сразу, девочка вытащила мелкого голавля. Наживка на крючке еще оставалась, она повторила все то же самое — в итоге голавлей у нее оказалось три, а наживка закончилась. Тогда она продела крючок в верхнюю и нижнюю губу одного из голавлей и бросила его в воду в качестве приманки, отпустив бечевку немного дальше, чтобы создавалось впечатление, что он плывет против течения. Подергивая бечевку, она попала в более глубинное течение, и когда клюнула форель, сразу стало ясно: добыча крупная.
Она поймала по рыбине на каждого из трех голавлей. В тот вечер девочка развела костер из сухого кустарника и упавших деревьев — их в речной пойме было предостаточно — и зажарила двух форелей. Съела все подчистую, кроме костей, а потом до ночи поддерживала костер, пока не уснула под звездами в одежде из шкур и одеяле.
УТРОМ ОНА НАСОБИРАЛА ЕЩЕ ЛИЧИНОК И ДО ТОГО, как солнце встало над деревьями на востоке, вытащила еще четырех форелей. Отсюда, с речного льда, было видно, что с севера надвигается непогода; девочка стала думать, как лучше — вернуться в пещеру, где есть укрытие, или спрятаться в приречном лесу, где есть пища; поняла, что останется здесь.
Вернулась с добычей к костру, выпотрошила одну рыбину, положила на свежие ветки жариться, подняла глаза и увидела, что на низкой засохшей ветке дуба на границе леса и поймы сидит орел. Красивая была птица. Голова и хвостовые перья блестели тусклой слоновой костью на фоне серовато-черных крыльев, кривой клюв и тонкие когти были желтизны солнца, встающего из кучевых облаков. Да и вся птица выглядела так, будто поднялась над горизонтом унылого бескрайнего пейзажа и застыла в извечной позе охотника и наблюдателя. Девочка оставила форель на огне и направилась к птице. Орел переступил на ветке, встопорщил крылья; тут она увидела, что в когтях у него что-то есть. Потом голова вытянулась, крылья захлопали, орел спланировал с ветки вниз, к девочке, сбросил на снег гуся, которого держал в когтях, и по узкой дуге вернулся на ветку.
Девочка подняла тушку. Добыча не свежая, но и не залежалая. Длинная шея сломана под углом, голова лежит недвижно, возле клюва запеклась кровь. Она посмотрела на орла, махнула рукой, приглашая его спуститься. Орел снялся с ветки и спланировал к ней снова. Она взяла самую крупную свою форель и как можно выше подкинула в воздух, — рыба еще даже не начала падать, а орел уже схватил ее когтями, по прямой линии полетел к дальнему берегу и скоро скрылся в лесу на западе.
К ВЕЧЕРУ ТУЧИ УШЛИ, СНЕГА ВЫПАЛО СОВСЕМ немного. Девочка смастерила из веток сосны и болиголова навес на тропинке, на полпути к медведю, ощипала гуся, поджарила над огнем, который развела с помощью сухого золотарника и потом поддерживала всю ночь, добавляя буковые и дубовые сучья, собранные по дороге.
Вернувшись на следующий день в пещеру, она выпотрошила форель, положила на коптильную раму, раздула огонь в остывшем кострище на каменном полу. А когда внутри сделалось теплее, вытащила из колчана шесть стрел, ободрала оперение из сосновых игл, отскребла смолу от хвостовиков. Проточила ножом выемки для гусиных перьев, расщепила очины, прикрепила перья к стрелам. Осмотрела наконечники из оленьих костей, заменила два из них на стеклянные, которые изготовила еще на морском берегу из осколков — тех, что отец выкопал из грязи в месте среди стен. А потом разложила все стрелы по полу у огня, сушиться.
День клонился к вечеру, силы у нее иссякли. Зато совсем не было чувства голода, которое до того почти ее не покидало. Было гусиное мясо, копченая форель — хватит на фазу луны с лишним, и девочка почувствовала, как одновременно с силами в ней нарастает иной голод — охотничий. Она знала, что изготовленные ею стрелы, которые теперь лежат в колчане, будут летать хорошо, осталось выследить дичь и подобраться на нужное расстояние. Она посмотрела на другую сторону костра и увидела, что на полу сидит отец и смотрит в пламя и дым. Девочка закрыла глаза, открыла снова — он исчез.
РОЗОВЫЕ ЛУЧИ РАССВЕТА ИГРАЛИ НА УТРЕННЕМ снегу, когда девочка вышла из пещеры, завернувшись в шкуры и мех, с луком и стрелами, — и незаметно растаяли еще до того, как солнце показалось над горизонтом. Отец когда-то ей говорил, что у животных привычки неизменные, следовательно, и у него с нею тоже. Разница в том, что она может менять привычки по собственному желанию. Животные их меняют только от испуга. Менять надо до того, как испуг взял над тобой верх, говорил отец, или после того, как ты взяла над ним верх и он, подобно непогоде, ушел прочь. Поэтому в это утро она не полезла ни вверх, ни вниз по склону, а двинулась поперек, обогнув гору посередине, будто опоясав веревкой.
КОГДА НЕБО ПРОСВЕТЛЕЛО И СОЛНЦЕ ПОДНЯЛОСЬ выше, девочка оказалась в лесу, в котором еще не бывала: стволы здесь стояли плотнее, утесы были круче, почти без всякой растительности, старый, слежавшийся снег слегка присыпало свежей порошей. Девочка стремительно продвигалась на снегоступах, к которым успела приладиться, и не сходила с естественной тропы, которая вывела ее на каменный выступ, а оттуда вскоре открылся вид на верхушки деревьев, росших внизу.
Солнце стояло высоко в ясном небе, она вышла на выступ и опустилась на четвереньки, чтобы осмотреть спуск, потом положила ладонь на землю, ощупала закраину камня. Та обледенела. Стукнула по льду рукояткой ножа, он легко откололся, внизу оказались вода и мох. Девочка легла на живот и увидела замерзшую полосу, тянувшуюся от выступа до самой земли, — поток, который, как она знала, начинался из озер талой воды на вершине, впитывался в землю и двигался вниз, зимой превращаясь в ледяной панцирь. Она раздробила лед, лезвием ножа соскребла мох со стены, сложила его в сумочку, потом поднялась и полезла с выступа вниз так, будто что-то приподнимало ее над снегом.
ВСТАВ, ОНА УВИДЕЛА ЭТО МЕСТО: РОЩИЦУ ИЗ ТЕСНО сгрудившихся высоких деревьев вдалеке — они росли на участке плодородной почвы, которую медленно смывало с горного склона с тех времен, которые не припомнить уже никому, кроме деревьев. В рощице животным есть где укрыться от ветра, есть и чем кормиться: желуди, буковые и пекановые орехи, крылатки: в этом укрытии им есть что поискать на земле, даже в разгар зимы.
Девочка подошла к рощице по широкой дуге, чтобы не спугнуть тех, кто
