выхватила стрелу из колчана, наложила на тетиву, натянула лук, выстрелила. Стрела взмыла вверх, поднятая сосновым оперением, прошла мимо ветки и вонзилась зайцу в шею, сбив его с ног; теперь он лежал, оглушенный, в растекающейся луже крови. Девочка с трудом поднялась, бросилась к нему, подняла над снегом и присосалась к ране, сквозь блохастую шерсть, — заяц отчаянно бился в предсмертных судорогах, царапая ей запястья, но она сжала руки плотнее, повернула зверька, выдавливая из него жизнь, шейные позвонки хрустнули, а она все продолжала пить, пока он не умер, а потом со всей скоростью, с какой получалось на снегоступах, двинулась вверх по склону назад к пещере, повесив лук на плечо и волоча зайца за уши.
РУКИ У НЕЕ ДРОЖАЛИ, ПОКА ОНА РАСКЛАДЫВАЛА бересту — тонкий внешний слой — на последних угольках, которые отыскала в кострище, пока раздувала огонь: наконец береста задымилась и вспыхнула. Она добавила еще бересты, сосновые сучки, сухие кедровые поленья, они занялись, пламя окрепло. Тогда она вытащила нож, освежевала и выпотрошила зайца, не вставая, кровь зверя мешалась с ее собственной из царапин на запястье и пореза на ладони: второпях она поранила себя ножом. Шкуру она отбросила в сторону, тушку проткнула палкой и положила над огнем, поворачивала, смотрела, как мясо дымится и обугливается, пещеру наполнил запах гари, и тут терпение у нее кончилось. Она вытащила мясо из пламени, принялась отрывать куски от костей и заглатывать целиком, а потом схватилась за живот, ее скрутило, вывернуло, было не вдохнуть, а позывы все продолжались; она хрипела, давилась кровью и полусырым мясом. Потом встала на четвереньки, скорчилась в луже блевотины на камнях, тяжело, надрывно дыша, и вот наконец дыхание выровнялось, и тогда она заплакала от изнеможения, от одиночества, от страха; теперь она боялась всего, даже сна.
ОНА ПОСМОТРЕЛА ВНИЗ С ВЕРШИНЫ ОДИНОКО стоящей горы. Был конец весны, деревья внизу покрылись яркой зеленью, над головой описывал широкие круги орел. Вдалеке она разглядела их домик, а потом вдруг оказалась там, внутри, только отца в домике не было. Она стала бродить по комнатам, выяснила, что очаг потух, в углах паутина, на полу — мышиный помет. Тут настала зима, за окнами завьюжим, а в доме так и было пусто. Она открыла дверь, чтобы шагнуть наружу, и попала из дома в пещеру. У огня сидел медведь. В когтях он держал рыбину, протянул ее девочке.
Зажарь, сказал он, она положила рыбу на огонь, та разом испеклась, но девочка не могла протянуть руку, взять рыбу и съесть.
Знаю, ты проголодалась, сказал ей медведь из сна, но настоящий голод — это не только потребность в пище. Или во сне. Все мы засыпаем и будем спать долго. Настоящий голод — это потребность совершить то, что ты еще должна совершить, пока бодрствуешь.
Я не могу жить без еды, сказала девочка.
Ты слишком рано пошла к реке.
Она посмотрела на рыбину.
Я теперь смогу перейти реку.
Ты не спасешься, если перейдешь ее одна.
Но я же одна.
Девочка повернулась к задней стене пещеры и увидела, что медведь так и спит, свернувшись калачиком.
Ты ведь не он, правда? — спросила она у медведя из сна.
Ты сама знаешь, кто я.
ОНА ПРОСНУЛАСЬ И ВЫПОЛЗЛА НАРУЖУ, В УТРЕННИЙ свет, умылась снегом, съела несколько пригоршней, чтобы унять жажду, потом горстями потащила снег в пещеру и стала бросать на пол, туда, где раньше лежала в своей блевотине. После этого вытащила из пепла полусъеденного зайца на вертеле, раздула огонь; от его тепла снег на полу подтаял и вместе с запахом желчи всосался в трещины в камне.
Тогда она отошла в заднюю часть пещеры, вытащила из торбы горшок, который носил с собой ее отец, высыпала туда остатки соли, сбросила с вертела мясо, вышла наружу, набила горшок снегом, оставила у входа в пещеру. Надела снегоступы, спустилась к опушке, срезала с сосны две пригоршни подкорья. Принесла его и сухую ветку, которую отломала от той же сосны, в пещеру, подкорье всыпала в горшок с заячьим мясом, ветку разломала и положила в костер.
Пока скудное жаркое варилось, она отдыхала и пила воду. Когда кора размягчилась, а мясо отделилось от заячьих костей, она сняла горшок с огня, остудила в снегу и поужинала как смогла; пришла сытость, но слабость осталась. Теперь она знала: чтобы выжить, нужно вернуться к реке и ловить подо льдом рыбу. Если добраться туда, продержавшись на талой воде, мхе и коре, там, у реки, больше шансов раздобыть пищу. Если повезет, будет даже рыба.
День клонился к полудню. Хоть на ходу, хоть в пещере, голод доберется до нее снова, поэтому она взяла лук и колчан, вскинула торбу на плечи и вновь зашагала на снегоступах вниз по склону.
В ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР ОНА РАЗВЕЛА КОСТЕР С ПОМОЩЬЮ принесенных углей, разогрела остатки жаркого из зайца с корой. На следующее утро завернула в дорогу новые угли из костра и двинулась дальше.
К реке она вышла под вечер третьего дня, увидела то место, где пыталась ее пересечь, берег, куда ее притащила пума, траву, в которой лежала, — теперь она скрылась под снегом, наружу торчали только длинные стебли золотарника с темными наростами — и вспомнила слова отца о том, что в этих наростах прячется зимою. Подошла ближе, начала обрывать наросты со стеблей, потом села, принялась вскрывать их ножом. В каждом обнаружилось по маленькой белой личинке. Она проглотила шесть штук, заедая горстями снега. Потом взяла рыболовный крючок, который вырезала из кости оленя, принесенного пумой, наживила на него три личинки, привязала к бечевке.
Она знала: под снегом и льдом должны быть камни, откопала их, отыскала длинные гранитные клинья, которые можно взять в руку вместо резаков. Подобрала две штуки, разной длины, а еще круглый камень, удобно ложившийся в руку, в качестве колотушки.
МОЖНО БЫЛО ДВИНУТЬСЯ ВДОЛЬ РЕКИ, НО ОНА сделала семь шагов по льду, положила бечевку и наживку на снег, размела снег на небольшом участке, нарисовала круг и принялась долбить камнями. Толщиной лед был в несколько ладоней, долбила она долго, прежде чем в дырку под резаком хлынула вода; девочка сразу же его отложила, чтобы не упустить при следующем ударе. Взяла другой камень, подлиннее, полностью раздробила лед, очистила прорубь от шуги и увидела внизу речную воду.
Она взяла бечевку, опустила в прорубь крючок, подергала наживку из личинок, не доставая ее из воды. Рыба клюнула почти
