нью-йоркском порту меня встречала такая же огромная толпа любопытствующих, как и в тот памятный день в иерусалимском зоопарке. Полиция с трудом спасла нас оттуда. В одном из нью-йоркских отелей-небоскребов для нас была заранее заказана огромная квартира со специальными службами и с посадочной площадкой для вертолетов на крыше. И здесь тоже начались бесконечные пресс-конференции, похожие друг на друга как две капли воды, а потом обследования бесчисленных научных групп в бесчисленных университетах по всем Соединенным Штатам. Каждый раз такие встречи были связаны с утомительными перелетами из конца в конец страны с той разницей, что здесь все было за плату, а плату эту мы повышали от месяца к месяцу, втайне надеясь, что наши клиенты испугаются и оставят наши души в покое. Напрасные надежды! Если бы мы сами не положили этому конец, то могли бы провести остаток жизни в поездках такого рода. Но так или иначе, деньги текли рекой, и Цвика нанял целый штат секретарш и секретарей, телохранителей и шоферов.
Каждую неделю я посылал маме очередную успокоительную телеграмму. Каждый день я получал кучи писем. Предложения брака от разных богатых женщин или простых любительниц приключений. Просьбы о помощи и предложения от больших цирков. Письма от детей, которые хотели заглянуть мне в пасть, чтобы посмотреть, не прячется ли там кто-нибудь. Письма из обществ защиты животных с призывом вступить в их ряды (единственные, кому я отвечал положительно).
Когда я шел на съемки и обратно, толпы людей сопровождали меня, перекрывая улицы. Власти стали беспокоиться. Мы с Цвикой надеялись, что интерес ко мне постепенно спадет, как это произошло в Израиле. Но мы ошиблись в своих расчетах. Мы не учли, что наша страна была маленькой. И в такой маленькой стране, как наша, толпа любопытных была ограниченной. Здесь же все было таким большим и массовым, что напор толпы не только не уменьшался, но, напротив, с каждым днем возрастал. Улицы вокруг нашей гостиницы были запружены любопытными круглые сутки. Люди приезжали со всех концов страны. Они устраивались на ночь прямо на улицах, в спальных мешках. Наш район стал злачным местом для всякого рода карманников и грабителей. Возникла даже особая группа предприимчивых молодчиков, которых называли «занимающие места»: они захватывали удобные для наблюдения места, а потом втридорога продавали их другим. Дошло до того, что мы с Цвикой не могли выйти из гостиницы по своим делам — нам попросту не давали прохода. Теле- и кинокомпаниям пришлось сложиться и арендовать вертолет, который садился на крышу нашего небоскреба, забирая и возвращая меня каждый день, да не один раз.
Этот вертолет и несколько могучих телохранителей решили проблему толпы. Куда труднее было избавиться от журналистов и от фотографов-любителей. Этим двум видам проныр мы объявили беспощадную войну, но нам ничего не помогало. Прибегая к самым изобретательным хитростям, наряжаясь Бог знает во что, пользуясь фальшивыми документами или пробираясь разными бесстрашными, а иногда и прямо-таки героическими путями, эти назойливые незваные гости то и дело проникали в мои апартаменты. Они преодолевали самую совершенную охранную сигнализацию, они умудрялись появляться в самое неожиданное время дня или ночи и в конце концов вынудили нас буквально забаррикадироваться на своей территории. И тем не менее…
Однажды ночью я проснулся, услышав, что неподалеку от меня кто-то шевелится. Я присмотрелся. Кто-то двигался в темноте. Очередной фотожурналист. Он не учел, что я хорошо вижу в темноте. Но как он проник в мою спальню? Во мне поднялась волна гнева. Может, будь я до тех пор счастливым львом, не знавшим таких посещений, я вскипел бы меньше. Но тут я так и кинулся на него. Я рванулся к нему с того места, где лежал, и швырнул его на пол. Я был уверен, что его фотокамера обязательно разлетится на куски при падении, но не учел профессиональной самоотверженности гостя: он предпочел сберечь свой драгоценный аппарат ценой собственной головы и ударился так, что потерял сознание. Я лег рядом и стал размышлять, что теперь делать. Я мог вызвать охрану. А мог и сам проучить его в назидание другим. Скажем, куснуть хорошенько. Но это, конечно, было исключено. Я никогда бы не позволил себе укусить человека. Я улыбнулся в душе. Мое раздражение спадало. Теперь я уже думал вполне по-человечески: кто этот человек? Может, у него есть дети, как у Цвики? А может, он живет с матерью, как я? Надо отдать ему должное — ради того, чтобы сфотографировать меня, он преодолел такие препятствия! Настоящий герой. Мученик своей профессии. Пожалуй, стоит вознаградить его настойчивость и позволить ему сделать пару-другую снимков.
Он очнулся. Почувствовал, что я лежу рядом, и тихо, вежливо спросил, разрешу ли я ему подняться и зажечь свет. Я ответил тихим мягким рычанием. Он встал, включил свет и первым долгом проверил, цела ли его фотокамера. Все было в порядке. Тогда он все так же вежливо спросил, разрешу ли я ему сфотографировать меня. Ежемесячник, для которого он работает со вчерашнего дня, уплатит мне за рекламу. Не возражаю ли я? Я помотал головой, показывая, что не возражаю. Он был счастлив. Совсем молодой парень, новичок в этом рекламном деле. Он сделал серию снимков и рассыпался в благодарностях. Потом попросил, чтобы я извинил его за вторжение. Я распластал свою дощечку, написал:
ПРОПУСТИТЕ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА
и нажал на кнопку звонка, чтобы вызвать своих телохранителей.
Куда серьезней было другое происшествие. Это случилось, когда Цвика в очередной раз улетел в Израиль. Мне предстояло какое-то выступление, и я, как обычно, поднялся на лифте на вертолетную площадку на крыше в сопровождении секретаря. Вертолет уже ждал меня. Я поднялся по ступенькам. Внутри сидели два незнакомых мне человека. Летчик тоже был чужой. Секретарь, который поднялся вместе со мной в вертолет, увидел чужие лица и спросил:
— А где наш постоянный летчик?
— Он болен, я его заменяю, — ответил новый летчик.
Я попрощался с секретарем. Пока мы летели в обычном направлении, у меня не возникало никаких опасений. Но потом вертолет резко свернул, а двое сопровождающих выхватили пистолеты и направили на меня.
— Не двигаться, — сказал один из них.
Я понял, что это похищение. Но кто меня похитил и зачем? Выкуп? Конкурирующая кинокомпания? Другой телеканал?
