обдерутъ, а коли отпору не дашь, такъ и всѣ четыре года будутъ доить. Ты процентъ объявилъ?
— Какой процентъ?
— Да вотъ теперь пріѣхалъ нашъ казначей-то, Мандельштернъ, вѣдь ты чай знаешь, у насъ десять процентовъ платятъ съ того, сколько получаешь изъ дому.
— Нѣтъ, меня еще не спрашивали.
— Такъ ты какой же капиталъ объявишь?
— Да ужь не знаю, право, — проговорилъ улыбаясь Телепневъ. — Вѣдь я не проживу здѣсь того, что получаю. Если платить процентъ со всего моего дохода, такъ оно порядочно будетъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, — вскричалъ одушевляясь Варцель: — пожалуйста ты этого не дѣлай! Вѣдь пропьютъ же, все-равно. Ну, они знаютъ, что ты богатый человѣкъ, объяви тамъ тысячу, что ли, или полторы, а больше ни-ни! Разумѣется, для товарищей можно пожертвовать капиталами, такъ, по крайней мѣрѣ, чтобъ оно стоило, а то вѣдь у насъ что дѣлается? пьяницъ тутъ содержатъ на счетъ корпораціи, а они же еще ломаются. Лучше ужь бѣдному студенту пособіе дать, хоть изъ нѣмцевъ, который сидитъ, да работаетъ, какъ лошадь. Вотъ какъ выберутъ тебя въ корбурши, такъ насмотришься всего! — заключилъ Миленькій и, увидавши, что они сильно отстали отъ первыхъ саней, стегнулъ пѣгую лошаденку: она пустилась вскачь.
Телепневъ сперва молча раздумывалъ о томъ, что ему разсказывалъ Варцель; а потомъ мало-по-малу впалъ въ забытье и заснулъ крѣпкимъ сномъ.
XVII.
По правую сторону дороги, среди чистаго поля, стояла большая вымазанная бѣлой краской корчма чухонской архитектуры. У перилъ навѣса виднѣлось нѣсколько маленькихъ саней въ-одиночку и двѣ какія-то фигуры ходили взадъ и впередъ по дорогѣ, въ разныхъ направленіяхъ. Ровно въ половинѣ третьяго ваши бурши подъѣхали къ корчмѣ.
Варцель очень нѣжно разбудилъ Телепнева и принялся привязывать лошадь къ столбу. Сонъ такъ и разломилъ Телепнева; даже его любопытство заснуло въ немъ, и еслибъ не подчиненная роль фукса, онъ съ величайшимъ удовольствіемъ проспалъ бы тутъ всю ночь, свернувшись калачикомъ подъ своей теплой шинелью.
Ольдерманъ скомандовалъ внести паукаппаратъ въ корчму. Опять обдало Телепнева тѣмъ отвратительнымъ запахомъ водки, табаку и всякой мерзости, который чуть не задушилъ его, когда ему пришлось зайти первый разъ въ корчму, по дорогѣ въ Д.
Нижняя комната корчмы была освѣщена. У стола сидѣло нѣсколько бѣлокурыхъ нѣмцевъ, уже румяныхъ отъ пива. Они злобно посмотрѣли на вошедшихъ русскихъ буршей. Всѣ были въ цивильномъ платьѣ, т. е. въ сюртукахъ и короткихъ визиткахъ сѣраго цвѣта, съ трехцвѣтной обшивкой. На ногахъ у всѣхъ были каноны, а на головахъ свѣтло-зеленыя фуражки съ звѣздой на темени и съ околышемъ желтаго и лиловаго цвѣта.
На встрѣчу пріѣхавшимъ сошли по лѣстницѣ изъ верхняго жилья: татуированный, желтый шаржиртеръ и еще нѣсколько человѣкъ рутенистовъ. Желтый, какъ одинъ изъ героевъ шкандала, являлъ необычайную суровую торжественность. Точно будто онъ хотѣлъ однимъ своимъ жидомъ стереть всѣхъ нѣмцевъ съ лица земли. Телепневъ чуть не сконфузился, глядя на его фигуру.
— На верхъ паукаппаратъ! — буркнулъ онъ, — что вы такъ опоздали! — оборвалъ онъ ольдермана.
Христіанъ Иванычъ нахмурился и, ничего не отвѣчая, скомандовалъ Телепневу и Варцелю:
— На верхъ! — И стыдясь нѣмцевъ, прибавилъ уже на русскомъ діалектѣ:—живо! вмѣсто своего обычнаго rasch, rasch!
Втащили чемоданъ въ верхнюю залу корчмы, которая, кажется, при самой постройкѣ была предназначена для студенческихъ шкандаловъ.
Зала эта была лишена всякой мебели, кромѣ двухъ большихъ столовъ со скамейками. За однимъ изъ этихъ столовъ расположилась кучка нѣмцевъ; а за другимъ сидѣли русскіе бурсаки, почти въ полномъ комплектѣ, считая и филистровъ.
На столѣ стояла, разумѣется, баттарея бутылокъ. Пива было выпито много. Повидимому, оба лагеря не очень торопились приступить къ военнымъ дѣйствіямъ. Разговоры на двухъ концахъ залы шли вполголоса; но пѣсни пѣлись, и дико гудѣло въ пустой и грязной какъ сарай комнатѣ это смѣшеніе русскихъ и нѣмецкихъ звуковъ.
Желтый и его секундантъ почти ничего не пили; но за то запѣвали пѣсни, поглядывая вызывающе на кружокъ нѣмцевъ.
Секундантъ еврейскаго происхожденія и mosaischer Confession держалъ себя, какъ feiner Kerl, все прихорашивался и даже нѣсколько разъ, съ небрежно-рыцарскимъ видомъ подходилъ къ нѣмцамъ и вступалъ сь ними въ бесѣду.
Къ свѣту начались воинственныя приготовленія. Всѣ нѣмцы собрались наверхъ и начали обряжать своего пауканта. Въ русскомъ углу, бурсаки приступили также въ одѣванію желтаго шаржиртера, причемъ Телепневъ, разумѣется, исполнялъ служительскую роль и подавалъ разные бинты и ваточныя панталоны, затягивалъ ремни и привинчивалъ клинки къ эфесамъ. Маленькій ольдерманъ страшно суетился и безъ толку кричалъ на фуксовъ. Желтый шаржиртеръ, точно какой индѣйскій браминъ, съ невозмутимою торжественностію стоялъ и возлагалъ — на себя всѣ атрибуты бурсацкаго вооруженія. Секундантъ его охорашивался и упражнялся въ ловкости, пробуя клинки. Видно было, что всякій шкандалъ доставляетъ ему большое удовольствіе. Онъ улыбался той улыбкой, какую можно только видѣть на лицѣ распорядителя танцевъ какой-нибудь нѣмецкой бюргерской вечеринки.
Противникъ желтаго шаржиртера былъ здоровенный, рыжій нѣмецъ, съ тупыми оловянными глазами. Онъ почти головой былъ ваше желтаго. Секундантъ его, напротивъ, представлялъ собою худенькую крошечную фигурку, меньше русскаго ольдермана, Почти въ одно время, оба пауканта были готовы. Ихъ совсѣмъ закупорили; даже лицъ не было впдно изъ-подъ огромныхъ, неуклюжихъ шлемовъ. Открытыми оставались только правая рука, плечи и верхняя половина груди. Секундантовъ такъ не закутывали: они перепоясались короткими кожаными фартуками и на правую руку надѣли по длинной перчаткѣ.
Телепневъ смотрѣлъ на весь церемоніалъ съ любопытствомъ. Хотя всѣ эти укутыванія были очень смѣшны, но суровый видъ обоихъ противниковъ придавалъ воинственнымъ приготовленіямъ нѣсколько внушительный видъ.
«Неужели и меня когда-нибудь такъ закутаютъ», — подумалъ Телепневъ. «Изъ-за чего мнѣ можно подраться съ нѣмцемъ? Развѣ пьяный съ тротуара столкнетъ, такъ и то глупо будетъ ковырять другъ друга рапирами.»
— Фуксъ! — вскрикнулъ ольдерманъ: — надо отправляться внизъ.
— Зачѣмъ? — спросилъ Телепневъ.
— Да ты оставайся здѣсь, — вмѣшался Варцель, обращаясь къ Телепневу: — я за тебя тамъ подежурю, а ты посмотри, тебѣ это въ первый разъ будетъ интересно.
И добрый нѣмецъ, который на этотъ разъ съ удовольствіемъ разыгрывалъ роль русскаго, по собственной охотѣ отправился внизъ стоять на караулѣ и мерзнуть около корчмы.
Секунданты вступили въ переговоры и назначили мѣсто по срединѣ зала. Оба закутанные пауканта встали другъ противъ друга въ боевой позиціи. Одинъ изъ нѣмцевъ, выбранный добросовѣстнымъ, или по-бурсацки унпартейшомъ, взлѣзъ на столъ, чтобы оттуда удобнѣе наблюдать поле сраженія и рѣшать: сидѣлъ-ли ударъ на чемъ-нибудь, или нѣтъ.
Начался бой. Секунданты стали рядомъ съ паукантами и держали рапиры клинками внизъ. Первый выходъ обошелся безъ крови. Бурши стояли кругомъ на небольшомъ разстояніи, всѣ въ цвѣтныхъ шапкахъ, курили, нѣкоторые даже со стаканами въ рукахъ. Бѣлыя шапки русскихъ бурсаковъ смотрѣли гораздо изящнѣе засаленныхъ желто-зеленыхъ фуражекъ, покрывавшихъ головы нѣмцевъ.
