утра до вечера. Она была на пять лет старше Кирилла, не пила и не курила, много читала и любила побыть в одиночестве. С ней было спокойно.
В строительной компании, где Кирилл работал чертежником, было нормой каждый рабочий день заканчивать бутылочкой пива. Домой он возвращался затемно: в квартире было тихо, жена спала, и он подолгу сидел на кухне, читал, курил и мечтал о том, что уедет из Москвы в деревню. Но чем больше он думал о жизни отшельника, тем быстрее стал подниматься по карьерной лестнице — и уже через год заявил, что уйдет из фирмы, если не будет получать в два раза больше. И ушел — а вместе с ним и половина клиентов. Денег, чтобы открыть свое дело, у него было недостаточно, и тогда в его жизни появился Тимур.
У Тимура были деньги и связи, но работать с людьми он не умел. Большую часть времени он сидел в их маленьком офисе и курил марихуану.
Густой аромат травы поначалу оставлял Кирилла равнодушным — пока Ольга не закатила скандал, вернувшись из Индии, где две недели общалась с духовными учителями.
Претензия у нее была одна: муж не уделяет ей достаточно внимания. Посреди истерики жены Кирилл уехал из дома в офис, где Тимур курил очередной косяк и смотрел «Южный парк».
Кирилл молча сел рядом, затянулся, и все происходящее в его семейной жизни стало неважным. Скандалы, недоверие, отсутствие тепла — разве можно было ожидать понимания от женщины, если все женщины эгоистичные и тщеславные?
Новые ощущения были свежими и ясными. Когда Тимур уехал и в офисе стало тихо, Кирилл достал из ящика стола недочитанную книгу, взял карандаш и просидел так до самого утра.
Когда Аня пригласила их с Вероникой на день рождения, Кирилл был трезвым уже сто шестьдесят три дня. За пять месяцев он заработал в два раза больше, чем за весь прошедший год.
Вероника настояла на покупке новой машины и кучи ненужного хлама. Покупка вещей помогала ей не думать о сексе, вместо которого в спальне появились новое кресло и картина московского художника, копия которой висела в кафе, где Вероника впервые увидела Кирилла.
С тех пор прошло чуть больше трех лет. Иногда, когда Кирилл задерживался на работе или в спортзале, Вероника ходила туда выпить кофе. В «их кафе», как она называла это место, в меню появились новые позиции, вроде черничного латте или мангового рафа, но она всегда заказывала американо, как когда-то Кирилл, и каждый раз надеялась, что кофе принесут в той самой чашке.
Однажды так и случилось. Она долго крутила ее, чтобы сфотографировать, а когда сделала первый глоток, кофе уже остыл.
Походы по местам, где они гуляли после свадьбы, наполняли ее странными чувствами, названия которым она не могла придумать.
«В груди все сжимается, хочется зажмурить глаза, а потом открыть и оказаться в прошлом» — так она записала в заметках после одной из прогулок по «их набережной».
Одно место на Фрунзенской было особенно памятным. Здесь позапрошлым летом она стояла у бара на каблуках и глотала ртом влажный воздух. Она слишком много выпила. Тошнота заполняла собой все пространство, будто Вероника всю ночь мешала водку с мартини.
«Не надо было водку с мартини смешивать», — услышала она голос Кирилла.
Он вышел из бара, закурил и подошел ближе. Следом за ним вышел Паша, их общий знакомый по вечеринкам, тоже пьяный.
Кирилл вдруг начал рассказывать Паше историю их знакомства.
Оказывается, он помнит каждое слово и каждый жест, то, во что она была одета, и как краснела ее шея: «Моя Вероничка — самая интересная девчонка из тех, кого я знаю».
Паша кивнул, бросил окурок в урну и вернулся в бар, а Кирилл поцеловал ее холодное плечо, локоть и пальцы, которые тут же согрелись.
«Давай вернемся и выпьем за нас. Чтобы у нас все было хорошо», — сказал Кирилл и взял ее за руку.
Она возвращалась в этот бар два раза, чтобы внушить себе, что их любовь ей не приснилась.
На вечеринку Ани опоздали на час. В прихожей, куда Кирилл протиснулся с охапкой белых тюльпанов и феном в подарочной коробке, он столкнулся с Сережей.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — сказал Кирилл и ткнул пальцем в один из черных шариков, болтающихся под потолком. — Соня с тобой или ты один?
Сережа пожал плечами:
— Один, пойдем выпьем?
Первые три месяца без алкоголя выбили из Кирилла все страхи, как выбивают пыль из ковра. Он научился пить колу в барах и не сжимать под столом кулаки, когда кто-то из друзей опрокидывал очередную рюмку.
Предложение Сережи прозвучало как издевка. Кирилл достал из кармана пачку пуэра.
— Где тут кухня? Мне нужен кипяток.
Гости вечеринки делали фотографии. Много фотографий — из-за чего гостиная напоминала фотостудию в разгар рабочего дня. Кто-то подарил Ане огромный веер, расшитый жемчугом, и теперь она сидела с ним на коленях в ярко-розовом кимоно с перьями на рукавах. На столе перед ней стоял керамический поднос с фотогеничными персиками и подсохшим камамбером. В оставленный одиноко таять на тарелке пломбир был воткнут окурок. Аня усадила Веронику на диван и закинула ноги ей на колени.
— Я сегодня как Анастасия Волочкова, — она рассмеялась, отчего ее лицо стало еще краснее. — Восемь букетов! И представь, вчера астролог сказала мне, что мое магическое число восемь. Я родилась в восьмой луне или в восьмом доме луны. Вот не надо делать такое лицо. Я тебе скину в директ ее профиль, сходи.
— А мартини есть? — спросила Вероника, которой очень хотелось астрологических подробностей, но она боялась показаться дурой.
— Да есть, есть. Только ты обязательно ей позвони, она мне столько всего интересного рассказала. Например, что я скоро выйду замуж! И что у мужа моего будут дети, а у меня нет. Кстати, вы с Кириллом не собираетесь рожать?
— Да уж, действительно кстати, — ответила Вероника. — Один раз я начинала разговор про детей, но он предпочел его сразу закончить. А я не знаю, хочу ли начинать его снова. Дети — это так серьезно и ответственно. К тому же у нас, кажется, проблемы с сексом.
— Что? — вскрикнула Аня. — Да я никогда не поверю, что такую красотку можно не хотеть!
Вероника отхлебнула мартини, который подал ей симпатичный парень в черной толстовке.
— Да не ори ты, дурочка. Давай лучше выпьем за тебя, чтобы все мечты сбывались.
Вероника расстегнула пуговицу на джинсах и потянулась за кусочком пиццы. Она знала,