доктор предпочел место у прохода, потому что он собирался пить пиво, отчего придется часто ходить пи́сать; Джулия сидела у окна. Будет уже почти десять часов утра по лондонскому времени, когда они приземлятся в Англии. До Дели будут лететь в темноте, и хотя они еще не покинули Индию, доктор Дарувалла подумал, что остаток Индии, которую можно видеть, уже позади.
Хотя Мартин Миллс мог бы поддаться искушению сказать, что расставание доктора Даруваллы с Бомбеем – это Божья воля, доктор не согласился бы с этим. Божья воля тут была ни при чем. Это была Индия, которая не для всех, как, безотносительно к доктору Дарувалле, сказал отец Джулиан. То, что это не Божья воля, Фаррух знал наверняка; это была просто Индия, которой для него оказалось более чем достаточно.
Когда «Эйр Индиа – 185» поднялся со взлетно-посадочной полосы в Сахаре, водитель Дхара, таксист-головорез, снова совершил круиз по улицам Бомбея; карлик все еще плакал – он был слишком расстроен, чтобы лечь спать. Вайнод поздно вернулся в город, чтобы застать последнее шоу в «Мокром кабаре», где он надеялся увидеть Мадху; придется искать ее еще одну ночь. Кружение по кварталу красных фонарей действовало на карлика угнетающе, хотя была ночь, и, как в любую ночь, Вайнод мог помочь какой-нибудь заблудшей душе. В три часа ночи публичные дома напоминали карлику разорившийся цирк. Бывший клоун представлял себе клетки с безжизненными животными – ряды палаток, полных истощенных и раненых акробатов. Он поехал прочь.
Было почти четыре часа утра, когда Вайнод припарковал «амбассадор» в переулке рядом с домом на Марин-драйв, где еще недавно жила семья Дарувалла. Никто не видел, как он проскользнул в здание, но карлик, тяжело дыша, топал по фойе, пока на него не залаяли все собаки с первого этажа. Затем Вайнод с важным видом направился обратно к своему такси; у него лишь слегка улучшилось настроение из-за оскорбительных криков жильцов, которых ранее потревожили сообщением о том, что их столь важную надпись на лифте кто-то украл.
Куда бы ни направлялся печальный карлик, ему казалось, что городская жизнь избегает его, и все же возвращаться домой ему не хотелось. В предрассветной мгле Вайнод остановил «амбассадор», чтобы перекинуться словом с полицейским – регулировщиком движения в районе Мазагаон.
– А где все машины? – спросил Вайнод констебля.
Полицейский махнул в сторону своим жезлом, будто руководил возмущенной толпой. Но вокруг было пусто: ни единой машины, ни велосипеда, ни пешехода. Кто-то из спавших на тротуаре проснулся, но так и остался сидеть или не встал с коленей. Констебль узнал водителя Дхара, карлика-головореза, – каждый полицейский знал Вайнода. Констебль сказал, что были некоторые нарушения – религиозная процессия по София-Зубер-роуд, однако Вайнод и ее не заметил. Оставшийся ночью без дела, регулировщик движения попросил Вайнода провезти его по всей София-Зубер-роуд, чтобы проверить, все ли там в порядке. Так, с одиноким констеблем в салоне автомобиля, Вайнод осторожно проследовал через одну из самых приметных трущоб Бомбея.
Ничего особенного там не было – на тротуаре проснулось еще несколько человек, а обитатели самих трущоб все еще спали. В той части София-Зубер-роуд, где почти месяц назад Мартин Миллс наткнулся на смертельно раненную корову, Вайнод и регулировщик уличного движения застали хвост какой-то процессии – несколько садху пели и, как обычно, разбрасывали цветы. В канаве у дороги было заметно огромное кровавое пятно – на том месте и умерла корова в конце концов. И беспорядки, и религиозная процессия были связаны с выносом ее туши: какие-то фанатики ухитрились все это время поддерживать в ней жизнь.
Такой фанатизм тоже не воля Божья, сказал бы доктор Дарувалла; данная обреченная на неудачу попытка помочь корове тоже была «просто Индией», которой было более чем достаточно.
Однажды в пятницу в мае, спустя более двух лет после возвращения четы Дарувалла из Бомбея в Торонто, Фаррух почувствовал желание показать своему другу Макфарлейну Маленькую Индию. Они поехали на машине Мака. Было время ланча, но Джеррард-стрит была настолько забита транспортом, что вскоре они поняли – с ланчем ничего не получится; они едва успеют добраться до Маленькой Индии и вернуться в больницу.
Последние восемнадцать месяцев, с тех пор как у Макфарлейна нашли СПИД, они вместе ходили обедать; друг Мака – доктор Дункан Фрейзер, генетик, умер от СПИДа более года назад. Что касается обсуждения достоинств проекта исследования крови карликов, Фаррух не нашел никого, кто заменил бы Фрейзера, а Мак не нашел себе нового партнера.
Стенографический характер разговора между доктором Даруваллой и доктором Макфарлейном в отношении жизни Мака с ВИЧ-инфекцией был образцом эмоциональной сдержанности.
– Как поживаешь? – спрашивал доктор Дарувалла.
– Хорошо, – отвечал доктор Макфарлейн. – Я бросил принимать АЗТ [117], перешел на DDI [118]. Разве я тебе не говорил?
– Нет, но почему? Уменьшилось количество Т-лимфоцитов?
– Отчасти, – говорил Мак. – Они упали ниже двухсот. Я чувствовал себя как дерьмо с АЗТ, поэтому Шварц решил перевести меня на диданозин. Чувствую себя лучше – теперь я гораздо энергичней. И я принимаю бактрим для профилактики… для предотвращения пневмонии.
– О! – говорил Фаррух.
– Это не так плохо, как кажется. Я прекрасно себя чувствую, – говорил Мак. – Если диданозин перестанет действовать, есть залцитабин и, надеюсь, много чего еще.
– Я рад, что ты себя так чувствуешь, – сказал Фаррух.
– Между прочим, – говорил Макфарлейн, – я продолжаю эту маленькую игру. Я сижу и визуализирую мои здоровые Т-лимфоциты – я представляю, как они сопротивляются вирусу. Я вижу, как мои Т-лимфоциты обстреливают вирус и он рушится под градом попаданий, – во всяком случае, в этом моя идея.
– Это идея Шварца? – спрашивал доктор Дарувалла.
– Нет, это моя идея!
– Похоже на Шварца.
– И я хожу в группу поддержки, – добавлял Мак. – Группы поддержки занимаются всем тем, что способствует выживанию в долгосрочной перспективе.
– В самом деле, – говорил Фаррух.
– В самом деле, – повторял Макфарлейн. – И конечно же, тут важно то, что они называют ответственностью за твою болезнь, – не быть пассивным и не обязательно принимать все, что предлагает тебе твой врач.
– Бедный Шварц, – отвечал доктор Дарувалла. – Я рад, что я не твой врач.
– Я тоже, – говорил Мак.
Это была их двухминутная разминка; обычно они укладывались с этой темой в данный промежуток времени – по крайней мере, пытались уложиться. К ланчу они предпочитали говорить уже о чем-то другом – например, о внезапном желании доктора Даруваллы отправиться с доктором Макфарлейном в Маленькую Индию.
Именно в мае расистские
