Я снова соврал. Ложь во спасение разрешается. У нее есть даже название, которого, правда, нет в словаре — «Чистая ложь».
— Я тоже была замужем, — вздохнула мама. — Тридцать лет.
И она стала рассказывать мне о моем отце — и то, что я уже знал, и кое-какие детали, которые мне были неизвестны. В основном смешные детали. Наша собака слушала ее и виляла хвостом с явным удовольствием.
— А вы ей нравитесь, моей собаке, — сказала мама.
В ответ я услышал рассказ о себе. Обо всем, что я знал, но в особом ракурсе. Может, это был ее вариант для львов. Каким я был изнеженным мальчиком и как отец не мог научить меня отвечать ударом на удар. Я только плакал, а потом в школе дети всегда били меня. Отец хотел научить меня борьбе дзюдо или боксу, но повторилось то же самое. Я не хотел отвечать на удары. Видно, она и в самом деле так думала. Нет, это верно, в детстве я действительно не хотел отвечать на удар, но вовсе не потому, что с раннего возраста был убежденным противником насилия. Я просто боялся ответить и получить вдвойне. «Может, я был труслив? — подумал я вдруг. — Знала ли наша собака об этом, когда превращала меня во льва?» Я уже не помнил, рассказывал ли я ей все эти подробности, когда мы с ней были в доме отдыха.
На прощанье мама пригласила меня иногда приходить выпить ведро теплой воды и съесть целый шоколадный пирог, а если захочу, то и два. Я шаркнул лапой и кивнул. И действительно, с того дня я навещал ее каждую неделю, в четверг, и с радостью видел, что ее настроение все более улучшается после очередной телеграммы, которую она накануне получала от меня из очередной далекой и неназванной страны.
Глава девятая
Я отправляюсь в Америку
Еще до того, как мы подписали контракт с теле- и кинокомпаниями, было ясно, что нам с Цвикой придется ехать в Америку. И что находиться там придется довольно долго. Не меньше года, а то и два. Остальные пункты в контрактах не вызывали никаких сомнений, и эти компании были уверены, что мы с Цвикой сможем выехать вместе с ними или вскоре после них. Но у нас были определенные трудности. Я беспокоился о маме. Рухама отказалась уезжать посреди учебного года и усложнять детям жизнь с новой школой, новым языком и совсем другой культурой. Как-то вечером мы все собрались обсудить этот вопрос. Я написал:
МОЯ МАМА. КТО О НЕЙ ПОЗАБОТИТСЯ?
Цвика сказал:
— Если мы хотим по-настоящему разбогатеть, нам не миновать ехать в Америку. Я думаю, что стоит в поте лица поработать год-два, чтобы потом жить припеваючи. Я твой импресарио, Давид, и я позабочусь о твоей маме. Я найду людей, которые будут присматривать за ней, когда мы уедем.
Рухама окончательно решила, что не поедет с нами, по крайней мере сразу. Может быть, присоединится к нам в следующем году.
— Поезжайте пока вдвоем, — сказала она. — А когда получите первые выплаты, Цвика сможет часто выбираться домой, чтобы повидать нас и провести несколько дней с детьми. Хоть каждый месяц.
Гиди тоже попросил слова.
— Я не хочу, чтобы папа уезжал, и я не хочу, чтобы наш лев уезжал. По-моему, мы должны поехать все вместе. Я думаю, что мы с Шаем запросто одолеем те трудности, о которых говорила мама. В чем проблема? Я знаю многих ребят, которые поехали со своими родителями в Америку. Даже в нашем классе. Вот у Ави и Офры отца назначили послом в Сан-Франциско, так они сразу поехали с ним.
— А ты подумал, что будет с бабушкой и дедушкой? — спросила Рухама. — Ты хочешь, чтобы они остались здесь одни?
— Пусть они тоже едут с нами, — сказал Шай.
— Дедушке нельзя ехать, — сказала Рухама. — Он должен быть здесь, близко к больнице. Ты же знаешь, он очень болен.
— О чем спор? — сказал Цвика. — Мы же расстаемся ненадолго. Я буду приезжать каждый месяц на целую неделю и всю эту неделю буду с вами. Если, конечно, наш лев не будет возражать. Представляете, как будет здорово?!
— А с кем я буду спать, когда лев уедет? — спросил Шай, чуть не плача.
В конце концов, мы все-таки сумели их успокоить, и Цвика начал переговоры с разными авиакомпаниями, чтобы меня посадили в обычном пассажирском классе. Но однажды ночью мне приснилось, что я уже в самолете и вдруг его мотор закашлялся и заглох. От страха я тут же проснулся — даже до того, как самолет начал падать. Я растолкал Цвику и, когда он проснулся — что всегда занимало у него много времени, — торопливо написал ему на дощечке:
НЕ ХОЧУ ЛЕТЕТЬ, ХОЧУ ПЛЫТЬ!
Цвика не поверил своим глазам.
— Плыть? Морем? А вдруг ты заболеешь морской болезнью? И потом, это же очень долго — плыть в Америку морем. И как я их уговорю, чтобы тебе разрешили плыть в обычной каюте и гулять по палубе?
Я написал:
ПАССАЖИРСКАЯ КАЮТА НА ГРУЗОВОМ КОРАБЛЕ. МАЛО ЛЮДЕЙ — ХОРОШО! СВОБОДА!
— Ладно, — сказал Цвика и зевнул. — Поговорим завтра утром.
И тут же уснул. Я тоже уснул и, когда снова увидел во сне, что лечу на самолете, у которого заглох мотор, уже не испугался — ведь я знал теперь, что поплыву в Америку морем! На грузовом корабле!
После долгих поисков выяснилось, что нам повезло. В Хайфу как раз в эти дни пришел канадский грузовой корабль. Он прибыл из Африки через Суэцкий канал, а из Хайфы поплывет прямо в Нью-Йорк с большим грузом слоновой кости и антилопьих рогов, гепардовых, леопардовых и львиных шкур, а также медной руды.
