власти банка, Ольга ответила Регине свободнее, чем утром:
– По своим делам собралась. Рабочий день кончился!
– Может быть, у вас в Муроме рабочий день заканчивается по часам, отсидели и пошли, а в Москве он заканчивается, когда задачи выполнены. А ты и половину списка сегодня не обзвонила!
«Как она выбирает, когда тыкать, когда выкать..» – не понимая, к чему ведёт Регина, подумала Оля.
– Так «живых» клиентов приходило много. А из списка я завтра всем позвоню.
– Завтра новые задачи будут, а если бы ты не опаздывала и меньше прохлаждалась, сейчас бы свободна была. Некого винить, что нужно оставаться. В банке ненормированный рабочий день, или Вам непонятно это?
– Регина, я сегодня никак…Я завтра всем позвоню, честно! А сейчас мне надо идти…
– Вот и завтра вам не захочется работать. Сегодня не закончили – оставайтесь и работайте. Ты в Москве, а не… в Мурманске.
– Регина, пожалуйста! Я завтра до ночи просижу, можно мне сейчас уйти?
– Силой я держать не буду. Не забывайте только, сколько у вас оклад, а сколько премия. И как нелегко с вашим образованием работу найти.
Сжав зубы, Ольга кивнула.
В квартиру Оля вошла в десятом часу, и в нос сразу ударил плотный запах дешёвых сигарет. В Танькиной комнате надрывался телевизор, словно там сидели глухие. Общую полку для обуви полностью занимали несвежие мужские ботинки Танькиного парня. В метро, заметно опустевшему к этому часу, Оля немного успокоилась и даже записала несколько строчек, но сейчас снова взвилась. На кухне, как она и ожидала, был бедлам: нестерпимый запах, но форточка из-за мороза закрыта; на столе Олина кружка, в которой гнездятся окурки, тарелки с коричневыми разводами, пластмасски с колбасой и огромное блюдо с фаршированными магазинными блинчиками, частью надкушенными. В одной рюмке на дне что-то зеленело, другая пустая лежала на боку. На плите поблескивала жёлто-коричневая лужа.
Оля открыла форточку и швырнула туда рюмку. Потом взяла ненадкусанный блинчик. Он оказался с творогом. Оля медленно сжевала его, потом ещё один. Потом пошла спать. Сквозь сон она слышала, как Танька с парнем искали рюмку, но ей это не мешало.
Снаряд в одну воронку два раза не падает
I. В тёмное время суток, а особенно ночью, человек больше подвластен чувствам, чем рассудку, и ему проще говорить о самом главном. Сами собой приходят нужные искренние слова, а написанный текст обретает живительную силу. Маша писала по ночам, и, действительно, всё, что она писала, дарило надежду. Она писала ночью ещё и потому, что дни были заняты – Маша проводила их возле своей лучшей подруги, ожидавшей операцию по удалению злокачественной опухоли. Началось всё с того, что Аня жаловалась на боли в животе, и по настоянию Маши пошла в больницу. Маша ходила с ней к гастроэнтерологу, на УЗИ и на рентген. Едва сдерживая рыдания, пошла с Аней и её родителями к онкологу, а потом на биопсию. Подавая пример бодрости духа при людях, оставшись одна, Маша плакала почти всё время от мысли, что лишится подруги, что умрёт человек, с которым было так хорошо. Ожидание результатов Аниной биопсии было тяжёлым временем для Маши, но диагноз оказался не приговором. Врачи объяснили Ане и её родителям, и Маше, что вторая стадия – обратимая, что после операции и курса химии Аня станет здоровым человеком. Нужно быть готовым к тяжёлому периоду лечения и восстановления, но думать только о хорошем.
Эти слова преобразили Машу – она поставила себе цель, и не за что бы от неё не отступила. В своём блоге она писала: «Мы сами должны стать сильнее. Возможно, это самое важное, что мы сможем сделать в своей жизни. Чувствовать нашу любовь, нашу поддержку, нашу веру в лучшее – для наших близких так же важно, как и помощь врачей». Она завела блог недавно, после результатов Аниной биопсии, но читали её почти триста человек. Маша сама прочитывала почти все статьи в интернете на эту тему, и общалась на форумах для больных и их близких.
Маше было сложно – Аня постоянно была мрачной, не откликалась на шутки, часто начинала плакать.
– Зачем они меня резать хотят…– тянула Аня, потускневшая и осунувшаяся.
– Как зачем!? Как зачем!? – махала руками Маша, – я сто раз тебе говорила, операция – это очень хорошо! Это значит, что тебя вылечат! Опухоль вырежут, химией зачистят – и нет у тебя болезни. А уж восстанавливаться – восстановимся!
Маша не позволяла унывать и Аниным родителям, тоже потускневшим и осунувшимся:
– Вы вообще не имеете права расстраиваться! Вам запрещено грустить! Только хорошие мысли, только позитив!
Анина мама молча выслушивала Машу, глядя сквозь неё, папа отвечал иногда грубовато, но Маша все понимала. Она писала: «Человеческая слабость и страх перед неизвестным, часто принимает вид суровости или отрешённости, но мы не должны обращать на это внимания».
Редко Маша сама начинала сетовать:
– Это ты из-за переживаний…расстраивалась из-за сессии – и вот на тебе! Да пусть бы сгорел этот универ, без дипломов люди ещё лучше устраиваются!
Но Маша быстро брала себя в руки, и переключала свою подопечную на нужную волну:
– Слава богу, я тебя в больницу догадалась отправить! Я прямо как чувствовала, что тебе надо к врачу… слава богу, вовремя нашли! Теперь точно всё будет хорошо! Ты даже не заметишь, что у тебя что-то вырезали. Через год не поймёшь, из-за чего расстраивалась!
После операции Маша обнимала и целовала Аниных родителей, как никогда своих. В тот вечер она опубликовала статью: «Есть ли счастье выше, чем услышать, что операция прошла успешно». Когда Аня вернулась из больницы домой, у всех было настроение победителей, и был устроен праздничный семейный ужин, на котором Маша считала себя неотъемлемой частью.
II. Маша с Аней были знакомы давно – они вместе учились в школе. Случайным образом, каким в большом коллективе распределяются люди, особенно подростки, на маленькие группки, они всегда оказывались с разных сторон, и по-настоящему никогда не общались. В них было общим тщеславие, требовавшее отличной учёбы, но это не становилось поводом ни к соперничеству, ни к товариществу. Даже на последнем звонке, где каждого охватывает смесь сентиментальности с серьёзной тоской по привычному укладу и школе, ассоциируемой с детством, они остались верны своим группкам, не сказав друг другу и пары слов. Но они разговорились на награждении медалистов, где у обеих не было других знакомых и было от этого неуютно, и выяснили, что хотят поступить в один университет, на
