class="p1">Грейс должна была предложить прочитать телеграмму, и все же какая-то часть ее была слишком труслива, чтобы увидеть слова внутри.
Миссис Уэзерфорд сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, конверт затрепетал в ее дрожащей руке. Чувство вины пронзило Грейс, оно было намного меньше, чем ее страх, но все же достаточным, чтобы хоть что-то сделать. В конце концов, ожидать, что миссис Уэзерфорд справится с этой задачей, было жестоко.
Грейс взяла себя в руки и прошептала:
– Хотите, чтобы я открыла его?
Миссис Уэзерфорд покачала головой.
– Я должна… – Ее голос дрогнул. – Мы должны знать.
Ее руки так сильно дрожали, удивительно, как она вообще смогла открыть конверт. Не осознавая своих действий, Грейс вцепилась в руку миссис Уэзерфорд, когда та начала медленно разворачивать письмо, и взору предстали слова: «С глубоким сожалением сообщаю вам…»
Миссис Уэзерфорд резко ахнула и медленно развернула оставшуюся часть телеграммы. Сообщение было напечатано на белой полоске, заглавные буквы выделены жирным шрифтом, поскольку эти слова безвозвратно изменят их жизнь.
«С глубоким сожалением сообщаю вам, что ваш сын, Колин Уэзерфорд, объявлен погибшим во время нападения в Дюнкерке…»
Конверт и телеграмма выпали из руки миссис Уэзерфорд и, закружившись, упали на пол. Это не имело значения. Грейс не нужно было читать дальше.
Колин погиб.
– Мой сын, – всхлипнула миссис Уэзерфорд. – Мой сын. Мой сын. Мой милый добрый мальчик. – Она посмотрела на свои дрожащие руки, в которых теперь не было письма, как будто не верила, что только что держала его.
Ком подкатил к горлу Грейс, перекрыв кислород, и горькие слезы выступили на глазах.
Зияющая дыра разверзлась в ее душе, когда она осознала необратимость его утраты. Гнев, печаль и беспомощность – все эти чувства переполняли ее. Колин не должен был умирать таким образом. Он был слишком удивительным, чтобы стать просто одним из тридцати тысяч погибших.
Он больше никогда не принесет домой еще одно раненое животное, чтобы выходить его, и не встретит Грейс с застенчивым румянцем. Их мрачное, безнадежное существование нуждалось в его свете, а теперь он потух навсегда.
Истошный вопль наполнил комнату. Миссис Уэзерфорд упала на колени, не глядя схватила конверт и скомкала его в кулаке, как будто это могло каким-то образом удержать землю под ногами.
Тысячи женщин по всей Британии получали подобные телеграммы, в которых несколько слов, напечатанных жирным шрифтом, разрывали их нежные сердца, навсегда меняя их жизни невосполнимой утратой.
Грейс поймала себя на мысли, что сейчас как никогда хочет услышать новости от Вив и Джорджа, узнать, что они в безопасности перед лицом такой неопределенности и горя.
На следующее утро только Грейс передвигалась по дому, миссис Уэзерфорд осталась в постели.
К тому времени, когда Грейс проснулась, свежевымытая чашка пожилой женщины отсутствовала на решетке, где обычно сушилась. Когда попытка принести миссис Уэзерфорд чай осталась без ответа, Грейс поставила небольшой поднос у ее двери в надежде, что он послужит ей хоть каким-то утешением.
Наверное, Грейс следовало позвонить мистеру Эвансу и отпроситься с работы в тот день, но она не хотела оставаться дома наедине со своими мрачными мыслями и потеряться в безутешном горе, которым стала для неё смерть Колина. На протяжении всей ночи мысли о его смерти мучили ее, обжигали грудь, как языки пламени в итальянском кафе, и стальными тисками сжимали сердце.
Она хотела, чтобы ее день был заполнен заказом новых книг и разговорами с покупателями «Книг на Примроуз-Хилл». День уже был теплым, сухой воздух раздражал ее заплаканные глаза, которые по-прежнему выглядели покрасневшими и опухшими, несмотря на дополнительный слой туши и пудры для лица.
Когда она вошла в магазин, мистер Эванс поднял глаза от книги бухгалтерского учета и сразу же выпрямился.
– Что случилось?
– Телеграмма. – Это было все, что Грейс смогла ответить. Рот Эванса сжался в жесткую линию.
– Колин?
Грейс кивнула. Мистер Эванс закрыл глаза и долго оставался в таком положении, прежде чем моргнул и снова посмотрел на Грейс.
– Он был слишком хорош для этой чертовой войны.
Горло Грейс сжалось от знакомого чувства скорби.
– Идите домой, мисс Беннетт. – Кончик его носа порозовел. – Я покрою вашу зарплату за следующую неделю.
Она категорически замотала головой.
– Я предпочла бы поработать. Пожалуйста. – Даже она слышала отчаянную дрожь в своем голосе.
Он долго всматривался в ее лицо и кивнул.
– Но, если захотите уйти, вам нужно только попросить.
Она благодарно кивнула за возможность отвлечься от своего горя.
Как оказалось, от этой подавленности невозможно было убежать. Она следовала за Грейс по пятам, как тень, и проникала в мысли каждую секунду, стоило девушке лишь попытаться отвлечься. Эта удрученность напоминала Грейс о Колине, бережно держащем в своих больших нежных руках раненое животное, и о том, как звук разбитого окна итальянского кафе разнесся по влажному ночному воздуху. Она не давала ей забыть о том, что Грейс была не в состоянии предотвратить смерть Колина или происшествие в итальянском кафе, тем самым подчеркивала ее абсолютную беспомощность.
Какое-то время Грейс находилась в тесной подсобке, давая волю слезам, и тут вошел мистер Эванс. Он резко остановился и неуверенно уставился на нее широко раскрытыми глазами. Грейс отвернулась, желая, чтобы он ускользнул, как сделал это на днях в случае с рыдающей матерью.
Вместо этого его шаги приблизились, и перед ней появился носовой платок. Грейс приняла его, поскольку ее платок уже был насквозь мокрый, и вытерла глаза.
– Простите меня…
– Даже не думайте извиняться за свои чувства. – Он облокотился на ближайшую к ней стопку книг. – Никогда не извиняйтесь за свои чувства. Хотите, – развел он руки в неуверенном жесте, – поговорить об этом?
Она бросила на него пристальный взгляд, чтобы оценить, насколько он искренен. Мистер Эванс смотрел на нее, не мигая, с серьезным выражением лица. Он не шутил.
Грейс едва не отказалась. Потому что никакие разговоры не могли вернуть Колина. На самом деле, она даже не знала, сможет ли проглотить вставший в горле ком, чтобы преодолеть эту мучительную боль и хоть что-то сказать.
Но потом она вспомнила итальянское кафе, свое молчание, и чувство вины нахлынуло на нее с новой силой.
– Вы когда-нибудь делали что-то такое, чего потом стыдились?
Его густые брови приподнялись от удивления. Видимо, он ожидал, что она заговорит о чем-то другом.
– Да, – ответил мистер Эванс после минутного раздумья. – Думаю, что большинство людей проходили через это. – Он скрестил руки на груди. – Если это имеет отношение к Колину, я уверен, что он простил бы вас. Он был именно таким человеком.
У нее снова заныло в груди. Грейс сглотнула
