звонки и просьбы о встрече. Инхой передавала сообщения через его друзей (теперь стало ясно, что они лишь его друзья), но, похоже, ни одно не дошло до адресата. Вскоре уже никто из знакомых не заходил в кафе, вестников не осталось. Даже когда появился Джастин, посланный объяснить причину разрыва, она ничего не поняла. Гонец выступил в своей обычной вроде бы ясной манере, не позволявшей постичь смысл сказанного. Инхой должна уяснить, что дело вовсе не в ней. Просто семья обязана думать о благополучии своих детей и своем собственном. Решение далось нелегко. Возникли сложности из-за нынешнего положения семьи Инхой и печального происшествия с ее отцом.
– Какого еще «печального происшествия»?
– Я имею в виду нехорошую огласку. Весь этот… скандал.
Произнеся «скандал», Джастин усмехнулся, будто слово это все проясняло. Когда, уходя, он обернулся, усмешка еще не исчезла. Так улыбаются люди, не зная, что еще сказать, поскольку данное событие их ничуть не трогает, у них есть дела поважнее. Оставшись одна, Инхой оглядела внезапно опрятное кафе, замершее, как ее жизнь, – столы и собранные в пирамиду стулья сдвинуты к стене; музыкальный автомат, купленный с бухты-барахты, темен и тих; с потолка свисают голые лампочки, ибо дизайнерские абажуры проданы, чтобы оплатить счет за электричество; дверца пустого холодильника открыта; на цементном полу, который когда-то шлифовали они с Дунканом, подсыхающая лужица от растаявшего льда. Единственные вещи, оставшиеся на своих местах, – низкая серая софа, на которой в течение почти двух лет каждый вечер растягивался Дункан, и доски с цитатами, так и висевшие на стенах. Истинная любовь = взаимные оскорбления.
Инхой мысленно произнесла слово «скандал», аукнувшееся гулким эхом. Плохое слово, оно не дает ответа.
Выходит, дело в деньгах. У Дункана с Джастином их было и есть навалом, она же без гроша. Значит, причина – деньги.
Прознав о закрытии кафе, никто не удивится. Дело обычное, одно заведение открывается, другое прекращает деятельность, скажут люди и, хмыкнув, тихонько добавят: девчонка ни черта не смыслит в бизнесе. Богатенькая вертихвостка, она думала, что папашины денежки никогда не закончатся. Ан вон как. Да еще парень ее бросил. И поделом. Нефиг задаваться. Какой там бизнес, она же дура набитая.
* * *
Прошло уже десять минут сверх условленного часа. Скверный знак. До сих пор этот человек проявлял себя только с хорошей стороны, демонстрируя идеальные манеры. Уолтер Чао. Даже имя его обладало элегантным стилем, сохранявшим старосветскую учтивость и сдержанный шик в мире, неумолимо захваченном бетоном и сталью, яркими огнями и ночными увеселениями жизни на бегу, ставшей уже привычной. Инхой проверила телефон – никаких сообщений. Продинамили ее, что ли? Может, послать эсэмэску, чтобы самой оставить его в дураках? Мол, неважно себя чувствую, вынуждена уйти. Но тогда не узнаешь о его предложении и, возможно, упустишь главный шанс в жизни. Господи, она же не на свидание пришла, на деловую встречу. И все же как-то оно унизительно. Инхой уже начала мысленно составлять сообщение: «Прошу прощения, я, похоже, чем-то отравилась за обедом…» – но увидела поспешавшего к ней метрдотеля.
– Господин Чао уже поднимается в лифте. Он извиняется за опоздание. Минут десять назад он звонил, оставил сообщение, но я захлопотался и не увидел. Прошу вас, не выдавайте меня. Нынче так много гостей, я недоглядел.
Инхой посмотрела на часы: одиннадцать минут девятого.
– Ничего страшного, – кивнула она.
– Благодарю вас, мадам.
Шаблонный французский акцент метрдотеля выглядел забавным и милым. Вечер обещал быть приятным.
Инхой притворилась, будто изучает меню, а сама украдкой разглядывала входящих гостей, пытаясь определить, кто из них Уолтер Чао. Возле гардероба столпился выводок хорошо одетых мужчин, передававших верблюжьего цвета пальто девушкам в черных брючных костюмах. Арабского вида кавалер и его китайская спутница терпеливо ждали своей очереди. Возникший метрдотель вежливо, но решительно расчистил путь к вешалке. За его спиной мелькнули светло-серый пиджак и небесно-голубая рубашка. Когда метрдотель, точно головной мотоциклист в полицейской кавалькаде, направился к столику Инхой, она сделала вид, будто погрузилась в изучение многостраничного меню. Затем подняла взгляд на метрдотеля, склонившегося в полупоклоне, и Уолтера Чао, которому, встав, подала руку, отметив его в меру крепкое рукопожатие.
– Прошу извинить за опоздание, – сказал он, глядя ей в глаза. – Обычная отговорка – пробки. Я прощен?
– Пробки – часть шанхайской жизни. Пустячные по сравнению с Пекином. Не переживайте, вы почти не опоздали.
Чао опустился на стул, подвинутый ему метрдотелем.
– Вы очень снисходительны. Я сам не терплю опозданий.
Он открыл меню, пробежал по нему взглядом и отложил в сторону. Невысокий, ростом примерно с Инхой, пять футов и пять-шесть дюймов, он тем не менее выглядел внушительно, когда, опершись локтями о стол, чуть подался вперед, словно приглашая к большей доверительности.
Появился официант с ведерком, где во льду стояла бутылка шампанского. Он показал этикетку Чао, тот, едва покосившись, кивнул и вернул пристальный взгляд на Инхой. Красавцем в общепринятом понимании его не назовешь, однако Инхой охватило смущение сродни той смешанной с восторгом робости, какую она испытывала, когда с ней, школьницей, заговаривали крутые симпатичные парни, жившие по соседству. Сейчас это чувство казалось абсолютно чужеродным, из иной поры ее жизни.
Инхой посмотрела на пузатую бутылку с незнакомой этикеткой – это было нечто другое, отличное от модной марки, излюбленной бандитствующими рэперами и вульгарными наследницами, но скромно шикарное.
– Розовое шампанское, я уже сто лет его не пила, – сказала она.
– Мне больше нравится отмечать начало всякого нового проекта, нежели дожидаться его завершения. Тем самым я предвкушаю успех. Не понимаю тех, кто празднует лишь окончание дела. Прошу вас, скажите, если вы не любите это вино. Можно заказать что-нибудь другое. Или даже просто апельсиновый сок, если нынче вы не расположены к шампанскому.
– Нет-нет! – Инхой подняла бокал. – К шампанскому я расположена всегда.
– Рад это слышать. – Уолтер Чао отсалютовал бокалом. – У меня такое чувство, что мы с вами поладим. Прослышав о вас и почитав посвященные вам статьи в деловых журналах, я сказал себе: вот наконец появилась значительная личность. Ваше здоровье.
Вечернее небо налилось тусклым пурпурным светом, городские огни разгоняли тьму. Инхой порадовалась, что пришла загодя и успела освоиться с обстановкой. Она понимала, что за ней исподволь наблюдают и дают ей оценку.
– Что вы закажете? – спросила Инхой. – У меня тут преимущество, я пришла чуть раньше и уже сделала выбор.
– Отлично. Здесь я всегда заказываю одно и то же. Но что именно – не скажу, чтобы не влиять на ваше решение.
Чао смахнул невидимую соринку с лацкана, и Инхой отметила безупречное качество гладкой матовой ткани его пиджака. Когда Уолтер
