очутились бы в пропасти, подобной этой.
– Какой пропасти?
– Разве не Вы сегодня прощаетесь с Последним днем, не ведая при этом, с чем именно прощаетесь и что приветствуете? Если бы Вы поняли, что предстоит разлука с мертвым существом и радостная встреча с истинной своей самостью, то не было бы настолько больно.
Жуткий, жуткий маг! Откуда он только знает про Последний день?.. Одни лишь его теплые, улыбающиеся глаза и свободная, но властная речь удерживали меня на краю новой пропасти – пропасти забытья, а может, и преждевременной смерти. Благодаря его спокойному голосу я сравнительно быстро нашелся:
– Похоже, ты был рядом, когда кому-то пришло в голову прокричать мне в полночь: «Встань и простись с Последним днем».
– Я не был рядом. Я – тот, кто это прокричал.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и досады. Что мне нужно было делать? Рвать волосы на голове? Биться головою об стену? Или говорить с этим удивительным мужчиной?.. Я хотел броситься к его ногам, обнять их, покрыть поцелуями и молить, молить о том, чтобы он не вставал с места, пока надо мной висит душное, жестокое облако горя. Я хотел, чтобы он настежь раскрыл все запаянные внутри меня двери и ответил: почему я – это я, а не кто-то другой? Почему меня бросила жена? Вернется ли она назад? Почему Хишам родился увечным и почему он исцелился именно сегодня? Почему Хишам – это «зрячий среди слепцов»? Что означает «Последний день»? Почему я боюсь смерти?.. Он, и только он, знает обо мне все. Он знает все обо всех и обо всем на свете.
Мужчина, который все обо всем знал, не ответил, он повернулся ко мне и легко, непринужденно сказал:
– А сейчас я попрошу тебя оставить нас с Хишамом наедине.
Как послушный ребенок, я встал, привел в гостиную Хишама и вышел вон.
Я не знаю, как и когда мой гость выскользнул из угрюмо молчащего дома. Хишам до сих пор погружен в свои мысли и не замечает ровным счетом ничего из того, что творится вокруг. Я подумал было, что он снова надолго потерял дар речи, но спокойное, удивительно беспечное выражение его лица быстро убедило меня в обратном.
Понятное дело, я растерян. Растерянным меня и застал ассистент, решивший лично проведать «больного» профессора и удостовериться в том, что его «дражайшему» здоровью ничто не угрожает.
– Вы заставили нас поволноваться, господин доктор… Будьте здоровы! Надеюсь, Вам уже лучше?
– Лучше. Намного. Слава Богу!
– Наверняка, всему виною погода: всего за последние два дня температура воздуха резко поднялась до тридцатипятиградусной отметки. Для этого сезона – явление необычное. Как вы думаете, кто отравляет нам климат? Ученые считают, что это все ядерные испытания…
– Кто знает? В этом мире возможно все. А в наше время – так и подавно.
– Да уж, наше время – это время чудес и странностей. Вот, например, назначение доктора Фарида Шуфана на пост ректора Университета, не удивительная ли вещь?
– Доктора Фарида?!
– Да-да, доктора Шуфана.
– Когда об этом объявили? Сегодня?
– Где-то с час назад. Уже год как мы, простившись с покойным ректором, – царствие ему небесное! – пытаемся угадать имя его преемника, но никто и не думал, что выбор мэра падет на доктора Фарида. Он никому не известен, в то время как Вы были и остаетесь ведущим нашим специалистом. Должность ректора должна принадлежать Вам. Так считает подавляющее большинство студентов и преподавателей Университета.
Я прекрасно знал своего собеседника, как хорошо я знал и его манеру преувеличивать, приукрашивать и даже измышлять факты, сообразуясь с извлекаемой изо лжи пользой. В ту минуту его пользой являлось мое благоволение. При этом все знали и о его смелых мечтах сменить меня – умершего ли, подавшего ли в отставку – за университетской философской кафедрой. Как бы то ни было, я в очередной раз притворился невеждой.
– Спасибо за добрые слова, коллега.
– Не за что, господин доктор, не за что. Необходимо говорить правду. Вы – единственный, кто обладает всеми достоинствами настоящего руководителя: Вы образованны, мудры, решительны, справедливы. В конце концов, Вы необычайно свободно говорите и пишете… Нет, не сказать тут правду никак нельзя!
Вспомнив о недавнем нашем разговоре с необычным пришельцем, я почувствовал себя брошенной на землю игрушкой, которую подлое насекомое, сидящее напротив, непременно желает осквернить… Но я был трусом и потому не мог ни сказать это моему собеседнику в лицо, ни, тем более, промолчать, так что продолжил разговор:
– Что Вы скажете, коллега, если наш Университет – равно как и всякий университет и всякая школа мира – внезапно закроет перед людьми свои двери?
Мой гость пренеприятно захихикал, но так и не смог скрыть под подлым смешком растерянности, явно читавшейся в каждой морщинке его хитрого, но глуповатого лица. Он-то доподлинно знал, что доктор Муса ал-ʻАскари никогда ни с кем не шутил, а значит, никак не мог подшутить и над ним. Помявшись, но так и не отыскав подходящего ответа, он заметил:
– Странный вопрос, господин доктор! Очень странно его слышать из уст такого мудреца, как Вы! Наверное, Вы все-таки шутите… Кхе-кхе…
– Отнюдь. Что Вы скажете, если все школы мира в один миг закроются?
– Если бы меня об этом спросил кто-то другой, я не удивился бы, но Вы – человек, который вложил всю свою жизнь, всю свою душу в учебу и преподавание… Странно это от Вас слышать, весьма странно!
– В чем же Вы увидели странность? Разве не было времени, когда не существовало школ?
– Вы хотите вернуть всех нас в каменный век или в доисторические времена?
– А может, я сейчас толкаю Вас в будущее?
– Кхе-кхе… Вы, наверняка, шутите, даже если и говорите, что не шутите… Мы и без того движемся вперед, а не назад.
– Как Вы докажете, что идете вперед, а не в противоположную сторону?
– Вам нужны доказательства? Извольте. Посмотрите вокруг, посмотрите на цивилизацию с ее открытиями! Экономика, педагогика… да все на свете! Все, что сегодня есть на земле, – это мечта, несбыточная мечта наших предков, веривших в чудеса настоящего!
– Например?
– Например, мы покоряем открытый космос. Скоро наша нога ступит на Луну, Марс, Венеру и другие планеты.
– Кто это ступит на Луну, Марс, Венеру? Разве не обычные люди, похожие на меня и на Вас?
– Конечно.
– Неужели, долетев до Луны, люди разом изменятся? Может, они больше не будут рождаться от мужчины и женщины? Или они не будут алкать и жаждать, любить
