хотя есть признакъ таланта, но со мной церемониться нечего. Зачѣмъ не сознавать своихъ недостатковъ? Вотъ я по-французски не говорю. Варвара Павловна, по добротѣ своей, хочетъ обучить меня этому діалекту.
— Въ самомъ дѣлѣ хотите? спросилъ Телепневъ.
Barbe разсмѣялась.
— Я предлагаю свои услуги, начала она, но m-r Горшковъ не хочетъ: говоритъ, что это не пойдетъ къ его физіономіи.
— Да что вы меня все mr Горшковъ зовете? можно ли къ такой вульгарной фамиліи приставлять благовоспитанное слово?
— Mes enfants! раздался голосъ генеральши изъ гостиной.
— Тсс! шепнулъ Горшковъ, маменька разгнѣваются, что мы удалились. Слушайте, я сейчасъ вамт? парадную штуку сыграю. Меня ужъ за нее здѣсь сколько барынь похваливали, Это сочиненіе Антонія Конскаго, вотъ прислушайте — такъ и чувствуешь конскій топотъ!
И Горшковъ, покачиваясь и гримасничая, началъ играть тогда очень модный: Caprice héroique.
— Ну что, барышня, спросилъ онъ старшую сестру, вставая изъ за рояля: вамъ навѣрно нравится эта штука?
— Да чѣмъ же это дурно? проговорила Barbe.
— Первый сортъ — одно слово! А еще бы лучше было, кабы мы прошлись подъ эту музыку учебнымъ карабинернымъ шагомъ.
— Съ вашимъ другомъ, обратилась Barbe къ Телепневу, нѣтъ никакого ладу: онъ надо всѣмъ смѣется.
— И буду смѣяться, барышня, началъ Горшковъ, до тѣхъ поръ, пока эта глупая французская музыка не сгинетъ съ лица земли.
— Никогда этого не будетъ, воскликнула задорно Barbe.
— Mes enfants! послышалось опять изъ гостиной.
Все молодое общество отправилось въ гостиную, гдѣ генеральша похвалила очень пьесу, сыгранную Горшковымъ. А къ Телепневу обратилась она съ любезнымъ приглашеніемъ посѣщать ея домъ. Barbe, со своей стороны, сказала Борису, чтобы онъ на этой же недѣли являлся вмѣстѣ съ Горшковымъ играть въ восемь рукъ.
— А уроки французскаго языка начнутся? спросилъ Телепневъ.
— Какъ же, братецъ, отозвался Горшковъ, я ужъ и тетрадку купилъ, буду вокабулы учить; человѣкъ; ломъ, ломъ, душа: ламъ, ламъ.
Смѣхъ дѣвицъ провожалъ нашихъ пріятелей.
XXXI.
Ольга Ивановна приняла Телепнева такъ радушно, точно будто они были давнымъ-давно знакомы.
— Мужа моего нѣтъ въ городѣ, сказала она: онъ уѣхалъ на цѣлую недѣлю.
Телепневъ доложилъ ей, что онъ уже былъ у начальницы.
— Она очень умная женщина, замѣтила Ольга Ивановна, и дочерей своихъ держитъ очень хорошо.
— А что такое значитъ, спросилъ Телепневъ, держать хорошо дочерей?
— Вы пожалуйста не придирайтесь къ словамъ, m-r Телепневъ. Держитъ хорошо, т. е. не какъ куколъ, а довольно свободно…
— Величественности въ ней много, замѣтилъ, улыбаясь, Телепневъ.
— Какъ же вы хотите иначе, вѣдь она начальница! а все-таки въ ней нѣтъ такой пустоты, какой переполнены многія изъ нашихъ барынь…
— Къ которымъ вы мнѣ прикажете также явиться? добавилъ Телепневъ.
— Да, къ нѣкоторымъ.
— Ну, Богъ съ ними, объ нихъ еще рѣчь впереди.
Послѣ маленькой паузы, Ольга Ивановна посмотрѣла пристально на Телепнева.
— Послушайте, сказала она ему: въ тотъ разъ, когда вы были у мвня, я, кажется, васъ огорчила.
— Чѣмъ же это? прервалъ Телепневъ.
— Я васъ упрекнула тѣмъ, что вы рисуетесь.
— Ну такъ что жъ изъ этого?
— Какъ что? я не имѣла на это никакаго права. Вы очень молоды, — это правда; но развѣ вы не могли имѣть въ жизни испытаній, которыя отняли у васъ то, что всѣ привыкли видѣть въ студентѣ вашихъ лѣтъ.
Телепневъ выслушалъ все это опустивши голову, и вскинулъ глазами на Ольгу Ивановну такъ, что она немножко стѣснилась.
— Зачѣмъ вы все это говорите? сказалъ онъ спокойно и тихо. Вы меня ничѣмъ не огорчили. Если вамъ показалось, что я дѣйствительно рисуюсь, почему и не замѣтить этого. А теперь вы извиняетесь передъ мной, точно будто бы убѣдились, что я дѣйствительно не рисуюсь.
— Конечно, нѣтъ, перебила Ольга Ивановна.
— Очень вамъ благодаренъ; но вѣдь ващи слова вызываютъ объясненіе съ моей стороны, — я долженъ сказать вамъ: да, Ольга Ивановна, я не рисуюсь, въ жизни моей произошло то-то и то-то…
Когда онъ это кончилъ, Ольга Ивановна подумала: „Вотъ онъ какой! Да онъ преинтересный мальчикъ! — его нельзя оставить въ покоѣ.“
— Значитъ, проговорила она вслухъ, я сдѣлала двѣ глупости, и мнѣ нужно опять просить у васъ извиненія.
— Ахъ полноте, Ольга Ивановна, перебилъ ее Телепневъ, что за объясненія? Вотъ поживемъ, больше познакомимся, тогда все видно будетъ.
— Благодарю васъ, проговорила она и протянула Телеп-неву руку.
Онъ пожалъ.
— Ну, вы не увлечетесь, продолжала она, нашимъ обществомъ, я это вижу.
— Зачѣмъ же вы желаете, чтобы я со всѣми познакомился?
— Затѣмъ, что это общество все-таки будетъ для васъ ново, а когда надоѣстъ — вы его бросите и составите себѣ тогда маленькій кружокъ друзей.
— Картина очень превлекательная! добавилъ съ усмѣшкой Телепневъ.
Ольга Ивановна хотѣла что-то возразить, но человѣкъ вошелъ и доложилъ: „Алексѣй Ларіоновичъ Битюковъ.“
— Проси, сказала Ольга Ивановна, и обратясь къ Телепневу тихо прибавила: нашъ левъ и первый женихъ.
Въ дверяхъ показалась высокая, широкоплечая фигура. На здоровенномъ туловищѣ сидѣла круглая голова съ грубыми и нахальными чертами лица. Чѣмъ-то кучерскимъ, ухарскимъ, циничнымъ отзывалась вся физіономія барина. Одѣтъ онъ былъ въ черную просторную визитку, свѣтлые брюки и плюшевый жилетъ. Высокіе, тугіе воротнички здавливали его короткую шею.
— Здравствуйте! рѣзко вскрикнулъ онъ, и тотчасъ же опустился въ низенькое кресло возлѣ окна. Ноги онъ задралъ на ножку небольшаго столика, стоявшаго передъ нимъ.
Ольга Ивановна познакомила ихъ другъ съ другомъ.
Битюковъ прежде всего зѣвнулъ во весь ротъ и, не спрашивая позволенія хозяйки, вынулъ сигару и закурилъ.
— Гдѣ вашъ благовѣрный? проговорилъ онъ съ гримасой: по святымъ обителямъ отправился?
— Уѣхалъ въ деревню, отвѣтила Ольга Ивановна.
— И вы здѣсь вдовствуете? Онъ опять зѣвнулъ. — А я сейчасъ былъ у Рожковыхъ. Вотъ дѣвицъ-то привезли. Говорятъ, онѣ могутъ уписать по двѣ ковриги въ день хлѣба! У нихъ, я вамъ доложу, вотъ эти мѣста, такъ просто зазорно смотрѣть…
А вы сколько глупостей можете сказать въ день? спросила Ольга Ивановна.
— Да ужъ что дѣлать, такова игра природы! продолжалъ левъ тѣмъ тономъ, который особенно въ ходу у губернскихъ остряковъ.
— Невѣсты хорошія. Сказала съ усмѣшкой Ольга Ивановна.
— Надо у нянюшки спросить, можетъ есть какіе тайные изъяны.
Битюковъ взглянулъ вдругъ въ окно и приподнялся.
— Экъ лошадь-то какая важная! вскричалъ онъ; чья бы это? Задъ-то задъ-то какой, и какъ забираетъ.
Телепневъ невольно переглянулся съ Ольгой Ивановной и оба они улыбнулись.
— А что, Александръ Дмитріевичъ, спросила М-нова: открываются у насъ клубы?
— Никакъ нѣтъ-съ, благородное шляхетство не даетъ залы. А ихъ превосходительства будутъ приглашать почтенную публику по пятницамъ, поить лимонадцемъ и кормить страшной скукой.
— А вы развѣ не будете занимать публику? спросила Ольга Ивановна.
— Куда намъ! Здѣшнія барыни такой народъ, что имъ нужно кого-нибудь
