«бегство». Названа она так потому, что музыкальная тема перебегает из одного голоса в другой. Как если бы одну и ту же песенку напевала вся ваша семья: сначала дедушка басом, затем папа тенором, а потом и мама – высоким голосом. А ваша задача, ребята, – говорит он нам и поочередно глядит на каждого, – сочинить для начала музыкальную тему. Без темы не бывает музыки. Тема – душа произведения.
Гена открыл тетрадь на том месте, где неровным прыгающим почерком карандашом выведена мелодия, и с готовностью взирает на преподавателя. Но звенит звонок.
– На следующий урок можете принести свои наработки, посмотрим, поиграем, – заканчивает Юрий Васильевич, кивает, разворачивает к себе экраном ноутбук и начинает щелкать мышкой, чтобы его выключить.
Гена закрывает нотную тетрадь, и мы выходим из кабинета, попрощавшись с преподавателем.
* * *
За ближайшие полгода, к следующей сессии, каждому из нас нужно сочинить фугу, и Гена уже принялся за дело с обычным для себя энтузиазмом увлеченного дошкольника. Мы взяли ключ от свободного музыкального класса с потрепанным пианино, чтобы Гена сыграл мне свою тему.
– Будешь конфету? – он вытаскивает замусоленную конфету из кармана штанов, и я хочу отказаться, но вижу, что это за конфета. Той фабрики, на которой работал мой отец. Он заведовал оберткой – печатал ее на станке.
Я беру конфету. Думаю, кинуть в портфель, но отчего-то сам себя не слушаюсь и разворачиваю.
У папы было глупое увлечение. Так об этом говорила мама: «глупое увлечение». Я не считал его глупым. Мне было десять, когда папа пропал. Я не считал его увлечение глупым ни тогда, ни сейчас, когда мне вот-вот исполнится девятнадцать. Он любил в фантиках…
– Боже, – шепнул я. Гена удивился и посмотрел на конфету в моих пальцах. Но смотреть следовало не на конфету.
… любил в фантиках оставлять загадки. Сам их придумывал и печатал на внутренней стороне – не на всех обертках, а только на некоторых. Ему нравился элемент случайности: никогда не знаешь, кому попадется конфета с загадкой. Но проблема в том, что…
– Какие-то слова, – говорит Гена. – А, это как печенье с предсказанием?
– Это загадка, – произношу я беззвучно. Горло пересохло и у меня не получается родить звук.
– Загадка?
… проблема в том, что кроме папы на фабрике никто такими штуками не баловался.
А папа пропал без вести девять лет назад.
– Чего-чего? Ну-ка, – Гена отбирает у меня фантик и сбивчиво читает вслух: – «На скале нас было двое. Со скалы упали оба. Тот разбился, а я остался». Что за чушь?
* * *
– Вот. Только у меня фуга будет в медленном темпе. Так можно, как считаешь? Слово «фуга» же переводится как «бег». А бег не бывает медленным ведь. Ну, только в кино, в замедленной съемке. Вот и думаю теперь: может, указать быстрый темп?
«Конфета с прошлых партий? С партий, сделанных девять лет назад?» – размышляю я и вдруг замечаю Генин взгляд.
– Ты не слушал, что ли?
– А…
– Понятно. Опять о Лерке мечтаешь?
– Что? Нет.
Кажется, я краснею, но Гена и так все про меня знает.
– О ней мечтаешь, – убежденно говорит он, а мне даже возразить нечего, хоть он и не прав. Я еще больше краснею. – Пригласил бы куда-нибудь.
– Лучше помоги с загадкой, – достаю из кармана фантик от конфеты – просто чтобы отвлечь его от нелепых попыток учить меня жизни. У Гены никогда не было девушки, а у меня она есть.
– Тот – это египетский бог.
Гена уже, оказывается, забрал у меня фантик, пока я размышлял, и сейчас внимательно вчитывался в него.
– Только я не помню, чтобы он разбился.
«Или папа напечатал загадки на обертках впрок?»
Я забрал у него фантик. Стал вчитываться в мелкий шрифт. Состав, масса, калории… Вот, нашел.
– Две тысячи девятнадцатый год.
– Ну да, – кивнул Гена обиженно. – Думал, я тебя просроченной конфетой угощаю?
– Египетский бог?
– Да, Тот.
Гена вытащил из кармана смартфон с треснутым дисплеем и почти тут же зачитал:
– «Древнеегипетский бог мудрости, знаний, Луны, покровитель библиотек, ученых, чиновников, государственного и мирового порядка. Является одним из самых ранних египетских богов». С головой ибиса.
– Ибис?
– Птица такая с длинным клювом, вот, – Гена показал мне картинку на смартфоне: типичная фигура египетского бога с головой и ногами в профиль, а торсом анфас. Зеленая птичья голова, в руках палка со странным окончанием и что-то похожее на крест.
– Посох и анкх, – поправил меня Гена с укоризненным видом, как будто не знать, что означает «анкх» – преступление. – Анкх – узел жизни, или бант жизни, или ключ Нила.
– Не определились?
– Это такой символ. Означает всё это вместе, – с лицом профессора разъяснил Гена, хотя сам узнал об этом только что из Википедии.
– Покровитель библиотек, значит?
– Странная загадка. «Тот разбился, а я остался». В каком смысле он разбился? И кто остался?
Мне вдруг всё это надоело. Египетские боги, ибисы, Википедия. Никакого отношения это не имеет к загадке отца. И откуда она только взялась через девять лет после?..
– Мне надо к покровителю библиотек, – сказал я, хотел уйти, но Гена увязался со мной. Мы поднялись на четвертый этаж в читальный зал – Гена пыхтел. Я взял «Хорошо темперированный клавир» Баха: решил проанализировать фуги, считающиеся эталонными, прежде чем сочинять свою. Когда мы наконец вышли из консерватории, начало темнеть, и я вдруг вспомнил, что с Дашей договаривались встретиться у общаги. С Геной мы распрощались, он пообещал узнать все о боге Тоте, я попросил его не делать этого, – и разошлись в разные стороны: я пешком вверх, Гена на трамвайную остановку вниз.
Когда я дошел до грязного сворота к общежитию, стало совсем темно, а фонарей на этой части дороги почти нет. Один мигает желтушным больным глазом. Я поплелся по слякотной тропе.
– Эй, ты. Закурить есть?
Я попятился к краю тропы, в тень, и оказался правой ногой в какой-то жиже.
– Нет.
– Точно?
– Я не курю.
Парень подошел.
– Правильно, – он ухмыльнулся. Я стоял ногой в луже и видел его желтое от фонаря лицо. Ухмылка у него была, как будто приклеили губы криво.
– Курение убивает, – поведал он. – Правда, не всегда курение. Но убивает, это точно.
Я еще попятился, другой ногой наступил на какой-то бугор, который под ступней стал мягко проваливаться.
– Ну, нет так нет.
И парень ушел. Просто ушел.
Я выбрался на тропу. Теперь у меня были ноги – одна мокрая, другая вся в глинистой грязи.
Я прошел мимо первого корпуса ко второму. Встал у двери, достал смартфон и сделал короткий дозвон на Дашин номер. Через пять минут она выбежала, как будто ее вытолкнули изнутри. Словно она всех там достала и от нее наконец избавились. Когда она приблизилась ко мне с улыбкой, этот неподходящий во всех отношениях образ все еще стоял у меня перед глазами.
Она поцеловала меня в губы, и мы отправились – опять по мокрой грязной
