говорила, что баба Нина умерла в прошлом году и ее квартира продается. У бабы Нины в комнате висели две картины Леонардо да Винчи, она говорила, что это подлинники. Интересно, они еще там висят? Машин у гаражей еще не было — значит, рабочий день не закончился.
Кирилл посидел на лавочке, отдышался и посмотрел по сторонам: кроме двух бабушек, одетых так, будто завтра Новый год, никого.
Дверь в подвал оказалась заперта на сломанный замок. Кирилл спустился вниз по длинной лестнице и попытался включить свет, но лампочка, видимо, перегорела. В рюкзаке была зажигалка. Дверь теть-Надиного подвала стояла открытой. На полках — бутылки с настойками и самогоном. Кирилл сунул в рюкзак три бутылки и услышал чьи-то шаги.
— Юрка, твою мать, опять лампочка сгорела!
Голос тети Веры из пятой квартиры.
Кирилл прижался к стене и замер.
— Не заблудишься! — ответил голос дяди Юры. — Неси картошку, жрать охота. И огурцов банку захвати, а я за лампочкой в гараж.
Когда шаги стихли, Кирилл поднялся по лестнице и пошел в сторону подъезда Сереги.
Домой он вернулся в час ночи. На лавочке сидела парочка. Целовались. Ему тоже захотелось кого-нибудь поцеловать. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить маму, но в прихожей два раза уронил телефон и споткнулся о чемодан. На кухне достал из холодильника банку пепси, две сосиски и майонез.
Когда мама в розовой ночнушке зашла в его комнату, он сидел на кровати весь в хлебных крошках и икал.
Голова с утра чуть не взорвалась. В маминой спальне шептались, во сколько ехать в аэропорт.
— Шапку не забывай носить, — сказала мама у выхода на посадку. Самолет задерживали уже на сорок минут. — Про деньги ты помнишь?
Кирилл кивнул.
— Я потом еще отправлю, ты говори Антону, что будет нужно, он купит. Хорошо?
— Мам, во сколько в Москве «От винта!» показывают?
— Наверное, в два.
Кирилл хотел обнять маму, поцеловать в накрашенные губы, вдохнуть запах лака для волос, но стоял неподвижно и смотрел, как полная женщина кормит ребенка грудью, пряча его пеленку со звездочками.
— Как тут душно, — сказала мама.
Объявили посадку. Мама сказала что-то женщине в форме и развернулась к Кириллу:
— Я скоро приеду, сынок. Я тебя очень люблю. Ты это знаешь?
Огромный бесформенный сгусток слов, которые страшно произнести, застрял в горле. Он не мог даже по-настоящему вдохнуть: воздух останавливался где-то на полпути. В этом новом состоянии он не слышал своих мыслей.
Мама что-то шептала, наклонившись над ним, женщина-робот называла фамилии опаздывающих на рейс, плакали дети, а он стоял в этом шуме, как декорация на сцене, и не двигался. Полный видеокассет и книг рюкзак на плечах, плеер в кармане и потеющие в шерстяных носках ноги.
Кириллу казалось, что это прощание ненастоящее. Что все эти люди, занятые своими делами, улетают в реальное небо, а он нет. Такая игра: нужно пройти этот уровень — и тогда он вернется домой.
В фантазиях о будущем бесстрашный мальчик в красной шапке миллион раз улетал и в Нью-Йорк, и в Москву. Рисовал граффити на одиноких улицах, спал в парке и питался хот-догами. Но то были фантазии, коллаж из книг, компьютерных игр и сериалов.
Сосед в самолете всю дорогу храпел, и Кирилл не смог сходить в туалет, боясь разбудить его. Мама сказала после посадки идти вместе с толпой, так не потеряешься, но, когда толпа пошла к выходу, он побежал в туалет, а потом вышел и попал уже в другую толпу.
Выйдя на улицу, достал из рюкзака шапку и натянул до самых глаз.
— Кирилл? — звук его имени прозвучал в этой толпе как шум сирены. Он не сразу обернулся.
— Да, — ответил он высокому мужчине в черном пальто и шляпе. — Вы Антон?
— Будем знакомы! — Мужчина протянул руку с перстнем на указательном пальце и взял его рюкзак. — Машина ждет, пойдем. Пить, наверное, хочешь? — И он подал Кириллу бутылку колы.
В машине было тепло.
Так началась его жизнь в Москве.
Кирилл стоял у балконной двери и пристраивал последний окурок в переполненную пепельницу. Вероника потянулась к чайнику, включила его, он тут же начал закипать. Вместо того чтобы налить туда воды, она закрыла лицо рукавами рубашки и заплакала.
— Кирюша, милый, я больше никогда, никогда больше не буду задавать тебе вопросы. Теперь я понимаю тебя, и мне так тебя жалко!
— Жалости твоей мне хочется меньше всего. Лучше завари еще чаю. И хочу тебя попросить: в следующий раз, когда решишь меня спасать, спрашивай, хочу ли я этого, — сказал Кирилл.
Вероника подошла к мужу и прижалась всем телом. Он казался таким маленьким и беззащитным.
— Просто я думала, что, если мужчина пьет, возможно, виновата женщина.
— Пойдем спать, — Кирилл взял жену за руку.
— Да, ты пойди, а мне надо позвонить.
Кирилл вышел из кухни. Вероника набрала номер отца.
— Пап, привет! А расскажи какой-нибудь анекдот, — сказала она.
Игорь откашлялся и двадцать минут развлекал дочь анекдотами. Они и правда были смешными.
В последнюю пятницу октября, самого паршивого месяца в Москве, Вероника, приехав с работы, включила седьмую серию «Sex Education» и поставила будильник на двадцать ноль-ноль.
Кирилл вернется домой в полдевятого. За полчаса она успеет вымыть бокал, в который сейчас налила красного вина, и голову, переполненную мыслями.
Еще утром, в приложении, которое отвечало за ее менструальный цикл, она прочитала: «В организме замедляется обмен веществ, отчего на лице и в теле появляется отечность. Можете хуже спать и больше уставать днем. Связки и суставы становятся более уязвимыми».
Другими словами, Вероника чувствовала себя толстой и старой. До месячных еще пять дней, с каждым из которых она будет становиться все уродливее. Запись к косметологу или покупка платья могли бы спасти ситуацию, но Вероника выбрала красное сухое и держаться подальше от зеркала.
Домашние вечера на диване вошли в привычку. Она выпивала пару бокалов вина и шла спать, а Кирилл еще оставался допивать чай и дочитывать книгу. Только бы не думать о том, случится ли сегодня секс. Чипсы, записные книжки, подушки, пульт от телевизора создавали дистанцию. Отопление работало на максимуме, но Кирилл натягивал одеяло до подбородка — самодельный спальный мешок служил защитой от взглядов жены.
Когда Кирилл написал, что задерживается, она накрасила губы и отправилась в бар, который открылся в соседнем доме неделю назад. Нужно было что-то съесть.
Она села у окна, заказала пасту и бокал рислинга, положила перед собой книгу, которую
