Заключительное «майское письмо» писалось в условиях укреплявшегося курса реакции, накануне назначения на пост руководителя внутренней политики вместо «прогонявшегося с двора» гр. Н. П. Игнатьева, «министра борьбы» гр. Д. А. Толстого («злым гением России» назвали его современники). Обращаясь к Н. А. Белоголовому, Салтыков писал ему 8 июня 1882 г.: «Письма к тетеньке» я кончил и, как оказывается, совершенно кстати. Во-первых, надо же было и кончать, а во-вторых, любопытно, о чем бы я теперь писать стал? Теперь надо писать о светопреставлении…» В предыдущем же письме, к тому же адресату, от 15 мая, Салтыков признавался, что зрелище российской действительности того момента повергает его в состояние «не злобы, а безвыходного горя и отчаяния». Эти настроения наложили явственный отпечаток на заключительное «письмо». Однако, опасаясь впасть в пессимизм, Салтыков изъял из первоначального текста некоторые далеко идущие негативные формулировки («Тоска, развившаяся до размеров отвращения к жизни» и др.) и закончил свои беседы с «тетенькой» страстным просветительским призывом к русскому обществу «сознать свою силу», если и не для «деятельного участия <…> в жизненном круговороте», то хотя бы для моральной поддержки «добросовестному и честному убеждению», что также считал делом «первостепенной важности».
Пускай нарождаются вопросы еврейские, кабацкие… — О «кабацком вопросе» см. примечание к письмам одиннадцатому и двенадцатому; об «еврейском вопросе» Салтыков откликнулся специальной статьей «Июльское веяние» в «Отеч. зап.», 1882, № 8. См. комментарии к этой статье, вошедшей в сборник «Недоконченные беседы» (т. 15, кн. вторая наст. изд.).
Недаром с Москвы благонамеренные голоса несутся: зачем, мол, цензура преграды «им» ставит! пускай на свободе объяснятся! — Указание на упомянутую выше статью П. Щебальского «Наши беллетристы-народники» в «Русском вестнике», в которой автор мимоходом задал провокационный вопрос: не лучше ли было бы дать Салтыкову и всем писателям демократического лагеря возможность высказаться «совершеннополно и откровенно», «назвать людей по именам» и т. д. См. также статью: Ник, Либералы на свободе. — «Русь», 1881, 24 декабря, № 59.
…а ныне к последней части этого положения прибавляют: «по правилам о Макаре телят не гоняющем установленным». — Намек на Положение 14 августа 1881 г. «О мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия» и на Положение 18 апреля 1882 г. «О полицейском надзоре». Ими определялось управление Российской империи в административно-полицейском отношении.
…Сару Бернар не видал, об Сальвини только из афишек знаю… — Знаменитая французская драматическая актриса и не менее знаменитый итальянский трагик гастролировали в Петербурге в театральный сезон 1881/82 г.
…есть практики честные… Они говорят: дело в преуспеянии, а не в том, что к нам пристанет нечисть… — Диалог «племянника» и Глумова о теоретиках и практиках — одна из многих вариаций на эту тему у Салтыкова. С особенной остротой эта тема разработана в его произведениях начала 60-х годов «К читателю», «Каплуны», «Наша общественная жизнь» и др. См. в наст. изд. тт. 3, 4 и 6.
Помните… мы в конце пятидесятых годов, зазнали в Москве одного начинающего публициста («другом Грановского» он себя называл)… — Намек на Каткова и на проделанную им эволюцию от позиций умеренного либерализма в 40-50-е годы до роли одного из идеологов и вдохновителей реакции 80-х годов. В 1845–1850 гг. Катков был адъюнктом Московского университета по кафедре философии и здесь сблизился с Т. Н. Грановским, профессором того же университета по кафедре всеобщей истории. Указание дальнейшего текста на «греческие спряжения» служили для современников еще одним сигналом к узнаванию в анонимном образе намека на Каткова — инициатора и неутомимого пропагандиста системы классического образования.
…был один год… когда я одновременно обучался одиннадцати «наукам» и в том числе «Пепину свинству»… — Признание автобиографическое. Подробнее см. выше, прим. к стр. 365 и в кн.: С. Mакашин, Салтыков. Биография. 1, 2-е изд., М. 1951, стр. 128, след.
Неслыханные «публицисты», чудовищная помесь Мессалины и Марата, сумевшие соединить в своем ремесле распутство первой и человеконенавистничество последнего. — Речь идет все о тех же «публицистах» реакционно-охранительной и буржуазно-беспринципной печати — Каткове, Щебальском, Буренине и др. В характеристике этих «публицистов» наряду с именем Мессалины — жены римского императора Клавдия (I в. до н. э.), прославившейся своим распутством, Салтыков пользуется также именем Марата — одного из наиболее выдающихся деятелей Великой французской революции. В отношении к этому имени Салтыков, подобно многим своим современникам, находился в плену буржуазной легенды, превратившей исторический облик этого преданного «друга народа» в химерическую фигуру кровожадного садиста, «человеконенавистника». Салтыков тем легче подпал под влияние этой легенды, что и просветительский морализм его собственного мировоззрения диктовал ему резко отрицательное отношение к террору, хотя бы и революционному. Личность Марата, смело призывавшего народные массы к беспощадной расправе с аристократами — врагами революции, неизменно воспринималась Салтыковым в социально- и политически-отрицательном аспекте (ср. дальше выражение «охотнорядские Мараты»).
Sapienti sat. — Выражение из комедии «Формион» римского комедиографа Публия Теренция. Салтыков употребляет его, здесь и в других местах, в эзоповском значении. Он подчеркивает этими словами, что сказал все, что хотел и мог сказать. Об остальном нужно догадываться.
<Письмо третье, редакция, запрещенная цензурой>*
Начато в середине августа 1881 г. в Висбадене, закончено в конце этого же месяца в Париже[399]. Текст под заглавием «Письма к тетеньке. III» был набран и отпечатан для ОЗ, 1881, № 9, но по требованию властей изъят из книжки журнала.
Сохранились две черновых рукописи (№№ 193 и 194) и остаток наборной рукописи (№ 195). Существенные Варианты содержит лишь первая рукопись.
Варианты рукописного текста
(№ 193)
Стр. 471, строка 23 — стр. 472, строка 9. Вместо: «Чиновничество-то, ведь оказывается…» и кончая словами «…пусть растабарывает за себя» — в рукописи:
Пора рассчитаться с чиновничеством! вопиют московские мудрецы купно с берлинскими и лейпцигскими брошюристами. Оно — корень всему злу! Оно своим гнилым либеральничанием (Сквозник-то Дмухановский либерал — раскусите-ка эту штуку!) положило основание смуте, грозящей обществу разрушением! Оно! оно! оно!.. А если оно, так посодействуйте вы, господа! Только, как я уже выше сказал не скопом, а каждый сам за себя!
Стр. 472, строка 27. После: «…вместо него учредить «средостение» — в рукописи: не в форме, однако ж, собрания выборных (которое он иронически называет «палатою зачинщиков»), а в форме «единения», споспешествуемое «оздоровлением корней». Маркиз Шассе-Круазе — громко сетует на упадок нашей общей матери, православной церкви, присовокупляя при сем, что живя…<незакончено>.
Стр. 478, строка 6. После: «…сейчас же выплюнуть» — в рукописи зачеркнуто:
[Повторяю, я был чересчур тороплив, он — недостаточно пьян, — вот в чем состояла моя погрешность. Шатаясь столько десятков лет по свету и на каждом шагу сталкиваясь с Ноздревыми, я должен был понимать, что никакая навязанная солидность, никакие клятвы, ни подачки, ни даже угрозы не в силах дисциплинировать их; но для того, чтобы извлечь из этой распущенности всю пользу, которую она может дать, все-таки нужно, чтоб Ноздрев был не натощак, а, как говорится, «в своем виде». Приведенный в «свой вид» и затем слегка раззадоренный, Ноздрев теряет самообладание, выбрасывает все, что попало ему в нутро, и вообще становится полезным членом общества. Вот почему, я обязывался прежде всего его накатать, а потом приступить к исследованию…]
Стр. 481, строка 2. После: «…не расслышав его слов» — в рукописи:
— Статский советник Дубина, — повторил он, — я подслушал ваш разговор с Ноздревым и должен сказать вам, что если вы не получили от него интересующих вас сведений, то, во первых, потому, что он и сам посвящен далеко не во все тайны нашего предприятия, а во-вторых, потому, что он, по видимому, заметил меня и поспешил скрыться. Я тоже член «Общества частной инициативы спасения», но уже во второй степени и в качестве председателя «Комиссии практического оздоровления корней»[400], имею тайный надзор за некоторыми из моих товарищей…
