бардачок, включила и выключила радио, повращала регулятор громкости. Опустив стекло, прикрыла глаза, когда ветерок коснулся лица.
– Как приятно ехать в машине, – сказала она.
Они пересекли реку, миновали библиотеку, по случаю воскресенья закрытую. В миле от своего дома Конни как-то окостенела.
– Все, приехали.
– Но почему мне нельзя подвезти тебя прямо к дому? – спросил Боб, но Конни сурово велела:
– Немедля останови машину, Боб Комет.
Когда он не послушался, не притормозил тут же, дернула руль так, что Бобу пришлось съехать к обочине. Машина встала. Боб ухмылялся, и Конни видела, что в нем зреет какое-то озорство. Но ей было совсем не смешно, и она сказала ему:
– Ты ведь хочешь, чтобы мы снова увиделись, верно?
– Еще как верно!
– Ладно.
– Очень даже хочу.
– Что ж. Ладно. Я рада. Но тогда ты должен усвоить себе кое-что про моего отца. Это не пустяки, и он, знаешь ли, не просто какой-то там вздорный брюзга. Он одержимый фанатик, у него отрублена связь с реальностью. И если до него дойдет, что у меня что-то вроде романтических отношений, он обезумеет, озвереет, ясно? Причем “озвереет” – это как раз то слово.
– А не приходила тебе в голову мысль, что я, может, ему понравлюсь? – спросил Боб.
– Ты ему не понравишься.
– Может, сначала и не понравлюсь, но мало-помалу он увидит, что я неплохой парень, и полюбит меня вопреки всяким своим заморочкам.
– Он возненавидит тебя. Молиться будет, чтоб ты подох.
– Ну, может, одумается со временем?
– Нет, Боб. Послушай. Внимательно выслушай, что я тебе говорю. Вникни. Ты меня слушаешь?
– Да, – подтвердил Боб, глядя ей прямо в рот.
– Он ни за что не изменится до тех пор, пока у тебя есть хоть какой-то ко мне интерес. Он напрочь отрежет, отсечет тебя от нашей с ним жизни, и я не поручусь, что он не предпримет чего-нибудь экстремального, типа насилия.
– Ладно, – сказал Боб. – Тогда что мы с этим поделаем?
– Знакомить вас мы не будем, вот что мы с этим поделаем. – Конни чмокнула Боба в щеку, вышла из машины и, глядя на него уже с тротуара, добавила: – Не знаю, что тебе еще на это сказать. Но вот такая у нас проблема. Есть способы ее обойти, но напрямик не выйдет, и сделай одолжение, не отмахивайся, прими во внимание то, что я сейчас тебе сказала, ладно?
– Ладно.
– Спасибо, что подвез.
– Не за что. Когда мы увидимся?
– Как только, так сразу, понятно. Я дам тебе знать.
Боб смотрел, как она уходит, и когда она совсем скрылась из виду, поднял назидательно палец и произнес, словно обращаясь к присяжным: “Молодая женщина сама признает, что их связь носит романтический характер”.
* * *
По будним дням Боб и Итан часто ужинали в закусочной “Лучше не найдешь”. Обстановка там была необычная: войдя, вы видели перед собой конфигурацию в виде подковы из табуретов, привинченных к полу, застеленному линолеумом в красно-зеленую клетку. Других мест, где сесть, не было, как и кабинок; внутри подковы находилось что-то вроде подиума наоборот, углубление в полу, где официантка Салли исполняла свои обязанности.
Когда Итан и Боб пришли туда в первый раз, их встретил запах подгоревшего кофе и мокрых тряпок. Мужчины с серыми лицами подняли глаза от своих тарелок со скучной на цвет едой, совсем как животные у кормушки.
– Неужто и впрямь не найдешь? – поинтересовался Итан.
Из мужчин ему никто не ответил, но Салли оторвалась от кассового аппарата, чтобы глянуть Итану прямо в лицо. Уперев руки в боки, она сказала ему:
– Что ж, милый, думаю, мне придется тебе показать.
Салли являла собой персонаж замечательный в этаком официантском духе. Она была из тех женщин-трудяг, кто многое повидал на своем веку, и умела привлечь-заманить чувственно – отчасти благодаря своему силуэту, но также и в силу вульгарного блеска, танцующего в глазах и безошибочно узнаваемого. Едва увидев впервые Итана, она больше не оставляла его без внимания, выражавшегося обычно в двусмысленных остротах и подначках. Стоило ему заказать себе “пэтти-мелт”, бутерброд из говядины с расплавленным сыром, как она стала звать его не иначе чем Пэтти, и не потому, что не знала имени – как зовут, сразу спросила, – а потому, что хотела протянуть между ним и собой личную связь, и ласковое имечко служило тому.
Каждый раз, когда Боб и Итан входили, Салли, где бы в этот момент ни находилась, кричала: “Пэтти!” – и одинокие, бедноватые завсегдатаи с их язвами, стимулирующими бодрость пилюлями и пульсирующей в черепе зубной болью оборачивались поглазеть на ответную реакцию Итана. Они жаждали тоже удостоиться прозвища, но Салли была им не по зубам, точно так же, как Итан был не по зубам Салли. Лет на пять раньше она, возможно, и смогла бы его покорить, хотя бы ненадолго; но теперь у нее не было ни единого шанса. Про любовь речи не шло, о жизни Итана и о том, что он за человек, Салли почти ничего не знала, но она вожделела его внимания, видя в нем воплощение молодости и мужественности, а также в знак уважения к тем социальным ценностям, которые когда-то воплощала собой сама. Ее собственная юность только-только отполыхала, казалось, пыталась внушить она, и когда величала его Пэтти, то, должно быть, слышался ей отзвук тех цветущих, необузданных дней.
Итан же делал вид, что не замечает знаков внимания со стороны Салли, держался нейтрально, ни в коем случае не враждебно, ни намеком не отвечая на заигрывания, дабы не посылать сигналов, которые могли быть неверно трактованы. “Жесток во благо?” – хмыкнул Боб, и Итан коснулся пальцем кончика своего безупречного носа.
Выпал день, когда в закусочной почти никого не было, и Боб решил, что поговорит с Итаном о Конни, о физической стороне любви, об идее плотской близости с Конни и о том факте, что сам он этим делом еще ни разу не занимался. Подходил к этому как-то в одиннадцатом классе, а потом еще раз в колледже, но тогда ни с одной из девушек его не связывало истинное родство, так что подходил-то он подходил, да не подошел. Понемногу он привыкал видеть в себе человека, который способен обойтись без этих страстей, способен и готов к этому, но тут возникла Конни, и хотя наверняка сказать было трудно, но она, похоже, в самом деле ожидала от Боба больше того, что входило в норму, сформированную его весьма ограниченным опытом.
К этому времени она уже трижды побывала в гостях у Боба, но они все еще ни разу всерьез не поцеловались. Исходя из мировоззрения Боба, половой акт по значимости был все равно что убийство; мог ли он так поступить с Конни?
Они заказали, что будут есть, а
