счастливчик. Чудесный возраст. – Бад засмеялся. – Вообще-то всякий возраст по-своему хорош. По крайней мере, из моего опыта. Одно время бывает лучше другого, но каждое может предложить что-нибудь хорошее. Как тебя зовут?
– Уильям Хорнбек младший, но все называют меня Билли.
– Рад познакомиться, Билли. Я Бад Тредгуд. На следующей неделе мне стукнет восемьдесят четыре.
– Ого! И как оно в этом возрасте?
– Пока еще не знаю, но могу поведать о прелести восьмидесяти трех лет.
– И в чем она?
– Общественное мнение больше не давит, – ухмыльнулся Бад.
– Наверное, это здорово! – рассмеялся Билли. – Я аспирант Эморийского университета, вот уж где это мнение давит.
– Вот как? А что ты изучаешь?
– Прикладную социологию.
Бад покивал.
– Понятия не имею, что это такое, но ты, похоже, парень башковитый. Я-то пенсионер… – Бад достал старый бумажник коричневой кожи. – Вот фото моей дочери Руфи, здесь ей шесть лет… А вот она в короне университетской королевы красоты.
– О, впечатляет.
Бад улыбнулся.
– Спасибо. Она и сейчас красавица. Вот, здесь Руфи с моими внуками. Три года назад она потеряла мужа. Тяжелый удар, но она справилась, живет дальше. Я очень горжусь ею, не знаю, что бы я без нее делал. Лучшая дочь на свете. Каждый день мне звонит. Вот и вчера мы поговорили… Я, конечно, не сказал, куда я намылился.
– Она ваш единственный ребенок?
– Да, но в ее лице я сорвал джекпот.
– Я тоже один в семье.
– Надо же! Едва познакомились, а у нас уже столько общего. И у меня ни братьев, ни сестер. Мне-то, знаешь, это нравилось, а вот другие этим мучаются. Дочкин муж тоже был единственный ребенок, и это обернулось большой ответственностью. Даже слишком большой. Вот почему о многом я дочери не говорю. Не хочу ее нагружать.
– Кстати, у вас очень крутая кофта.
– А, спасибо, это мне жена купила. Ношу ее с 1959 года, а она как новая, правда?
– Да. Можно спросить, мистер Тредгуд, кем вы были по профессии?
– Никаких тайн. Я был ветеринаром.
– Здорово! И всегда хотели им стать?
Бад кивнул.
– Сколько себя помню. Виной тому, наверное, моя тетя Иджи. Она ужасно любила животных. Всегда держала кошек, подбирала бродячее зверье со всей округи. Некоторые чуть живые, но она их выхаживала. Опоссумы, птицы, бельчата, кого только не было. Однажды кто-то принес безногую курицу, так она умудрилась приделать ей новые лапы.
– Это как же?
– Приклеила детские пинетки к культям, и
