их обманывают проходимцы?
— Видят, конечно. Кричат, ножками топают, хотят образумить массы, а те им уже не верят, они верят проходимцам, потому что те на вранье и обмане собаку съели.
— Из теперешних, кто собаку съел?
— Чтобы распознать таких, надо, друже, учиться, учиться и еще раз учиться! Кто это сказал? Правильно, дедушка Ленин с курчавой головой.
Коля, против обыкновения, долго не мог уснуть, лезли разные мысли, и не все они подчинялись хоть какому-то закону, объяснить их тоже не было достаточно знаний и ума.
— Учиться, учиться и еще раз учиться, — прошептал он, улыбнулся, сладко зевнул и уснул.
Начальник училища приказал на тему борьбы за власть в Москве не заводить разговоры, на вопросы курсантов тоже не отвечать. Умело уходить от ответа в этой щекотливой теме.
— Нам самим ничего не понятно, можно и опростоволоситься с ответом. Молодежь сейчас такая ушлая, того и гляди, чтобы не подловила на слове, — наставлял он приглашенных в Дом офицеров начальников. — Мы были курсантами и, кроме полетов, нас мало что интересовало. Девушки и те были не на первом месте.
— «Первым делом — самолеты! Ну, а девушки потом», — улыбаясь, подсказал помощник по воспитательной работе.
— Так и было! — признал факт первенства авиации начальник училища генерал Логинов. — Полеты! Полеты! Полеты! Инструктору в рот заглядывали. Он важнее отца родного. Его слово — закон! Теперь многое стало не так. Курсанты — сейчас ушлые ребята. Могут принять тебя, а могут и отторгнуть как ненужный орган, и ты ничего поделать не сможешь. Поэтому будьте очень осторожны в общении с ними. Лучше отвечать, что пока не все ясно в этой истории. Вроде бы связано с отсутствием табачных изделий, ничего, мол, страшного не произошло. Все скоро устаканится. Говорить: устаканится, не надо, это я так сказал вам, а им нельзя такое говорить. Говорите культурным русским богатым языком! А во что это все выльется — представления не имею. По-моему, мало кто знает, что сейчас творится у нас в стране. Знаем, что что-то не то, а что — понятия смутные. Какая-то мышиная возня! — Тут генерал брезгливо скривился. — Как крысы в банке грызут друг друга. Попадешь им на зуб, и тебя пополам перекусят. Не наше это дело, — тяжело вздохнув, произнес генерал. — Наше дело — самолеты и Родина! Родину мы обязаны защищать, не жалея сил, здоровья и жизни. Мы присягали ей в этом. А вся эта шушера проявит себя скоро, — поняв, что проговорился, высказал недвусмысленно свои взгляды на происходящее в стране, попытался исправить, да только усугубил свое положение. — Ведь кто рвется к власти — всякая шваль, ни на что хорошее не способная. Они не могут работать, не могут организовать какой-нибудь простенький процесс, а покричать, облить помоями хорошего человека — их хлебом не корми. Затопчут грязными сапогами светлое имя. Вот такие они, кто лезет во власть. Пищит, а лезет. Много теперь таких, и лизоблюдов много, что к корыту лезут. Они еще хуже тех, что во власть, как в омут, лезут. Они у ног вьются, в глаза льстиво заглядывают, улыбаются, сладкие тебе речи говорят. А потом сдают своего благодетеля ни за грош, когда объявится новый, более сильный и прогрессивный. Гадкое племя! — скривил рол генерал. Был у меня такой зам, мне в ухо одно, а наверх писал кляузы. Добрые люди подсказали, кого я пригрел на своей груди. Да и там, наверху, не все и не всем верят. Рассказали мне, как один политработник, с большой должности, накатал телегу на своего непосредственного начальника, тоже политработника, что у того отец поп. Дескать, как он может с таким происхождением готовить массы ко всемирной революции.
Все почему-то дружно посмотрели на помощника по воспитательной работе, который раньше был замом по воспитательной работе, да по новым кадрам потерял это звание. Помощник не полез в карман за ответом.
— Не смотрите на меня так, — сказал он, улыбнувшись. — Я попов обожаю. Особенно гоголевских. Которые не прочь согрешить с какой-нибудь Солохой или Одаркой.
— Отдайся, Ольга! Озолочу! — густым басом пропел зам по научной работе, полковник Чинаев, с виду тщедушный мужичок, с недобором в пуд веса, но с голосом, которому позавидовал бы сам Шаляпин.
— Нам осталось пропеть псалмы во имя нашего непонятного настоящего, еще больше непонятного будущего! — подвел итог генерал.
— А что с тем, который на сына попа накапал? — спросил зам по строевой.
— Как и положено в таких случаях, его вместо сына попа под зад коленом!
— Что значит демократия! — воскликнул кто-то.
— Пошутили и хватит! — посерьезнел генерал. — Нам предстоят большие трудности, нутром чую. Так что, надо быть всегда начеку, надо проворно крутить головой, если не хочешь быть сбитым летчиком. Главное, не принимайте поспешных решений. Советуйтесь друг с другом, с начальниками — само-собой. Ко мне в любое время, по любому вопросу обращайтесь. Не хватит моего ума, спросим другого. Наша первостепенная задача — воспитание первоклассных летчиков, защитников нашей Родины. Какая бы она ни была, а мы обязаны ее защитить в любом случае, а потом и разбираться можно, кто есть кто.
Шила в мешке не утаишь. Проникли слухи и за стены училища. Курсантов, как всяких молодых и задорных людей, интересовало все! Почему? Зачем? А чего добивались те? Что хотели другие? Что будет, если победят те? Офицеры, памятуя наставления начальника училища, были максимально осторожны в ответах. Часто говорили то, во что сами не верили. Многим история со стрельбой по своим казалась чудовищной. Многим не пришлись по душе Ельцин с его угодливой командой, чувствовалась хорошо скрываемая страсть к власти всей команды, до которой раньше им было не дотянуться. Тут же пришло их время, время тихих и смирных, но живущих тайной надеждой прославиться, время завлабов и бывших комсомольских вождей. Но разве об этом можно говорить! Тут и думать так нельзя, но мысли, слава Богу, еще не могут читать, поэтому помечтать, погонять в голове мыслишки никогда не помешает.
Капитана Санникова у порога встретила жена. Глаза испуганы.
— Руцкого арестовали! — выпалила она. — Что теперь с ним будет? Расстреляют?
Повесив фуражку на крючок, сбросив тяжелые ботинки, капитан посмотрел, как впервой ее увидел, на жену.
— Откуда ты это взяла? — спросил.
— По телеку раз десять показали. Провели их сквозь строй, под охраной.
— Все может быть, — сказал Санников. — Не надо удивляться ничему. Идет грабеж-дележ! Полетят теперь папахи. А где и с головами вместе!
— Нам-то как быть, Андрюша? — не могла понять своей роли в этой кутерьме жена летчика-инструктора Санникова.
— Нам-то? — переспросил Санников. — Нам пока
