не особо любил. Все куда-то уезжали, а я оставался дома и смотрел из окна, как люди берут корзины и собак, садятся с ними в машину и уезжают на два дня, чтобы купаться или заниматься еще какой-нибудь ерундой. На следующий день я смотрел, как они возвращались, несли корзины грибов, ягод и были немного красные от загара. Я даже уже знал, кто в какое время приезжает. А в промежутке двор становился совершенно пустым. Там иногда гуляли какие-то бабушки – дневной моцион, наверное, – но больше ничего не происходило. Разве что иногда кто-то шел с большим арбузом и довольным лицом, предвкушая, как это будет вкусно.
Сегодня тоже был такой выходной, но теперь меня раздражало не то, что никого не было, а то, что на площадке не было моих велосипедистов. Не было Наруто и прочих персонажей моих фотографий. Площадка стояла пустая, но, когда я приблизился, увидел, что кто-то там всё-таки сидит. Оказалось, это Женя. Она пришла немного раньше и решила подождать меня там.
Мы долго целовались, и я был бы счастлив, если бы кто-нибудь сфотографировал нас именно на этой площадке. Я бы повесил это фото у себя в комнате и глаз с него не сводил.
Весь день мы слонялись по городу, и я даже забыл о своих страхах. Я понял, что, если захочу, смогу сделать Женьку самой счастливой. Она даже сказала, что тоже меня любит. Наверное, это выглядело глупо, но я покраснел. И первый раз мне не захотелось соскочить. Мне захотелось продолжать. Идти дальше, чтобы она была во мне уверена. Ей так не хватает уверенности, и она всего боится. Просто невозможно так всего бояться. Одна штука, которую она особенно боялась, – это высота. Я-то как раз ее совсем не боялся – хоть в чем-то я должен быть мужчиной. Она всё рассказывала про то, что высота не дает чувствовать над собой контроля. Что она не может довериться пустоте под ногами.
Когда мы проходили мимо летной вышки, на верхушке которой уже горели красные сигнальные огни, мне пришла в голову дурацкая мысль, но она должна была сработать.
– Полезли на вышку? – предложил я Жене таким голосом, как будто это был сущий пустяк.
– Куда?! Ты что – с ума сошел?! Я же боюсь высоты! Даже не думай! – рука у нее погорячела.
А я впал в какой-то раж и хотел доказать, что ничего страшного в этой вышке нет.
Минут через двадцать я уговорил ее попробовать. Дальше дело было совсем плохо. Я даже не ожидал, что можно настолько трусить. С одной стороны, это было забавно, с другой – страх Жени немного передался мне, но я старался этого не показывать.
На первую секцию вышки, которая была метрах в двух от земли, мы поднимались минут десять. Но со второй секцией было гораздо хуже. Она заплакала и не хотела двигаться дальше. Я понял, что главное – не сдаваться и настаивать на своем. Через полчаса мы поднялись еще на одну секцию. И тут она словно оцепенела. Она смотрела вниз и не могла сдвинуться с места.
– Давай спустимся! Давай! Умоляю тебя! – она билась в истерике, мне было смешно, но я старался этого не показывать. Мне так хотелось, чтобы мы залезли наверх и вместе посмотрели оттуда на тротуары. Хотя вряд ли мы бы что-то разглядели, потому что стало совсем темно. Такими темпами мы как раз успеем к рассвету.
Я сам удивлялся своему терпению. Мы двигались очень медленно. Я надел себе на плечи ее рюкзак и поднимался по ступенькам следом за ней для подстраховки. Прошло часа два, и мы наконец поднялись на самый верх.
Это было невероятно. Теперь Женя специально смотрела вниз и не могла нарадоваться, что она это сделала. Она поднималась на носочки и целовала мне глаза, постоянно повторяя, что только благодаря мне на такое отважилась.
– А знаешь, почему у меня получилось? Потому что я тебе доверяю, – и она поцеловала меня около рта.
Тут меня что-то словно кольнуло. Она мне доверяет. Конечно, эти дурацкие мои страхи не могли исчезнуть так быстро, и вот они снова на горизонте. Я опять стал думать, что вдруг я обману ее доверие и всё такое. Но потом мы снова поцеловались, и я уже стал забывать обо всём. Рассветало очень медленно, а мы лежали на моей рубашке и смотрели в небо.
Спускаться было еще смешнее. Конечно, быстрее, чем подниматься, но час точно прошел.
Я проводил Женю и домой вернулся, когда было уже совсем светло. Остаться с ней она снова не позволила, и я не особо настаивал, потому что сам еще был не готов. У меня еще было с чем разобраться, и торопиться не хотелось. Хотя по вечерам уже появилась какая-то тоска. Неужели я нашел свое спасение? Я заснул совершенно счастливый. Проспал бы еще целый день, если бы не мощный стук маминого кулака в мою дверь.
– И как это называется?! – мама кричала, а я не мог понять, что происходит. Ее волосы были растрепаны, а на теле мято висел халат, из-под которого виднелись пижамные штаны с собачками.
– В смысле?
– Не ожидала, что ты можешь сделать это за моей спиной, совсем не ожидала, – в ее голосе было столько отчаяния, что мне стало плохо. Я подумал, что она всё узнала насчет письма, ведь я не успел ей вчера всё рассказать.
Я зашел в гостиную и увидел, что там стоит какой-то мужчина. По-видимому, это был мой отец. Высокий. С неопрятными волосами до плеч и совершенно усталый.
– Кто это? – на всякий случай спросил я у мамы, стоя перед ней и мужчиной в одних боксерках.
– А ты как думаешь?! Твой отец! Еще скажи, что ты не писал ему письмо!
– А что ты тут делаешь, пап?
– Привет, Саш, – его жестикуляция была какой-то ускоренной. – Ты же написал, что хотел бы поговорить со мной. Вот я и прилетел. Знаешь, по-моему, это неправильно, что мама не дает нам поговорить. Иди оденься, поговорим.
– Иди оденься, – передразнила его мама. – Приехал тут и распоряжается чужими детьми! Вы посмотрите на него! А ты, – повернулась она ко мне, – ты чего молчишь? Как ты мог отправить письмо за моей спиной?
– Вы мне дадите одеться или нет? – я вернулся в комнату, напялил майку, шорты и пошел в ванную.
Мне было неприятно, что отец застал меня врасплох. Не предупредив. Когда я был в одних трусах. Но еще неприятнее было то, что я не успел сказать маман про письмо. Я чистил зубы и нервничал. Даже задел десну, и из нее
